Паранойя

Неумные родители детей пугают темнотой, когда на самом деле темнота призвана для того, чтобы увести в сон. И тогда дети привыкают засыпать при свете, и границы размываются, границы реальности и сна, мечты и кошмара. Для детей и для тех, кто так и не вырос. И для тех, кто слишком долго был один. Она, наверное, слабая женщина. Слабая и запутавшаяся, слишком уставшая от каждодневных попыток быть сильной. А ведь это именно ей надо было на кого-то опираться. Постоянно. Теперь, когда отняли последнее, ну как отняли — сама отдала, сама не удержала, и что теперь остается? Она усомнилась в Боге в очередной раз, когда у нее забрали Брента. Усомнилась, и может быть, даже уже наказана — разницы не чувствует. Каждое второе воскресенье по вечерам в старой церкви ее ладонь натыкается на двенадцать рукопожатий. Утром по воскресеньям в церковь Тара больше не ходит. — Это ведь группа поддержки, миссис Эбботт. Само понятие поддержки подразумевает доверие. Кто поддержит вас, если вы никому не готовы открыться? А она-то думала, что сможет отсидеться молча. Сколько раз прокатывало, кроме первого раза, когда хочешь не хочешь, а говорить придется. Тара давно отгородилась внушительной ширины минным полем от всего света. От родственников, соседей и сослуживцев. Потому что бывает так, что чужое сочувствие — катастрофа. Любопытство и то честнее. Но вот сейчас она понимает — этот человек не испытывает к ней любопытства. И не сочувствует. По крайней мере, не напоказ. Тут что-то другое. Тара знает, кто он такой и что с ним случилось. Не совсем зеркальное отображение ее собственной беды. Его жена не мертва — зато у Тары обе ноги на месте. Его дочь не в тюрьме — смотри тот же пункт. Они отражаются в глазах друг друга, как подглядывающие друг за другом соседи из домов напротив. Ни один не отводит взгляда. К чему дурацкие любезности последи развалин того, что прежде было их жизнями? — Бобби Даггену мы заплатили за каждое слово, а что получилось? Идемте внутрь, миссис Эбботт, встреча уже началась. Дурное предчувствие колотится у Тары внутри, как одуревшая птица об оконное стекло. Можно лишь строить догадки, а можно просыпаться по утрам и давиться на кухне пересушенным тостом, как вышеупомянутым доверием, отними его — а что останется? Бог, в котором Тара разуверилась, если что и позволяет всегда — так это ошибаться снова и снова, и ни у кого не отнимает права знать, что бывает и хуже. Сегодня впервые она не отмалчивается. Нога уже занесена над несуществующей ступенькой. Страх падения равен страху приземления. Как во сне, из которого выныриваешь с бьющимся сердцем, в страхе вцепившись в одеяло. Тара протягивает руку Лоуренсу Гордону и в последний миг едва ее не отдергивает. О некоторых людях лучше не знать лишнего. Жены Синей Бороды подписались бы под каждым словом.