Когда?!

Зима. Молодой парень неподвижно стоял на выступе горы, смотря куда-то вдаль. В его карих глазах застыл немой вопрос, ответ на который он никак не мог найти. Изо дня в день он скитался по уцелевшим островкам своей души, но это не давало ему ответа, причиняя только боль, тупую боль, которая разрывала в клочья душу. И вот сегодня он снова рыщет, как пес, вскрывая шрам за шрамом, оголяя материал для нового приступа, количество которых почти сломило его. Осталась только надежда на то, что все вокруг сон. Сейчас он зажмурит свои глаза, а когда откроет, все старое, что было в прошлом, станет настоящим. И он сможет все изменить, обмануть судьбу и оживить себя, свою тлеющую душу, которая в один миг превратилась в уголек. Тихий стон сорвался с потрескавшихся губ, а взор медленно опустился в низ… Маленькие узорные снежинки плавно опускались на его широкие плечи, собираясь в одну кучу, равномерно покрывая его черную утепленную мантию… …Когда?! Когда я разделил свою жизнь на две части: до и после?! Когда я начал новую жизнь, где остался совсем один?! Когда, когда, когда?!. Возможно, это случилось тогда, когда я очнулся на холодной, почти ледяной земле темницы. Где моими соседями были червяки и крысы, которые пометили все вокруг своими отходами. Устойчивый запах фекалий забивал нос, вызывая рвотный рефлекс. А противный писк пробирал до костей так, что хотелось подняться и сесть, притянуть ноги к подбородку, как будто это могло меня защитить. Но это мало волновало, поскольку даже на такую ничтожную защиту, я был просто не способен. Кровь из колотых ран до сих пор струилась по моему телу, которое почти окоченело от декабрьских морозов, холодивших землю. Казалось, меня просто парализовало, ведь я практически не чувствовал своих ног, не мог пошевелить конечностями, чтобы отогнать вонючих грызунов, которые примостились возле меня, чтобы поживиться смежим мясом. Было ужасно противно и унизительно так лежать, я был бессилен и от этого хотелось наложить на себя руки. Я сам не замечал, как мои губы медленно двигались, проклиная все и всех. Прошло еще немного времени, и мое тело начало немного трясти. Оно замирало в воздухе на секунду, а потом с небольшим, почти не слышным хлопком, вновь касалось земли. И так раз за разом, пока я не почувствовал жжение и боль от раны в области темени. Отчаянно пытаясь усмирить боль, я желал установить контроль над своим телом, но все мои попытки оказались тщетны. Мое тело отказывалось меня слушаться. Казалось, что я марионетка в чьих-то очень умелых руках, которые старательно контролируют мое тело, обрекая меня на долгую и мучительную смерть. Я ощущал себя в клетке, мой разум был заточен и метался по телу, желая найти выход, но его не было. Единственное, что все еще было со мной, это вера в Бога, в высшие силы. Я верил, желал, чтобы Бог забрал меня, а эти мучения приберег для тех, кто в них действительно нуждался, для кого-то другого, но не меня, поскольку я не был готов к этому. Возможно позже или в другой жизни, но не сейчас, когда мои враги где-то за дверью глумятся надо мной, желая продолжения шоу… - Когда?! – еле слышно прошептал парень и, сделав шаг вперед, посмотрел вниз. Тонкая пленка льда покрыла водную гладь, рисуя на ней узоры. – Когда же… … А может всему виной мое решение, которое так тяжело далось мне. Но ведь далось…. Я до сих пор не могу принять того «да», которое громким эхом раздалось по той камере, которую я «про себя» называл могилой, где меня бы не удостоили и погребальным курганом с крестом. Конечно, причина моего ответа ясна как Божий день, и любой другой влюбленный юнец поступил бы на моем месте точно так же, но я все равно не могу смириться с тем, что продал себя за нее. Я эгоист, которого почти всю жизнь волновала лишь своя судьба, её веселое проматывание, а самопожертвование ради кого-то, кому я совершенно не нужен, по крайней мере не так, как она мне, было просто не возможно. Может именно поэтому я отдал себя, свое тело, свою жизнь для того, чтобы она была жива, чтобы при любом удобном случае мы скрестили шпаги в отчаянном бою за очередную записку, письмо или украшение, которое мне скажут отнять у правителя страны, которая раньше была мои домом, родиной. Я продал свою душу, чтобы ты обрела себя и была счастлива, в то время как я буду мучиться, сгорать от боли, что медленно разъедает мою душу, а вместе с тем и тело, которое я не стану щадить, продолжая прыгать из одной койки в другую. И неважно кто это будет: шлюха, моя единомышленница или просто какая-то толстая старуха, я буду с наслаждением трахаться с ними, чтобы как можно сильнее заглушить то чувство, что убивает меня и когда-нибудь убьет… - Валентина… - тихий шепот сорвался с его губ. Её имя с трудом давалось ему, в то время как раньше он как можно чаще произносил его, но не теперь. … «Валентина». Как давно я произносил это имя вслух, предпочитая называть тебя «Мадемуазель д’Артаньян», и видеть грусть в твоих глазах, которая всего на секунду промелькнула в твоих карих очах, в которых я раньше тонул. Уверен, каждое мое слово, каждая надменная искусственная улыбка, каждый выпад шпагой, который мы придумали вместе, причиняет тебе боль, заставляя ненавидеть меня еще сильнее. Ведь я тот, кем брезговал всю свою честную жизнь, я человек, который предал своих, я жалкий предатель, к которому ты ничего не испытываешь, кроме как отвращения, желания стереть с моих губ едкую улыбку, проткнув шпагой мое гнилое сердце. Но, у тебя это не получится и не потому, что я лучше тебя фехтую или покину поле боя как трус, нет, я просто знаю тебя, знаю твои приемы, твой стиль, мы вместе разрабатывали его. Поэтому я спокойно скрещиваю свою шпагу с твоей, уверенно делая выпады в твою сторону, ведь я знаю, ты отобьешь каждый из них. Кроме того, я до сих пор не могу понять, почему каждый раз именно ты идешь на меня, ведь я уверен, ты знаешь, что сможешь выиграть, только если я сам насажусь на твою шпагу… - Гастон. – тихий нежный девичий голос заставил юношу прийти в себя и отвлечься от раздумий. Он медленно повернулся к ней лицом и, оторвав свои глаза от утоптанного им ранее снега, мягко улыбнулся. - Валентина, - выдохнул он, продолжая смотреть на девушку, стоящую перед ним. Изящная фигурка, блестящие каштановые волосы, карамельные глаза, которые немного расширились после того, как с его губ сорвалось ее имя. – Я удивлен. Ты одна. - Думаешь, я не справлюсь?! – Она напоминала ему маленького капризного ребенка, когда пыталась показаться бесстрашной. – Что тебе нужно?! - Мне кажется, я все написал в записке, - парень пристально посмотрел в карие глаза, пытаясь угадать её последующие действия. - Ах, тот жалкий кусок пергамента являлся запиской?! – она театрально закатила глаза. – Извини, а я думала, это новый вид дворцовых сплетен… - Да уж… - он грустно улыбнулся. – Давай покончим со всем. – Гастон резко вынул шпагу и встал в стойку. Возникла неловкая пауза. Двое молодых людей стояли и неотрывно смотрели друг другу в глаза, боясь отвести взгляд. - Нет!!! – Валентина вытащила шпагу и швырнула её на снег. – Я не стану с тобой драться, не вижу в этом смысла, – она медленно пошла к нему навстречу. – Здесь нет зрителей, чтобы затевать очередной спектакль. - Стой, где стоишь, – юноша держал стойку, он уже решил свою судьбу. – Не испытывай меня… - Какая разница, ты все равно не нападешь на меня, ты не причинишь мне физической боли. – Она коснулась пальцем кончика шпаги, проколов кожу до крови, и отвела её в сторону. – Иначе, я бы уже была мертва. - девушка сделала еще один шаг, так чтобы расстояние между ними сократилось до минимального. – Там в лесу ты не позволил убить меня своему напарнику, заколов его своей собственной шпагой, – она неуверенно коснулась его щеки, нежно поглаживая грубоватую кожу тыльной стороной пальцев. – А потом это яростное признание, когда я лежала на койке в лазарете. Гастон, ты никогда не сделаешь того, о чем написал на том клочке бумаги. Не после того, что было… - А что было?! – он резко схватил ее руку и отвел её от своего лица, больно сжимая запястье. – Это Этьен убил моего напарника, а лечебница – я никогда не приходил туда, не считаю нужным приходить к своему врагу. И я глубоко сожалею о том, что не я «потоптался» по тебе, внушив… - звон пощечины эхом раздался в глуши. - Тогда докажи - убей меня. – Валентина высвободила свою руку из его хватки и уже двумя руками схватилась за острие шпаги, направляя его прямо в область сердца. – Сделай это, убей меня, а вместе с этим все то, что еще теплится в сердце. Убей, чтобы я больше не чувствовала себя униженной, чтобы я больше чувствовала боли, той ужасной боли, которую я испытываю с того дня как ты не вернулся домой, когда мы заложили пустой курган, когда я узнала, что ты предал. Я любила тебя и сейчас люблю, после всего того, что ты сделал или сказал. Мои чувства не изменились, – по ее щекам скатывались слезы, а руки дрожали. – Просто убей меня и уходи к своему хозяину, потому как мне надоело так жить, я устала. – Девушка схватила сильнее метал и надавила на одежду, протыкая ее и касаясь острым концом нежной кожи. – Всего один удар и это закончится. Воцарилась тишина. Вокруг все замолчало, слышны были только гулкие удары сердец и частые надрывные рыдания девушки, которая, не отрываясь, смотрела в любимые карие глаза, которые сейчас настолько колючие, что хотелось убежать от такой жестокости и безразличия, но отступать поздно, в любую секунду всё закончится. Но она не намерена ждать, она все для себя решила. «Либо все, либо ничего». Валентина как можно сильнее сжала в руках шпагу, закрыла глаза и сделала глубокий вздох, чувствуя, как металл входит в кожу. - Нет! - Гастон резко откинул оружие и просто разорвал на девушке одежду, чтобы удостовериться, что угрозы для ее жизни нет. Он облегченно вздохнул, когда увидел на ее обнаженном теле небольшую рану, из которой даже не шла кровь. Прошло несколько секунд, прежде чем парень осознал то, что только что сделал, что делает до сих пор. Юноша резко сомкнул концы ее мантии, устремляя свой взор на утоптанный снег. Гастон долго не решался поднять свои глаза и посмотреть в её, ему было стыдно за то, что он сказал несколько минут назад, доведя любимую девушку до слез. - Мне пора, - тихо прошептал он, отпуская материю. – Прости. - Гастон, - она коснулась его руки. – Пожалуйста… - Прости, Валентина, прости за все… - Гастон… - парень резко развернулся и поцеловал её, ощущая «соль» губ. Это вызвало у него чувство глубокой ненависти к себе. - Я люблю тебя, Валентина. – Гастон открыл глаза и посмотрел в её лицо. – И я всегда буду любить тебя, где бы ты ни находилась. – Валентина приоткрыла губы, чтобы что-то сказать, но Гастон не дал ей это сделать. – Нет, я не позволю тебе уничтожить свою жизнь. Ты молода и красива, ты найдешь человека, который будет достоин тебя, будет любить тебя так же, как я, кто сделает тебя по-настоящему счастливой, кому ты подаришь своих детей. А я буду всю свою жизнь завидовать ему и просить у Бога только одного, пусть он посылает мне все те испытания, что приготовил для тебя, чтобы ты больше не знала боли или печали, а была счастлива, – он легонько стёр кончиками пальцев дорожки от слез с её щёк. – Не плачь. После всего, что было, я не достоин твоих слез. Топот приближающихся всадников прервал их. Это были Этьен и Антуан. - Мне пора. – Гастон резко наклонился за шпагой, но не успел её схватить, девушка оказалась намного проворнее. – Валентина… - Я не отпущу тебя, - в ее глазах стояли слезы. – Я больше не смогу без тебя, особенно теперь… - Гастон пристально посмотрел в карамельные глаза любимой…

***

На выступ горы подъехали двое юношей и, ловко спрыгнув со своих коней, подбежали к краю. Вдалеке они увидели две точки, две темных мантии, которые быстро удалялись от горы. - Удачи, Валентина, – тихо прошептал один. - Надеюсь, ты сделаешь ее счастливой, брат, – второй сжал в руках кусок бумаги, на которой было начертано лишь несколько слов «Я ухожу к нему», и с болью посмотрел вдаль. Он опоздал, не успел остановить ее, ту, которую вот уже какой месяц отчаянно любил, но боялся признаться, потому что знал, что она не ответит ему взаимностью, что она любит одного единственного Гастона де ла Фера. И ей все равно, что он предатель и что она больше никогда не сможет вернуться назад, домой. Главное он ее любит, а это значит – она пойдет за ним хоть на край света.