The world was on fire and no one could save me but you Весь мир был охвачен пожарищем, и ты одна могла спасти меня. Itʼs strange what desire will make foolish people do На что только ни способны глупцы ради воплощения своих желаний! And Iʼd never dreamed that Iʼd knew somebody like you Я и не мечтал о том, чтобы познакомиться с такой, как ты. And Iʼd never dreamed that Iʼd need somebody like you Я даже не думал, что мне будет нужна такая, как ты.
Выстрел. Крупнокалиберная пуля проходит сквозь твою голову, мозг отключается. Всё вокруг кружится и, кажется, вот-вот потеряешь сознание. Она уже не здоровается, только кидает в твою сторону неловкий взгляд, как бы: «Привет, прости, что ломаю твою жизнь». Тоже молчишь. Зачем? Возможно, в такие моменты молчание лучше любых слов. The world was on fire and no one could save me but you Весь мир был охвачен пожарищем, и ты одна могла спасти меня. Выстрел. Сердце получает полный заряд. На секунду время останавливается. Нет, показалось. Реальность изменяет тебе. Ты проходишь мимо, не оборачиваясь. Чувствуешь спиной её пристальный и жалкий взгляд, который провожает тебя. Не обернёшься. Нет. Оборачиваешься. На этот раз не пули, а целый топор влетает в тебя. Больно… Itʼs strange what desire will make foolish people do На что только ни способны глупцы ради воплощения своих желаний! Как они связаны? Да и связаны ли вообще? Пару лет назад она бы и не посмотрела в его сторону. Лишь надменно хмыкнула бы и скрылась за ближайшим поворотом, нежась в комплиментах. Он бы был из тех, на кого она не стала бы смотреть. Не сказала ни слова. Похоже, они сходят сума. Сходят со своего грёбанного ума… And Iʼd never dreamed that Iʼd knew somebody like you Я и не мечтал о том, чтобы познакомиться с такой, как ты. Он бы и не обиделся. Лишь сказал, насколько она красива, лучезарна, обаятельна… Шизофрения, стокгольмский синдром, зависимость — называйте, как хотите. Только они больны друг другом. Стали ли они зависимыми друг от друга, когда их взгляды первый раз пересеклись или за много лет до этого? And Iʼd never dreamed that Iʼd need somebody like you Я даже не думал, что мне будет нужна такая, как ты. (Теперь музыку можно выключить)***
Лидия выходит из кабинета помощника шерифа, лучась улыбкой. Стайлз не сразу замечает её, но как только они встречаются взглядом, улыбка сползает с её лица. Она неловко отводит взгляд, заламывая за спиной руки, и боится случайно упасть. Стайлз смотрит в её глаза пытаясь понять, что же все-таки происходит. Странно, как много можно знать о человеке и в то же время не знать ничего. И надеяться, что когда-нибудь доберешься до сути. Ревность тихими струями сочится по его жилам, внутри всё закипает от злости. «Всё будет хорошо,» — сказал мысленно Стайлз. Ох уж эта ложь, с которой мы живём. Он с силой сжал кулаки, пытаясь не сорваться с места. Он знает, зачем Лидия так часто ходит в участок. Давно знает. Третью неделю подряд, ровно в восемь вечера она приходит в участок с двумя стаканами кофе. Они перестали разговаривать около месяца назад. Просто перестали. Лидия хотела убежать, то ли от себя, то ли от чувств, что возникали в ней и укреплялись, при каждой мысли о нём. Любовь — это нормально для тех, кто может справиться с психическими перегрузками. Испуг, страх, отчаяние и может… стыд — разъедали её изнутри. Что она, чёрт возьми, делала в том кабинете с этим Пэрришем? Господи, да она же позволяла ему целовать себя! Зачем? Зачем она строит иллюзии о другой любви, когда вот она! Вот её любовь! Идёт не проронив ни слова мимо неё. «Ничего не убивает тебя так, как собственные мысли», — пронеслось в её голове. И вот, эта секунда встречи их взглядов прошла. Она была похожа на долгую вечность. Лидия останавливается на мгновение у порога и вновь продолжает размеренный шаг и постукивание каблуков. Стайлз просто останавливается посреди участка. В нём борются два желания: плюнуть на всё и пойти к отцу или, сорвавшись, догнать её. Выбор он делает быстро. Через секунду он срывается с места и бежит к выходу, случайно сбивая какого-то человека. Лидия, уже быстрым шагом, заворачивает за угол, боясь, оглянутся. Стайлз догоняет её через пару минут, быстро хватает за запястье и разворачивает её, прижимает к стене. Она смотрит испуганно, большие глаза отдают теплой зеленью, а губы слегка приоткрыты. Стайлз отстраняется. Лидия не смеете пошевелиться. Всё чего ей сейчас хочется — это провалиться сквозь землю и исчезнуть. Боже, посмотри на меня! Но Стайлз не смотрит, он лишь судорожно ходит взад и вперёд. Лёгкий дождь мочит его волосы. Тонкие пальцы парня перебирают ключи от джипа. — Лидия, — начинает он тихим, слегка дрожащим голосом. — Что у тебя с ним? — С кем? — привычка строить из себя дурочку ради самозащиты крепко въелась в голову. — Не глупи, Лидия, — Стайлз конечно знает об этой привычки. Он один из немногих, кто знает Лидию такой, какая она есть. — Что у тебя с Пэрришем? — С Джорданом? — вновь переспрашивает она, глупо хлопая длинными ресницами. — Ничего. — Зачем ты врёшь? — уже прикрикнул Стилински. Злость и обида мешались в неистовом вихре. Парню буквально хотелось орать, лишь бы она была честна с ним и с собой. — Я не… — запинается Лидия, но тут же пытается взять себя в руки. — Я не вру. — Лидия, я знаю, что вы… — его язык не поворачивается сказать правду, но Лидия понимает, о чём он. — Мне отец сказал… Лидия молчит. Только попробуй полюбить человека — и он тебя убивает. Только почувствуй, что без кого-то жить не можешь, — и он тебя убивает. Лидии и вправду хочется умереть. Прямо сейчас. Она молчит. Всё так же глупо всхлипывает, впечатываясь в стену. Её глаза полны слёз, но она не собирается устраивать истерику. Нет, она не такая. Лидия просто не хочет причинять ему боль… Больше не хочет. Лучше Лидия умрёт, искусает губы в кровь и всё равно промолчит. Лучше промолчать. Она ведь пыталась оставить его. Сделать так, чтобы он забыл её. Но не выходит. Ни у него, ни у неё. Наверное, в каждом из нас есть что-то такое — хоть кричи, хоть плачь, а с этим не совладать. Мы такие какие есть, и ничего тут не поделаешь. Как птица в старой кельтской легенде: бросается грудью на терновый шип, и с пронзенным сердцем исходит песней и умирает. Она не может иначе, такая ее судьба. Пусть мы и сами знаем, что оступаемся, знаем даже раньше, чем сделали первый шаг, но ведь это сознание все равно ничему не может помешать, ничего не может изменить. Каждый поет свою песенку и уверен, что никогда мир не слышал ничего прекраснее. Мы сами создаем для себя тернии и даже не задумываемся, чего это нам будет стоить. А потом только и остается терпеть и уверять себя, что мучаемся не напрасно. Стайлз тоже молчит. Он понимает, что она не ответит. Как это страшно, что один-единственный человек так много значит, так много в себе воплощает. Неужели она не понимает, что значит для него? Понемногу злость перерастает в грусть, в какое-то отчаяние. — Стайлз, прости, — Лидия наивно думает, что этого достаточно. Стайлз смотрит на свои ладони, а потом потирает ими своё лицо. — «Прости»? — спрашивает он. — Ты думаешь обычного «прости» будет достаточно? — Стайлз, я не… я не знаю, чего ты от меня хочешь. — Лидия, просто скажи: это, правда? — уже более спокойно спрашивает он. — Да, — шёпотом тихо-тихо отвечает она, боясь, что что-то плохое случится из-за этого. Стайлз с силой сжимает челюсти так, что желваки ходят ходуном. Он поджимает губы и останавливается. — Зачем он тебе?! — вдруг кричит Стайлз. Лидия уже не может терпеть. Она устала. — Какое тебе дело? — так же кричит Лидия. — Я волнуюсь за тебя, чёрт возьми! — голос срывается. — Я помню другое. Ты ведь забыл обо мне, когда встретил Малию. Ты не имеешь права осуждать меня! Ты мне никто. Это моя жизнь, — последние слова Лидия прозвучали через чур жестоко. — Никто?! Вот как?! — спрашивает он, сжимая кулаки. — А Джордан тебе кто? Парень? Муж? — Это не твоё дело, — хмыкает Мартин, и слёзы скатываются по её щекам. — Разве тебе не всё равно? — Конечно нет! — Почему? — уже сквозь слёзы спрашивает она. Не кричит. Сил нет. — Да потому, что я люблю тебя! Слова Стайлза эхом проносятся в голове. Любит? Где-то в области сердца, её пронизывает ужасная боль. Как будто она, наконец, узнала то, без чего раньше не могла дышать. Как будто ей это было жизненно необходимо. — Любишь? — переспрашивает она, глупо пялясь куда-то в пустоту. — Да, — шёпотом говорит он. — Почему ты не говорил раньше? — Слова о любви бессмысленны. Я мог кричать тебе, что люблю, тысячу раз в день, и в любом случае тебе было бы наплевать. Вот я и не говорил о своей любви, я ею жил. Стайлз стоит от Лидии буквально в трёх метрах. Тишина разъедает пространство. Ночь опускается на Бейкон Хиллс. Кузнечики тихо стрекочут. Проходит мгновение и Лидия, собравшись, с силой, пересекает эти ничтожные метры и кидается на шею Стайлзу. Любовь, печаль, горечь, эйфория и адреналин смешиваются в дикий коктейль и наполняют её сознание. Секунда и она целует его так, будто его губы были кислородом. Она вдыхает носом аромат сырой ночи, обхватывает его шею руками и ещё крепче целует в губы. Стайлз буквально улетает в просторы блаженства. Ах, наконец, это случилось. После стольких лет, она здесь, она рядом и сейчас целует его в губы. И ему действительно кажется, что это того стоило. Лидия отстраняется, во тьме вглядывается в его лицо и тихо шепчет: — Я тоже люблю тебя… В этот раз Стайлз с силой хватает её за талию и впивается в её губы своими. Лидию охватила беспомощность, она чувствовала, что почва уходит у неё из-под ног и что-то тёплое обволакивает её, лишая воли. Стайлз запрокинул её голову и углубил поцелуй — сначала нежно, потом со стремительно нарастающей страстью, заставившей её прижаться к нему, как к своему единственному спасению в этом мире. Стайлз раздвинул её дрожащие губы, по нервам побежал ток, будя в ней ощущения, которых она раньше не знала и не думала, что способна познать. Сердце Стайлза так отчаянно колотилось, что от его ударов всё его тело сотрясалось. Ему становилось страшно от собственной решительности и уверенности, от её слабости в этот момент. Девушка обмякла в его руках. Он отстранился. — Я думаю нам лучше продолжить у меня, — прошептал он ей в губы. — Лучше у меня. Он улыбнулся ей, и она ответила улыбкой на его улыбку. Новый тур вальса улыбок. Поразительно, как иногда бывает: мы принимаем решения, мы говорим себе — отныне всё будет так, а не иначе, но достаточно ничтожного движения губ, и от твердой, казавшейся вечной уверенности остаются одни обломки. Стайлз быстро отошел на шаг и жестом подал ей локоть. Она решительно приняла предложенный локоть, махнула волосами и быстро зашагала за возлюбленным. — Кстати, — вдруг сказал Стайлз. — Да? — Ты сегодня очаровательна. Лидия быстро чмокнула его в губы и продолжила ход, постукивая каблуками. Любовь — это не сделка, которая считается браком, не страсть, похожая на мелодраму, не животный инстинкт, за которым охотятся многие люди, а чувство глубокого уважения к чужой жизни и желание украсить ее радостью и красотой, и Лидия была уверенна, что любит его, а он любит её. Ночь опускалась на Бейкон Хиллс… Ночью мир людей замирает. Один за другим гаснут окна домов, пустеют улицы и дороги. Одинокие фонари освещают небольшие островки пространства. По мокрой дороге шагают двое: молодая рыжая девушка, постукивает каблуками и высокий брюнет подстраивается под её маленькие шажки. Вокруг царит тьма, а в небе зажигаются мириады звезд. Небо в одном месте светлеет, бледное зарево постепенно разгорается. Через несколько минут появляется полная луна, на которой даже с земли видны странные рисунки, созданные рельефом ее поверхности. Кто видит там лицо человека, кто диковинных животных или еще что-то другое. Его терпкий запах шоколада смешивается с её запахом зелёных яблок и создаёт идеальную комбинацию. С восходом луны становится так светло, что легко можно различить силуэты домов, деревьев, даже отдельные листочки на них. А на землю падает их четкая тень. Весь ночной мир предстает перед нами, как будто покрытый серебристой краской. По дороге Бейкон Хиллс идут двое… Как нестранно она одета в оранжевое платье, а он в синие штаны. И кто сказал, что это не сочетаемые цвета? Ведь в конечном итоге они создают идеальную комбинацию.