можно?

***

У Хедвига красные носки, недостаток общения и путаница в голове. Он выходит в свет редко и почти всегда ненадолго, ему не разрешают много болтать и владеть этим телом столько, сколько он хочет. Хедвиг точно не знает, сколько это, но уверен — дольше, чем сейчас. Хедвиг появляется всегда очень неожиданно, чаще всего с позволения кого-то из остальных, и так же исчезает. Быстро и почти бесследно. Но Хедвигу девять, и сейчас он ужасно хочет наследить. Он знает о Звере и даже подслушал о священной еде для него в разговоре Дэниса и Патриции, почти убедил себя, что всё понял; но это не сильно его заботит. Сейчас его больше волнуют девчонки. А именно Кэйси. Хедвиг до крови расчесывает в своей голове разные несерьезные мысли о ней, пропускает Кэйси в свои сны и даже хочет верить, что сможет спасти её от Зверя, когда она попросит его по-хорошему, очень вежливо, а не начнет снова юлить и пытаться его обмануть. Но Хедвиг ни за что бы не смог этого сделать, он слишком сторонний для полноправного владельца этого тела. // Когда он осознает, что наблюдает за собой со стороны, то сначала жутко сердится, вынашивая в своей голове нелепо-детский план мести, но затем, когда странно-чужими, но своими глазами цепляется за расширенные в испуге зрачки девочек, почти радуется. Он сразу понимает, что контроль взял Дэнис. В такие моменты Хедвигу нравится быть наблюдателем. (Больше хочется быть участником) Его движения всегда невыносимо решительные, голос пробирает до мурашек, и когда Дэнис говорит по-настоящему, захватив рот Кевина, всех их общий рот, Хедвигу кажется, что этот голос ни чуть не похож на тот, который он слышит внутри. Этот голос лучше. Хедвигу хочется его слышать. Но не слушать и слушаться. Хедвиг ненавидит, когда ему указывают, когда его заставляют, когда ему запрещают. / Поэтому сейчас он сидит на кровати Кэйси и смотрит на неё наивно-детскими глазами. В них пляшут огоньки, какие могут быть отчетливо видны лишь в глазах ребёнка. Кэйси почти жалеет его, но чувство самосохранения, расчетливо-холодное чувство здравого смысла заставляют избавить себя от этой жалости. Хедвиг, уже забывший о её мелком обмане-предательстве в силу своего возраста, смотрит на Кэйси, как щенок смотрит на хозяина, желая быть выгуленным, накормленным и приласканным. /хотя никчемным щенком чувствует себя скорее она, потому что думает (несмотря на всяческие усилия этого не делать) как легко было бы сейчас лишь лежать, скулить и неметь от страха -> умирать/ Хедвиг нервно улыбается, даже не пытаясь жадно вглядываться в неё, постоянно отводит взгляд в сторону и, наконец, на выдохе выдает: (Не смея ожидать никакого подвоха) - Можно я тебя поцелую? Кэйси тоже не ожидает. - Можно. Она хочет кричать, но не издает ни звука. Замирает, словно обломок статуи: от страха черты лица почти полустёрты. Будто на протяжении столетий сидит на кровати в этой жуткой комнате. В вечном ожидании поцелуя ребёнка, выглядящего, как взрослый мужчина. Она подставляет щеку под, наверное, еле уловимый поцелуй Хедвига и не успевает опомниться, когда в её губы жадно впиваются зубами. Спрашивал не Хедвиг. Про поцелуй спрашивал Зверь. Боль сжимает в кольцо не только Кэйси. И не одна она чувствует, как рвёт на части. Хедвиг пытается зажмуриться. Он больше нехочетнехочетнехочет быть наблюдателем. Скулит, как побитая дворняга, когда из груди Кэйси слышно уже одно лишь бульканье. Она больше не стонет, не кричит и не воет. Лишь булькает и хрипит. Хедвиг задыхается в рыданиях и пытается нащупать где-то внутри себя, внутри них всех, несуществующий "стоп". Зверь подходит к зеркалу, и Хедвиг, глядя на это самодовольное отражение, измазанное в крови с ног до головы, на презрительную улыбку и невероятно помощневшее тело, чувствует, как на время теряет последнее, что имел - сознание. ** Позже, когда пелена сойдёт с глаз, Барри будет долго биться в истерике над трупом истерзанной девушки. Где-то внутри будет тихо скулить Хедвиг и довольно мурлыкать сытый Зверь.