Закрой глаза, Коннор

Магия крови — это плохо? Она не знала. Как поступить? Что сделать? Что сказать? Она не знала. Все смотрели на нее в ожидании, так, словно она могла что-то решить. Все смотрели на нее, будто говорили: «одна ты имеешь на это право». Все смотрели, будучи беспомощными, напуганными, с измазанными кровью руками и забрызганными ею же лицами, все смотрели и молчали — молчала и она. Магия крови — это плохо? Как можно доверять этому человеку, что отравил эрла Эамона? Человеку, что работает на Логэйна? Ведь он может врать. Вся его история может быть обычной выдумкой. Это он мог навлечь на Рэдклифф все его беды, этих ходячих мертвецов, этих демонов, призраков — это мог быть он один. И демон, что завладел Коннором, быть может, действовал по указке этого Йована. Что с них возьмешь, с этих магов? Тэссия никогда не умела разбираться в людях. Также как и они не умели разбираться в ней. И она не могла, взглянув человеку в глаза, сказать, лжет он или нет. Это, надо сказать, в данной ситуации было бы совсем неплохим умением, но его не было, и Страж, с виду казавшийся собранным, внутри сейчас рассыпался по кускам. Убить ребенка? Она убила уже столь многих, и разве теперь ее рука дрогнет? Нет. Только так можно остановить то, что пробудилось с помощью этой чертовой магии. Довериться магу крови? Никогда. — Я знаю, как поступить. Ее воля не колыхнется, а сердце останется столь же твердым, будто щит, и то, что перед ней ребенок, не заставит Тэссию отступить. Ведь это демон, скрывшийся под личиной беззащитного дитя, это — подлое, не знающее чести существо, вышедшее из глубин мерзостной Тени, и его надлежит уничтожить любыми доступными способами. Шаги Стража отдаются эхом о высокие стены замка. Она идет быстро, в напряжении сжимая и разжимая кулаки, и стальная перчатка скрипит под натиском стертых в мозоли пальцев. Ее спутники молчат, оставляя Тэссию действовать и принимать решения самой, но даже своим присутствием они раздражают ее — воительница не хотела, чтобы кто-нибудь видел то, что она собиралась сделать. Она не хотела, чтобы на ее руках была кровь ребенка, и чтобы тому были свидетели. Не из боязни за свое чистое имя, отнюдь. Только лишь из нежелания, чтобы кто-нибудь знал, что и у нее, непоколебимого Серого Стража, обязанного остановить зло, есть свои страхи. Клин клином выбивают — так говорят. И чтобы спасти многие жизни, ей нужно забрать только одну. — Это… это будет не больно? На нее смотрят большие зеленые глаза, наивные и по-детски круглые. В них плещется страх, и блекло мерцает разум, проступивший сквозь туман одержимости, а Тэссия готова поклясться, что никогда еще и не перед кем не ощущала себя такой слабой. — Нет, совсем нет. Ты ничего не почувствуешь. И никогда еще ее лжи так отчаянно не верили. — Я понимаю. Вы должны сделать то, что должны… Надеюсь, мама не будет сильно плакать. Хорошо, если в деревне все успокоится… — Я… не смогу сделать этого одна. — И она не знала, просила ли позволения остановиться или же помощи. — Я постараюсь помочь. Я не знаю как, но… я постараюсь. И демон решил облегчить участь Стража, лично явившись на эту встречу. И сражаться с ним было просто, очень просто, ведь это был не тот отважный мальчик, что помогал великой воительнице, хоть и знал, что умрет, это было исчадие, которого сейчас, ей-богу, Тэссия ненавидела больше всего на свете, и на которого меч ее был направлен со всем желанием убийства. Когда существо пало, и на месте дьяволицы появилось скрюченное тело ребенка, Страж умолял Создателя, в которого никогда не верил, чтобы тот был уже мертв. Однако коснувшись Коннора, Тэссия с холодным чувством неизбежности поняла, что это не так. В ту же секунду ее с силой оттолкнула подлетевшая и упавшая перед телом своего дитя Изольда. Ее лицо было размыто, красно и залито слезами, а трясущиеся руки цеплялись за сына так, словно женщине самой приставили меч к глотке, и теперь ее спасение было в том, кого она прижимала к себе. Она умоляла, сидя на коленях и рыдая, умоляла не делать этого. Она ненавидела Стража, наверное, также сильно, как и он себя в этот момент, но умоляла не переставая, чуть ли не в безумстве хватаясь за те крупицы оставшейся надежды, что кружились вихрем у нее в голове. А Тэссия, вдруг неспособная больше стоять над матерью того, кого собиралась убить, упала на колени и принялась убеждать уродливую в собственных слезах женщину, что другого выхода просто нет. Однако ее словам не поверила ни Изольда, ни она сама. — Хорошо. Мы найдем другой выход. Ее голос не дрогнул, оставшийся холодным, будто сталь, а руки вмиг перестали дрожать. Тэссия поднялась, почувствовав, как сила возвращается к ней, и, незаметно для остальных, вздохнула с облегчением. Она ведь Серый Страж, верно? Она уже столь много сделала, так разве не сможет спасти одержимого ребенка? И, слушая, как Изольда взывает к своему сыну, пробиваясь сквозь наваждение демона, наблюдая, как аккуратно убирают волосы с его мокрого лба руки этой женщины, Тэссия преисполнялась каким-то неведомым доселе чувством. Чувством тревоги, смешанным с присутствием какого-то непреднамеренного знания. Он кричал о том, как ему больно. И через секунду за него уже насмешливо говорил демон, не вызывая на лице эрлессы не единой эмоции. Она будто не слышала его. Тэссия знала, что Изольда преисполнена таким же знанием. Слезы уже не текли из глаз женщины, однако чувство это бледнело перед той болью, что оно несло ей, знание неизбежного, и Тэссии понадобились огромные силы, чтобы не отвернуться. Чтобы снова… не упасть на колени. — Ты… была права. Ему нельзя помочь. Меньше всего Стражу хотелось быть правым. Он бы и сам бросился убеждать Изольду, что ее ребенка можно спасти, но… знал, что это не так, точно также как знала и эрлесса. И, может, лучше бы воительница скорчила мину, как она всегда это делала, и бросила горестной что-то о том, что ее несчастье бледнеет перед той опасностью, что несет с собой Мор. Как когда-то бросил ей Дункан. Возможно, то была насмешка судьбы, но Тэссия сама предложила свою руку для рукояти ножа. А разве должна была это быть рука матери? И, хотя ее «предложение» было отвергнуто, а сама воительница с трудом вышла за дверь до того, как свершилось неизбежное, она по-прежнему ощущала свои руки липкими, а себя — убийцей. *** — Как ты могла это сделать? Пусть это была магия крови, пусть Изольда пожертвовала бы собой — пусть! Но ведь это был ребенок, невинный ребенок, да еще и наследник эрла Эамона! Это был просто ребенок, Алистер. Их немало погибло по вине демона, и немало погибло бы, если бы не свершилось то, что свершилось. — Его убила Изольда, не я. — Не уклоняйся от ответа, ты знаешь, о чем я говорю. Если бы ты позволила провести ритуал, а не хваталась бы сразу за меч, Коннор остался бы жить! — Откуда ты это знаешь? Почему ты так уверен в том, что этот маг крови говорил правду? Легко осуждать других, правда? У нее перед глазами до сих пор его большие зеленые глаза, знающие, зачем она пришла, а в ушах застряли, будто рыбьи кости в глотке, рыдания Изольды, но ты только и можешь, что осуждать. — Думаешь, мне было легко сделать это? Думаешь, просто убить ребенка? — Не говори мне о том, как трудно тебе было. Ты шла туда без малейшего сомнения и даже не рассмотрела возможность проведения ритуала! — А что же ты сделал, а? Что же ты мне разрешил пойти туда? Не ты ли сказал, что, если другого выхода нет, то так тому и быть? Послушай себя, идиот. Ты винишь всех, кого не попадя, но сам не делаешь ничего! Мне предоставили принимать решение, и я его приняла, что тебе еще от меня нужно? Он ушел, всплеснув руками, больше не в силах слушать ее, а она в ярости зарядила кулаком об дерево, сдирая с костяшек кожу. Алистер имел право злиться, Тэссия знала это. Ведь эрл Эамон был ему, как отец. Но имел ли он право осуждать ее? Она и сама пыталась найти виноватых. Никто не остановил ее, никто не сказал, что это неправильно, никто не назвал дурой — разве это оправдания? Воительница с самого начала знала, что поступает неправильно, но не могла поверить в искренность слов мага крови. Однако и это не было ей оправданием. Со временем ссоры утихнут, а слезы высохнут. Возможно, зеленые глаза поблекнут в памяти Серого Стража, и больше ей не придется оправдываться в своих ошибках ни перед собой, ни перед Алистером. Возможно, настанет миг, и боль Изольды стихнет, а место горя эрла Эамона займет нечто другое. Однако чувство вины будет копиться, словно пыль на старых полках, и ничто не избавит людей от него, как и не забудутся в умах ошибки, ими совершенные. Предстояло еще множество их пережить и пройти. И возможно, что убийство ребенка — не такое уж и великое дело, как кажется сейчас. Возможно, будет что-то, что заставит Тэссию желать прикончить тысячу таких беззащитных детей, лишь бы не переживать то, что она переживает сейчас. Возможно, но в эту минуту воительница знала и видела перед собой лишь одно единственное — большие, по-детски круглые зеленые глаза.