Долгая дорога домой

Фриц фон Меркель обычно не впадал в тоску и не верил в безвыходные ситуации. Но и разума он тоже не был лишен, поэтому вместо того, чтоб бросаться голой грудью да на запертую дверь, предпочитал найти калитку в стене. Обычно возле той калиточки можно было найти и симпатичную служаночку... Да только тут не было ни служаночек, ни калитки. Только таверна, да залившиеся вином друзья. Сплошная безысходность. И он, как отвечающий за них офицер. Единственный трезвый. Ну что поделать, если достались ему такие сослуживцы. Верней, остались. Но долг они свой выполнили, сопроводили дипломата в Севилью, как и было приказано. Правда, по пути потеряли большую часть отряда. Восемь человек осталось. Восемь — из двадцати пяти. Да и вправду сказать — какой дурак это придумал? Они ж не разведчики, они честные драгуны... Вспоминать, как они пробирались через охваченные войной и разором земли, Фрицу не хотелось. Что в Пруссии, что здесь, в Испании, все было едино — богатые богатели, нищие нищали. И война не была тому причиной или помехой Фриц сделал еще глоток вина. И поморщился — вместо ожидаемой кислоты были сладость и терпкость. Опять обман. Вся эта страна, все это путешествие — сплошной обман. Что же им сказали, когда они сопроводили чёртова Келлера? Сказали — свободны, делайте что пожелаете. Вот вам ваши пять сребреников, гуляйте, драгуны! Добирайтесь домой как хотите, фон барон обратно не собираются, а дома — вы уже записные дезертиры. Потому что кто будет разбираться с тем, что им был отдан такой приказ? Законопатят, если не расстреляют на месте. Фриц подкрутил повисший было ус и огляделся. Его товарищи пропивали оставшиеся деньги, затуманивали голову здешним коварным вином. А в таверне тем временем назревала драка. К какому-то разодетому в пух и прах павлину пристали местные моряки. А может, и грабители, кто их, чернявых, разберет. И если бы павлин тот был один, Фриц даже бы и не дернулся. Но за его спиной сидела маленькая пташка, как раз из тех женщин, что нравились ему. Скромно одетая, с вуалью на голове. Но через кружево сверкали яркие глаза, и подбородок надменно вздергивался вверх. Нет-нет, никто не достоин ее величия. Ах, если бы она улыбнулась... Фриц даже представил милые ямочки на щечках и улыбнулся сам. Дама не одергивала своего павлина, но когда кто-то из бандитов что-то ей сказал — отрезала таким тоном, что они сначала остановились, а потом расхохотались. — Какая пташечка.... — Чего? — неуверенно произнес Ганс. — Да ничего. Подраться хочу, кулаки зачесались, — ответил Фриц, надевая отложенную на время еды каску и поправляя горжет. — Ну это.. давай. Зови, если что, — добавил друг и сделал еще глоток. — Непременно, — сквозь зубы процедил Фриц, вставая со стула. Один из молодчиков уже схватил его пташку за руку. А через несколько секунд на плечо этого умника опустилась тяжелая рука Фрица. — Ну, что тут происходит? Вся компания, замершая у стола, разразилась потоком слов. Молодчики явно не обрадовались, павлин же наоборот. И только пташка молчала. — Я не понимаю по-испански, — сказал Фриц и оскалился. — Зато понимаю кое-что другое. Отпусти-ка даму. Бандит все-таки убрал руку с ее запястья, и фон Меркель улыбнулся уже добрее. — Вот и молоде... Этот молодец засветил ему в живот! Фриц согнулся, но добавить удар еще и по голове помешала каска. Попробуй-ка ударь, если с темечка на тебя шип нацелился. Тем временем павлин отскочил куда-то в сторону, утащив за собой пташку. А с мест повскакивали драгуны. — Фрица бьют! И тут уж пошла драка. Кабацкая, привычная. Которая случается всякий раз, как два отряда окажутся в одном месте, и не так уж важно, за что и почему — бей, круши, ломай скамью о хребет зазевавшегося, пускай в ход бутыли да стаканы. Посторонись душа, а то оболью. Кончается все тоже довольно быстро: на ногах стоит пара человек, все остальные — кто на столе, кто под столом, кто под лавкой. А павлинчик что-то говорит шатающемуся Фрицу, да только кто его поймет-то? Фон Меркель пытается вслушаться и ловит что-то вроде: — Серна! Видимо, павлина так зовут. Ну что ж, не самое плохое имя. Фриц представился в ответ, павлин благосклонно кивнул и пошел-таки к выходу из таверны. А вот пташка... пташка шагнула к Фрицу и что-то сказала — с ненавистью, зло. Сверкнула глазами и пошла вслед за павлином. А Фриц так и остался стоять в недоумении. Что он сделал-то? *** Папаша Хулио не был дураком. Быть дураком и при этом трактирщиком — это же сказки какие-то. И потому, когда благородный сеньор де ла Серна вместе с женой удалились из таверны, он только с облегчением перевел дух. Ну и что, что драка случилась, не в первый раз. Зато племянник алькальда не пострадал. Папаша Хулио даже чувствовал некую благодарность к этим северным дикарям, вмешавшимся в назревшую свару. Но и денег терять он не собирался. Поэтому стоило затихнуть шагам благородного сеньора, как папаша подскочил к главному среди немецких наемников и потребовал с него плату. Ведь кто будет вносить деньги за разруху в таверне? Уж никак не местные, которые просто мимо проходили, да решили с важным господином поздороваться. А вот загулявшие чужаки-драгуны все и оплатят. Ах, они язык не понимают? Да папаша Хулио смогет объяснить и без языка! Жестами! Немец кривился, прижимал руку к животу, куда ему засветил брат Хосе-мясника, и делал вид, что не понимает. Ну ничего, и не таких обламывали, да облапошивали... — Риииико! Подь сюды! Иди, кому сказано! Немец смотрел недоуменно. А мелкий негодник отозвался только на третий оклик. Ведь выгнать бы мерзавца, да жалко. Сын брата все-таки, хоть и непутевый, ничего, вот исполнит приказание, уж Хулио ему уши-то надерет. — Так, живо беги за сеньором Алонсо. — За этой молью ученой? — Для кого моль, а для тебя — сеньор Алонсо! Живо, а ну! — Бегу, дядюшка, бегу! Паршивец вылетел из дверей, слегка ускоренный подзатыльником, а папаша Хулио повернулся к немцу. Тот стоял, опираясь на стол, и думал о чем-то возвышенном. Не иначе о девке какой-нить, ведь только при мыслях о них, проклятых , лица солдат приобретают такое дурацкое выражение. Хулио не стал его тревожить, а с несчастным видом принялся собирать стаканы, уцелевшие после драки. И всякий, взглянув на него, понял бы, кто здесь наиболее пострадавший.. Через десять минут, однако, папаша Хулио готов был плеваться и проклинать тот факт, что драгунов занесло сюда. У них не было денег. Ну то есть деньги-то были, но их хватало аккурат за оплату их выпивки и драки. А остальное у их офицера вытащить не было никакой возможности, просто оттого что не было ничего остального. Он сплюнул и потер стакан, оставляя разводы. Вот ведь принесла нелегкая... Так что к тому моменту, когда Алонсо явился в таверну, папаша Хулио и сам был не рад, что его позвал. Придется ведь просить перевести разговор, иначе зачем его вообще с кровати подняли. — Что тут у вас? — поморщился сеньор Хесус Рамон Алонсо, бледный и тощий студент. Он обычно приходил на помощь папаше Хулио, но требовал за это немалую мзду. Правда, и помощь его требовалась не так часто. Сюда редко заносило англичан и немцев. — Да вот, сеньор Алонсо... — начал было папаша Хулио и осекся, потому как стоявший задумчиво усатый драгун внезапно встрепенулся и подошел к ним. Сгреб трактирщика за грудки что-то прорычал. — Сеньор, сеньор... — начал Алонсо и перешел на ту белиберду, которую эти драгуны называли языком. Крепкая хватка разжалась, и папаша Хулио смог вздохнуть. — Кто к вам заходил сегодня? Какой Серна? — переводчик повернул голову к трактирщику. — Как это какой, ты что, сеньора де ла Серна не знаешь? — Я не знаю. А он вот, — Алонсо ткнул пальцем в сторону драгуна, — знает и интересуется, кто это и где живет. Да, его зовут сеньор фон Меркель. — Кого? — не сразу понял Хулио, пытаясь выкрутиться из ситуации, ведь если он скажет этим бандитам о сеньоре де ла Серна, а потом с достойным племянником алькальде что-нибудь случится, то кто полетит в реку с перерезанным горлом? Папаша Хулио, конечно. — Его, — тонкий палец Алонсо почти уперся в железную штуку, висящую на шее драгуна. — А, да, приятно познакомиться, так зачем ему де ла Серна? — попытался выкрутиться Хулио. Фон Меркель снова что-то прорычал. — Отвечай, — равнодушно перевел Алонсо. — Хорошо-хорошо. Сеньор де ла Серна, брат нашего алькальда. Очень достойный человек, — зачастил Хулио, ведь алькальд-то он далеко, а этот фон Меркель вот он, рядышком, сверкает глазами и усы крутит. — Еще. — Ну что еще-то, что еще. А! Назначили его губернатором одной из областей Испании в Новом Свете, вот вроде завтра-послезавтра уезжать должон. — Где он живет? — Ааа.... ээээ... ну как он поймет, даже если я объясню? Он же города не знает, заплутает и я буду во всем вино... — Я знаю! И могу сеньора проводить! — Рико, вот ведь крапивное семя! — Только вот мне денежку пускай заплатит за проход. Проведу наилучшими путями! И мелкий негодник подмигнул. — Ты мне еще побегай! — взревел папаша Хулио и осекся, потому что фон Меркель посмотрел на него весьма недобро и положил ладонь на эфес шпаги. — Так ты проводишь их? — поинтересовался Алонсо. Рико Мартинес с готовностью закивал. — Ну, тогда идите сейчас, пока сеньор де ла Серна не уехал. Командир ураганом прошелся по таверне, поднимая своих драгун пинками и зуботычинами. Папаша Хулио даже позавидовал — через пять минут перед ними стояли не просто восемь забулдыг, только что напившихся и подравшихся, а восемь весьма бравых солдат — пусть от них и пахло вином и потом. Фон Меркель провел им смотр и довольно подкрутив усы, спросил что-то у Алонсо. А потом произнес по-испански такое, что у трактирщика из рук выпал стакан. Бледный и невозмутимый сеньор Алонсо покраснел как мальчишка, но ответил фон Меркелю. Когда солдаты, грохоча ногами и остатками обстановки, наконец убрались из таверны, разъяренный Хулио потребовал у Алонсо отчета: — И вот что ты сделал, а? Они же сейчас... — Да ничего они не. Успокойтесь, сеньор Андреас. Им не нужны неприятности. Я думаю, они отправятся наниматься на службу. — С такими ругательствами не на службу отправляются, а в бордель! Тут сеньор Алонсо опять мучительно покраснел и ответил: — Он меня спросил, что делать, если понравившаяся женщина говорит так по-испански. И произнес вот то, что вы слышали. — И что ты ответил? — Извиняться. *** Уличный воздух чуть охладил пыл, и, пройдя где-то около квартала, Фриц остановился, и соответственно, остановил мальчишку, подрядившегося их провожать. — Алонсо, — произнес он и, указав рукой на Мартинеса, а потом на себя. Мальчишка что-то забормотал на испанском. Фриц поморщился и произнес, сопровождая слова жестами: — Ты. Приведешь. Алонсо. Сюда. Мартинес, видимо, поняв, что от него требуется, покивал головой. И, развернувшись, припустил в сторону таверны так, что пятки засверкали. — Фриц, слушай, что происходит? — воспользовавшись передышкой, поинтересовался Ганс. Он ровнее всех держался на ногах, и можно было не без оснований думать, что он — самый трезвый из оставшихся солдат. — Да ничего особенного. — Чего это? Куда мы мчимся? — Да, Фриц, я вот не пойму, куда мы в ночь поперлись? — Да! Мы еще не все допили! — загомонили остальные, перебивая друг друга. Фриц просто на них посмотрел. И под взглядом этих неярких серых глаз они постепенно замолчали. — Значит, так. Еще немного, и мы вовсе останемся без денег. А что будет дальше, я вам и так скажу, тут к гадалке не ходи — нас ждет судьба любого вооруженного отряда без дела и пищи: либо разбой, либо наем на службу. И вот ты, Ганс, можешь мне сказать, что хуже, грабить таких же невезучих, как мы, или служить очередному павлину? Ганс только безмолвно помотал головой. — Хорошо. Я... я просто хочу домой. Но пока этот французишка на троне и идет война, мы не сможем вернуться. А становиться разбойником я не хочу. Так что решайте, идете наниматься к де ла Серне или нет. Я вот — пойду. Фриц еще раз обвел всех взглядом и добавил: — Просто в этот раз дорога домой будет гораздо дольше. Солдаты молчали. Никто не хотел быть первым, кто откажется, или первым, кто согласится. Фриц мог бы просто приказать, но он этого не сделал. И непривычные к раздумьям головы явственно скрипели от натуги. Они привыкли подчиняться приказам, а тут пришлось выбирать. — Мне вот все равно куда, Фриц. Домой ли, не домой. Только быть вне закона не хочется, не для того я присягу давал, — Ганс хлопнул его по плечу. — Так что я с тобой. Вдалеке послышался шум шагов, это из-за угла выходили мальчишка и переводчик. — Да чего тут говорить, ребята, — добавил Гуго — И так все ясно. Мы с тобой, Фриц. Остальные закивали, а фон Меркель наконец получил возможность хоть немного расслабиться. Когда Мартинес и Алонсо подошли ближе, Фриц даже смог улыбнуться. — Я подумал, что без переводчика мы не обойдемся. — Но если вас наймут, вам придется учить язык. Я с вами в Новый Свет не поплыву. — Да, но тут вы нам еще поможете. — Идемте, хотя я всерьез сомневаюсь, что нас примут. Ночь на дворе. — Но они могу уехать уже утром, а де ла Серна — хороший шанс. — Сеньор де ла Серна, не забывайте, вы теперь в Испании. — Хорошо. И пока они шли по узким улочкам Севильи, Фриц выкинул из головы мысли о том, примут ли их, или нет. К чему зря переживать? Там видно будет. Но вот женщину, назвавшую его ослом, который вмешивается не в свое дело, из головы отчего-то выкинуть не получалось. И он все еще думал о ней, даже в тот момент, когда они оказались перед воротами большого дома. Ворота были распахнуты, везде царил шум и гам. На подводы грузили какие-то сундуки, и посреди вавилонского столпотворения стояла женщина, распоряжавшаяся всем этим. — Сеньора сердится, что отъезд перенесли на сегодня и не все еще успели погрузить, — меланхолично перевел Алонсо. — А кто она? — спохватившись, спросил зачарованный Фриц. — А я откуда знаю? — возмутился Алонсо. — Видимо, хозяйка дома. Фриц начал продвигаться сквозь толпу, за ним двинулись и остальные, образовав плотный клин, в середине которого оказался зажатым тощий переводчик. Остановившись перед грудой вещей, на которой, как на постаменте, стояла женщина, Фриц представился: — Фриц фон Меркель! Фрау... Женщина обожгла его коротким взглядом и, развернувшись в другую сторону, что-то прокричала. — Фернандо. Там к тебе твой защитник пришел, — перевел Алонсо. Откуда-то из угла появилась шатающаяся фигура сеньора де ла Серны. Женщина фыркнула и, подобрав юбки, собралась спускаться. Фон Меркель протянул руку, чтобы ей помочь. Проигнорировав его, она спустилась сама и, круто развернувшись, так что подол юбки хлестнул по сапогам Фрица, направилась к дому. — Сеньора почему-то на вас обижена, — осторожно добавил Алонсо, благоразумно не высказывая предположение о том, чьим хорошеньким губкам принадлежала та, смутившая всю таверну, фраза. Сеньор де ла Серна, наконец добравшийся до них, пьяно икнул и навалился плечом на Фрица, обнимая того за пояс. — Спаситель. Друг мой. Проси чего хочешь, — монотонно перевел Алонсо пьяные выкрики Фернандо. — Скажи, что хотим наняться, и будем его сопровождать, и плату скажи нормальную. — Он согласен. И даже назначил вас своим адъютантом. Кстати, — тут Алонсо немного оживился, — предлагаю вам записать это в договоре найма. — Давай, — кивнул Фриц. Во дворе продолжалось столпотворение и бардак, в ухо дышал пьяный павлин, а его ребята, словно эскадронные кони, дремали стоя. Алонсо и секретарь де ла Серны выводили черные буквы на контракте. Той женщины не было видно. А где-то в порту ждал корабль, который уйдет с сегодняшним приливом. И дай-то Бог, чтобы и они были на этом корабле. В этот раз им предстоит очень долгая дорога домой. *** Вот уж чего Рикардо Мартинес не ожидал, так это того, что Новый Свет окажется похуже Старого. Тогда, той весенней ночью, ему показалось, что вот он, шанс — вырваться из таверны дядюшки Хулио, начать свою жизнь не на улицах Севильи, а в другом месте. Там, где не знают всех его родственников до пятого колена, и сыном потаскухи вряд ли назовут. Что ж, в какой-то мере он был прав. Фернандо де ла Серна, губернатор Нуэво Арагона, не скупился на деньги для своего маленького наемного отряда. И Мартинесу, который хвостиком прилепился к солдатам, тоже кое-чего перепадало. Но потом ветер переменился. И что стало причиной нынешнего его печального положения, Мартинес не знал. Но если б он нашел того доброхота, который присоветовал губернатору сделать его пажом при сеньоре Карменсите де ла Серна, уж Мартинес бы ему руки-ноги пооборвал. Сеньора была строга, остра на язык — и у нее вечно находились какие-то дела, которые непременно нужно сделать здесь и сейчас. И нельзя отложить на потом. Хуже папаши Хулио, чесслово. Да и какой из него паж? Эти самые пажи должны быть смазливыми слюнтяями, чтоб, значится, приятностью облика услаждать взор. Это так губернатор сказал, когда его жене представлял. Но тут же добавил, что если и сеньора усладить взор его не может, так и паж пусть будет ей под стать. В общем, хозяйка еще два месяца шпыняла его только из-за шуточек мужа. Попал как кур в ощип. Мартинес тяжело вздохнул и быстро посмотрел по сторонам. Никто не заметил? Но среди сонма тяжелых вздохов, испускаемых драгунами, его вздох был незаметен. Это была еще одна идея губернатора. Тому, конечно, нравилось, что его наемный отряд ни черта не понимает по-испански. Но была в этом некая неудобность, которая была распознана только в конце первого года их службы. Когда губернатор их распекал, они тоже не понимали! Вот поэтому сейчас в комнате страдали все — драгуны, которым пришлось-таки учить язык, Мартинес, которого приставили помогать учителю. И сам учитель. Верней, учительница. Потому что, как оказалось, единственной хоть немного знающей прусский была сеньора де ла Серна. — Записали? Не слышу! — Да, сеньора, — хором ответили драгуны. Маленькая женщина надменно вздернула подбородок и оглядела сидящих за столами. — Я действительно не могу понять, зачем Фернандо вас нанял. Такой тупости я не видывала уже давно. Хотя, может быть, он под себя солдат подбирал? Мартинес за ее спиной скривился. Хозяйка была остра на язык, и те, кого она невзлюбила, узнавали об этом первыми. На протяжении всех занятий она поливала их ядом и насмешничала. И, в общем-то, Рико даже знал, почему она так себя вела. Это сеньора Карменсита сказала ему в первый же вечер его службы. Ведь если бы в ту драку не вмешался капитан фон Меркель, кто знает, может быть, она была бы уже довольно богатой вдовой. И ей не пришлось бы ехать в эти дикие места! Про себя Рико думал, что хозяйка, конечно, мегера, но и сам губернатор хорош. Даже в таверне он не видел такого количества девок, которые бывали в губернаторском дворце. Сеньора де ла Серна остановилась у стола, за которым сидел капитан фон Меркель. Взяв двумя пальцами лист, она просмотрела его наискосок и нахмурилась. — Надо же, у некоторых солдафонов бывают мозги, — потом листик вернула и добавила: — пишите дальше, не отвлекайтесь. Сеньора вернулась к доске и устроилась в кресле. — Мартин! Принеси воды. — Да, сеньора. Мартинес скривился, но пошел за водой. К сожалению, в кухне вода была только горячая. А принести сеньоре горячей воды значит заработать взбучку на неделю вперед. В подвале воды тоже не было. Только вино. Так что пришлось бежать до колодца. И возвращался Мартинес с тяжелым кувшином и тяжелым сердцем. Время урока уже кончилось, и нахлобучки не избежать. Перед дверьми комнаты, в которой проходил урок, он остановился, перехватив кувшин поудобнее. И услышал: — Ну так чего ты открещиваешься, а? Вон, я тебе уже кучу солдат нагнал — выбирай не хочу! а ты носом вертишь! — Что?! Значит, ты хочешь, чтобы я последовала твоему примеру и изменила клятве, данной перед лицом Господа? Ты... И ты... ты их специально сюда пригнал?! — А с чего бы я их взял на службу-то, а? Мне и так солдат хватает! Вон капитан как на тебя смотрит, чисто как на икону... Завязывай со своими капризами. И благодари Бога, что я у тебя есть. Какой бы муж еще жене собственноручно любовников выбирал? — Никогда! Мерзавец! Подлец! Негодяй! Я... Звук пощечины, раздавшийся в комнате, заставил Мартинеса вздрогнуть и, чуть не расплескав кувшин, метнуться в нишу у двери. — Еще раз рот откроешь — в монастыре сгною. Фернандо де ла Серна вышел из комнаты, с грохотом захлопнув дверь. — Тварь такая. Нос воротит, ну ничего, я еще ей покажу, кто в доме хозяин. Бормоча под нос ругательства и пьяно пошатываясь, он свернул за угол и исчез из виду. Мартинес перевел дух и осторожно открыл дверь. Тихие рыдания вперемешку с проклятиями стали слышны сильнее. Он прокрался в комнату и, налив в стакан воды, пристроил кувшин на столе. — Сеньора... Сеньора, выпейте воды. Вам полегчает. Карменсита подняла на него лицо с красным следом от пощечины, и шмыгнула носом. — Ааа, Мартинес. Ты ведь такая же размазня, как и твой капитан, верно? Давай сюда стакан. — А... но... — Знаешь, чем плохо то, что он смотрит на меня как на икону? Он просто смотрит. И не вмешивается. Она высморкалась в платок и сделала несколько глотков. — Ладно, иди, принеси мне пудру. И поживее. — Но... — Иди, мальчик. И не переживай. Хорошо, что не вмешивается. Каким бы ни был Фернандо — он мой муж, а брать на душу грех убийства я не хочу и не буду. Иди. И сеньора Карменсита улыбнулась ему. *** Фриц проснулся от воя. На миг показалось, что это Дикая Охота мчится над домом, собирая души грешников. Но стоило открыть глаза и увидеть выжженное до белесого цвета небо, как стало понятно, что это не дом, не Пруссия и даже не Европа. Пес не прекращал выть, и это значило, что случилось что-то явно нехорошее. Фриц вскочил с постели, быстро оделся, прикрыв окно, чтобы за день комната поменьше нагрелась, вышел за дверь. Вой не прекращался. У Потрошителя, собаки Фернандо де ла Серна, действительно была луженая глотка. Как, впрочем, и у самого губернатора. Была. Замерев перед распахнутой дверью, Фриц смотрел, как у постели де ла Серна суетится маленький лекарь. Но если сеньор Мигель не стал еще Христом, то и воскрешать мертвых у него вряд ли получится. Все к этому шло. Пьянство, девки, количество которых все увеличивалось, обжорство... и власть, которую так хотел себе полковник Уэрта. Все полетело к чертям шесть лет назад, когда полковник впервые появился в Нуэво Арагон. Даже тогда было ясно, что амбиций у него — выше колокольни собора, а власти тогда совсем не было. Но зато сейчас полковник — начальник над всеми военными провинции, не исключая и Фрица, а посему.... Когда Уэрта стремительно прошел в комнату, Фриц вытянулся во фрунт и, щелкнув каблуками, отрапортовал: — Полковник Уэрта, капитан фон Меркель к вашим услугам. — Так. Отлично, — полковник оглядел комнату и находящегося в ней лекаря и вновь повернулся к Фрицу. — Я знаю, вас нанимал лично сеньор де ла Серна. Но в связи со сложившимися обстоятельствами, думаю, рассчет мы вам дать сможем... — Никак нет, полковник! — В смысле? — Меня нанимал сеньор губернатор, чтобы я был его адьютантом! Только следующий губернатор сможет избавить меня от моей присяги! — Фриц еще раз щелкнул сапогами, смотря в точку чуть выше плеча полковника. — Так. Значит, вы пока остаетесь. Хорошо. Ваши люди? Вопрос был хорош и в то же время смешон, потому что и Уэрта, и Фриц оба знали, что отряда как такового уже не существовало — кто-то погиб, кто-то вернулся в Испанию после первых пяти лет найма. Кто-то осел здесь, в Нуэво Арагоне. Женился и обзавелся домом. — Присягу приносил лично я, сеньор полковник! И не намерен от нее отрекаться. Остальные же... Уэрта посмотрел на лекаря и на тело на кровати и прикрикнул: — Да уймите же пса! — потом повернулся к Фрицу и добавил: — Довольно. Сообщите сеньоре де ла Серна о произошедшем. — Какую причину смерти сообщить сеньоре? Полковник скривился: — Скажите, что умер от малярии. Нечего расстраивать ее тем, что он подхватил болезнь от одной из своих девок. — Слушаюсь, сеньор. Фриц отсалютовал и вышел из комнаты, сопровождаемый тем же горестным воем в спину. Собаки вернее людей, и о гибели Фернандо де ла Серна скорее всего сожалеть будет только Потрошитель. Комнаты Карменситы находились в другом крыле, и пока Фриц шел по коридорам и поднимался по лестнице, он все думал, как сказать. Ведь, с одной стороны, он сожалел о смерти Фернандо. В конце концов, фон Меркель служил ему около семи лет. Долгий срок, за который случалось и плохое, и хорошее. А вот с другой стороны — он был мужем женщины, которая нравилась Фрицу, несмотря на неравенство в положении, несносный характер и острый язык. Карменситу нельзя было назвать красивой. Но каждый раз, когда он видел ее силуэт на лестнице или во дворе, сердце замирало. И приходилось отворачиваться, чтобы боль в груди была слабее. Он запрещал себе думать о ней, но сейчас, стоя перед дверьми в ее комнату, Фриц не решался постучать. Вот же, теперь она вдова и свободная женщина. Но пока не знает об этом, и... Дверь распахнулась, и Марита, компаньонка Карменситы, едва не врезалась в него. — Сеньор капитан? Фриц отсалютовал. Эта привычка, приобретенная уже здесь в Нуэво Арагон, делала жизнь гораздо легче. Ведь когда люди считают его тупым солдафоном, они почему-то думают, что он одновременно глух, глуп и нем. — Я к сеньоре Карменсите с донесением! — Пусть войдет! Ну? Что вы стоите в дверях? Или сюда, или отсюда, — Карменсита раздраженно дернула плечом и, запахнув пеньюар, скрестила руки на груди. — Что за донесение? — Сеньора... — Ну что? Я уже двадцать лет как сеньора! Давайте свое донесение. — Гут, — Фриц вдохнул поглубже и отрапортовал: — Сообщаю вам, что ваш муж сеньор де ла Серна скончался сегодня утром от малярии! — Ну? Это все? Тоже мне, новость! Чертова собака воет уже полчаса, и ее не заткнут никак. Значит, некому. Это все, что вы хотели мне сообщить? — Да... — ответил растерявшийся Фриц, ожидавший несколько другой реакции. — Ну, тогда возвращайтесь к своим делам... хотя вы же теперь не адъютант? Так что можете смело плыть в свою Пруссию. — Никак нет, сеньора! Я остаюсь на этой должности до назначения нового губернатора и его приказаний, — Фриц щелкнул каблуками. — Дурак. — Ч-что? — Ничего, — сеньора Карменсита сверкнула глазами. — Можете быть свободны. — А... что мне сказать полковнику? — Скажите, что я в трауре. Который с радостью буду носить. Нет, — сеньора взмахнула рукой, на миг открылась белая кожа в вороте пеньюара, — вот последнего можно не говорить. Все, свободен. Фриц еще раз отсалютовал и развернулся, чтобы выйти. — Туда ему и дорога, — тихо сказанная фраза не заставила его остановиться. Но потом Карменсита добавила: — Им всем. И Фриц не удержался. Ответил по немецки: — Надеюсь, когда-нибудь нам будет по пути. И получил в ответ: — Только по дороге в ад, — потом она перешла на испанский. — Я не думаю, что вас возьмут послушником в женский монастырь, куда лежит мой путь через несколько месяцев. Поэтому оставьте свои странные мечты. И... идите уже. — Слушаюсь, сеньора. Губы не хотели шевелиться. Но Фриц еще раз отсалютовал и вышел, уже не услышав, как Карменсита нараспев произнесла ему в спину: — Раз-маз-ня! *** — Так, Марита, не реви. А то я сейчас и сама зареву, а это никуда не годится. Сеньора Карменсита поправила мантилью и посмотрела в зеркало. Марита, стоящая за ее спиной, только шмыгнула носом, но вытерла слезы. — Вот и умничка. А то твой Мартинес вернется, а ты краснокожая как скво, — компаньонка только мотнула головой. Испанский она знала, но акцент был настолько жутким, что Марита чаще обходилась жестами. На самом деле ее звали совсем иначе. Но с изменением жизни поменялось и имя, и даже Мартинес зовет ее Маритой, хоть и знает, как ее звали раньше. Вообще, во всем, что случилось виноват именно он: вытащил из-под копыт лошади полковника Уэрты, притащил во дворец губернатора. Сказал всем, что она его невеста. И женился, невзирая на то, что она по испански тогда только "да" и знала. И к сеньоре Карменсите пристроил именно он. "Заместо себя", как Рико тогда выразился. Что ж, можно честно сказать, что эта ее жизнь была лучше прежней. Она хорошо спала и ела, муж ее не бил — да и попробовал бы он. Сеньора же Карменсита, несмотря на все капризы, тоже была хорошим человеком. Хорошим, и по-своему очень несчастным. — Давай сюда побрякушки. — Но синьиора. Там баньдиты, — рискнула все же предостеречь Марита. — Ты предлагаешь оставить все это здесь? Полковнику Уэрте? Ну уж нет, — Карменсита фыркнула — Они послужат взносом в монастырь. Она захлопнула крышку шкатулки и пристроила ее на сгибе локтя. — И потом, нас же будут охранять, верно? Будет шанс этим воякам себя показать. Марита только вздохнула. То, что сеньора Карменсита не любила капитана фон Меркеля, было известно всем. То, что он ей нравился, было известно только компаньонке. — Может, ви останитись? Синьиора? Капитн вьяс любить. — И что, до второго пришествия ждать, пока он соберется с духом что-то мне сказать? Молчи. Лучше уж в монастырь, чем замуж за такого, — Карменсита снова поправила мантилью. — Ну все, я готова. Да не реви ты опять! Марита кивнула. Но слезы все еще катились по ее щекам. Карменсита отложила шкатулку в сторону и взяла компаньонку за щеки, растянув их в улыбке. — Слушай меня. Я уезжаю к счастливой жизни. Мне там будет лучше, чем здесь, где ни племянничек, ни Фриц в случае чего защитить меня не смогут. У тебя есть Мартинес, так и держись за него. Хороший парень, может, у вас детки скоро пойдут. — Синьиора! — Марита вздрогнула и разрыдалась, уткнувшись головой в плечо Карменсите. — О Господи. Ну все уже, все, мне пора уезжать. Марита помотала головой и крепче вцепилась в хозяйку. Карменсита осторожно погладила ее по спине. — Девочка моя, ну успокойся. Не в последний раз видимся, приедешь как-нибудь... Скрипнула дверь, и на пороге появился Мартинес. — Сеньора! — Ну отцепи ты ее уже от меня. Не похороны же, всего лишь прощание... — Сейчас, сеньора, сейчас, — Мартинес подошел к ним и что-то тихо прошептал на ухо Марите, отчего та выпрямилась и просияла сквозь слезы. — Ну вот и все, сеньора, доброй дороги. — Доброй, доброй, — раздраженно проворчала под нос Карменсита, подхватила шкатулку и вышла из комнаты. — Ти думаейшь, они разбийрутся? — Ну, это последний шанс капитана, я не думаю, что он его упустит. — Хёрёшё би. — О, смотри, сеньора уже спустилась. Марита выглянула в окно и начала махать платком еще до того, как тронулись кареты. Она действительно желала Карменсите доброй дороги. Но искренне считала, что таковой может быть только дорога с хорошим мужчиной. А уж в хорошести Фрица фон Меркеля ни она, ни Мартинес не сомневались. *** Пыль лезла в глаза и рот, мешая дышать. Можно было повязать на лицо платок, как это делали все местные, но это значило совсем от них не отличаться. А быть похожим на солдат Уэрты Фриц не хотел. За семь лет, проведенных в Нуэво Арагоне, у него остался только мундир и шлем, да немецкие слова в речи. И ради чего все это? Данного когда-то слова? Или той женщины, что едет сейчас в карете? Фон Меркель кинул взгляд по сторонам и снова вернулся к своим мыслям. Чего он добился? Пренебрежения и насмешек, вот и все. И на любую попытку подойти ближе сеньора Карменсита отвечала ядом. "Кобра, а не женщина! Кобра!" — вспомнились пьяные жалобы Фернандо де ла Серна. Но сеньор губернатор даже из могилы добился своего — Карменсита собралась в монастырь. Пока она была его женой — никто не смог бы ее заставить туда уйти и развязать Фернандо руки. Но стоило ему умереть, так теперь она сама туда собирается. Что за существа такие эти женщины? Вот к примеру, Марита, жена Мартинеса — вроде кроткая такая, глаза вечно опущены, но Фриц видел, как к ней как-то пристали уланы Уэрты. Три дюжих мужика оказались на земле во мгновение ока, Фриц даже вмешаться не успел. А как посмотришь на нее — тихая мышка с книжкой в руках и зонтиком для сеньоры. Может быть, и сама Карменсита хоть что-то к нему чувствует? Фриц оглянулся на карету с занавешенным окном. Вряд ли. Было б хоть что-то, он бы заметил. Фриц подкрутил ус. Ничего, два дня пути, за это время многое может измениться, а посему не время думать об изменчивости женского сердца. Новый губернатор, сеньор Мигель, говорил о разбойниках. Ну, где эти козьи сыны, когда они так нужны? Хоть отвлечься от мыслей... Но разбойники не появлялись. Только птицы, вспугнутые топотом лошадей, вспархивали из придорожных кустов и обругивали путешественников на своем птичьем языке. И отвлечься было совсем не на что. В сгущающихся сумерках они остановились на ночлег. Фриц расставил людей, а сам устроился у колеса кареты. Эх, если бы с ним были его ребята... или хотя бы Мартинес. Но это были уланы Уэрты, причем Фрицу не дали возможности самому выбрать людей. Так что спать он собирался вполглаза. И был прав. Но то ли устал он за прошедшее время, то ли отвык от ночевок на свежем воздухе, только разбудил его не шорох крадущихся бандитов, а прилетевший откуда-то с дерева ананас. Фрицу в первый момент показалось, что это шалят обезьяны. Но потом он заметил фигуры в белом и радостно осклабился. Бандиты. Повод хорошо подраться. Драка и впрямь вышла знатная — шестеро на одного. Уланы Уэрты сбежали еще в самом начале, даже не остановившись на окрик. Трусы. А драка в тоже время оказалась странной. Его не пытались убить — только оттеснили от кареты. Но Фриц слишком поздно это заметил. Он рванулся перехватить, но куда там, кто-то из бандитов уже уселся на козлы и нахлестывал лошадей. Мыслью ожгло: "Карменсита!" И он бросился в погоню, но окрик его остановил. Сеньора де ла Серна почему-то не была в свой карете, как и когда она успела из нее выбраться, Фриц не мог себе представить. Он же дрался не более пяти минут... Но, Господи, как она на него смотрела! Какими яркими и сумасшедшими глазами! Когда Карменсита подняла мантилью и дернула его к себе, Фриц в первый момент растерялся. Нога подвернулась, и они покатились по траве, причем фон Меркель старался держать шпагу подальше, чтобы не порезать сеньору. А потом понял-таки, что целует любимую женщину. И больше не отвлекался от этого приятного занятия. *** Сезар затянулся и выпустил клуб дыма в воздух. Денек был на редкость хорош – облака прикрывали палящее светило, да еще откуда-то с севера дул ветерок. — Благодааать. Но радостное птичье пение и всю созерцательность Сезара нарушил неблагозвучный ослиный вопль. — Санчо, ну что тебе неймется? Трава плохая, или что еще? Эх, грехи наши тяжкие… Сильвааа! Сильвааа! — Из дома все так же продолжал доноситься размеренный храп. – Вот индюшка глухая! Сезар закряхтел и все-таки встал с лавки. — Ну, и зачем ты орешь, а? Неужто опять Орлиное Перо за пульке приперся? Вот ведь петух старый, все ему неймется… — огибая собственную хижину Сезар, продолжал бурчать под нос нелицеприятные характеристики своего старого друга – …вот поймаю еще раз рядом с женой, все перья повыдергиваю. Но первым, что увидел Сезар рядом со своим ослом, были сапоги. Отличнейшие, надо сказать, сапоги. Конечно, у сапог был и владелец, но, руку на сердце положа, таким бродягам сапог не положено. А вот Сезар нашел бы, куда их применить, это да… — Добрый день, сеньор, – поздоровался оборванец. — Кому добрый, а вот кому и не очень. Ты зачем мне скотину пугаешь, а? — Не пугаю. А прицениваюсь. — Да? И есть чем заплатить? Оборванец щелкнул каблуками, заставив Сезара задуматься о том, кто он вообще… и почему бродит по окрестным джунглям. — Слуш, мил человек, а зачем тебе осел-то, а? — Нужен. — Ну-ну. Коль нужен, иди другой дорогой. А мне мой Санчо нужней. Оборванец не выглядел слишком опасным, но и ружье, на которое Сезар опирался вместо костыля, тоже опасным не выглядело. Пока Сезар из него не стрелял. — Тогда…— оборванец замялся, – а ткани у вас никакой нету? — Для чего это? – подозрительно сощурился Сезар, краем глаза все ж косясь на сапоги. — Для дамы моей. — Для дамы? — Что ж ты, дурак, ее сюда не ведешь, а? – Возмущенно прогудела откуда-то сзади Сильва. Оборванец перевел взгляд на нее и остолбенел. Сильва действительно вызывала уважение своими размерами. Из нее смело можно было сделать трех Сезаров, и еще место для четвертого оставалось. — А люди разные бывают. Не хочу опасности подвергать, – ответил оборванец и снова щелкнул каблуками. — Веди ее сюды, – вздохнул Сезар. – Чаю попьем. Оборванец исчез в кустах. — Ты что, дурак? — тихо – ну, по ее мнению тихо – прошептала Сильва. – Ты где еще найдешь дурака, готового сменять хорошие сапоги на старого осла? — Да я… это… — Матерь Божья, ну зачем я за тебя вышла? Осел, может, сдохнет в следующем году, а сапоги ты еще года три проносишь! — Да я… это. — Что? Не хочешь? Ну и сиди тогда осел ослом! — Да замолчи ты, женщина! – гаркнул Сезар, вспомнив молодость. Когда Карменсита и Фриц снова показались у старой хижины, глазам их открылась весьма необычная картина. — Кххм. — А… да! – Прекратив поцелуй, Сезар почесал остатки седых волос на затылке. — Вот поэтому я за тебя и вышла, – мечтательно прогудела Сильва и обратила затуманеный взор на гостей. – Девочка! Господи, что ж тебя мужлан твой, по всем джунглям таскал? Вся исцарапанная! Идем в дом. Карменсита и пикнуть не успела, как ее утащили за собой в хижину, а Фриц и Сезар остались около осла. — Да… кхмм. — Сезар отвел взгляд в сторону и затянулся почти потухшей сигарой. — Хорошая у вас жена. — Да и у вас – красотка. — Она не жена, – потом Фриц подкрутил ус и улыбнулся: – Пока. — До ближайшей миссии доберетесь, и будет, – Сезар заговорчески подмигнул – Да вы и так времени не теряете. — Кхмм, – теперь пришло время Фрица смотреть в сторону и смущаться. Они замолчали, и из хижины донеслись голоса женщин. — Он потрясающий! Как он этих бандитов! Ррраз! Двааа! А потом он нес меня на руках через джунгли, потому что у меня слишком тонкие туфли были, они порвались в первый же день! — Хороший мужик — это завсегда хорошо… вот мой Сезар…. — А Фриц! — Ээээммм. Даааа, — Мужчины посмотрели друг на друга и улыбнулись. — Сезар. — Фриц. Они пожали друг другу руки, и Сезар, выпустив клуб дыма, спросил: — Так куда путь держите? Фриц посмотрел в небо, прищуря глаза, а потом ответил. — Домой. На этот раз – домой.