Часть 1
5 февраля 2017 г. в 19:36
К вечеру синоптики обещали похолодание до минус пятнадцати со снегопадами и метелями. Но, выглянув к полудню в окно и, увидев солнечные блики в растаявших лужах, я оделся как обычно, надел осенние ботинки и демисезонную куртку. Правда, я быстро пожалел о том, что так легко оделся, и по дороге к вокзалу на электричку натянул капюшон на голову и сунул озябшие руки в карманы, отворачивая лицо от ледяного обжигающего ветра.
В вагоне электрички тоже было холодно. За те полчаса, что мне пришлось ехать до своей станции, я не только не согрелся, но и продрог окончательно. За окном, крупными хлопьями, повалил снег, скрывая под стерильной белизной пожухлую, почерневшую траву. Притулившись в углу на скамье, я думал о том, скорей бы приехать к моим дедам - к бабушке с дедушкой. Мне не терпелось увидеться с ними, расцеловать их обоих, напиться горячего чая с медом, потом завалиться спать на перину с подушками из лебяжьего пуха и нырнуть под теплое одеяло.
Погода портилась на глазах и, когда электричка прибыла к пункту назначения, мне пришлось прыгать на нечищеный перрон, прямо в снег. До дома можно было дойти по разъезженной машинами дороге, но, чтобы сократить свой путь, я свернул на еле протоптанную тропинку к лесу.
В лесу было тихо. В воздухе висела морозная пыль и я, оскальзываясь и проваливаясь в снег, вскоре замерз так, что не чуял ни рук, ни ног. Мало того, следы тропинки полностью замело, и через полчаса я понял, что заблудился. Я становился, чтобы позвонить деду, но телефон был мертв, батарея разрядилась. Меня охватило смятение. Но мысль о том, что я здесь вырос и знаю каждое дерево в этом лесу, приободрила меня.
Я убрал телефон и долго грел руки, согревая дыханием пальцы. Потом, не попадая от холода зуб на зуб, побрел вперед, озираясь по сторонам, в надежде увидеть проход к дороге. Но лес становился все гуще, на каждом шагу темными стволами преграждал мне путь и враждебно колол костлявыми сучьями. Стылый воздух обжигал горло и ледяными щупальцами проникал в легкие.
Смеркалось. Внезапно, в очередной раз, осматриваясь, я увидел сквозь переплетение черных веток блеснувший огонек. Возликовав, я бросился по направлению света, поскользнулся и кубарем скатился в овраг. На секунду я потерял сознание, а когда очнулся, был уже дома.
Я лежал на постели, укутанный бережными руками бабушки в теплое одеяло. В комнате было темно и вкусно пахло свежеиспеченными булочками, за стенкой слышался приглушенный говор деда, скорее всего, он вслух читал бабушке заметку из газеты.
Я сел на постели, нашарил ногами шлепанцы и уже собирался встать, чтобы пройти на кухню за булочкой, но то, что я увидел, заставило меня замереть на месте.
Сквозь дверной проем просачивался свет, слабо освещая темную фигуру, стоявшую у двери. Капюшон скрывал голову незнакомца, вместо лица, у него была средневековая противочумная маска с длинным заостренным концом.
Я боялся пошевелиться. За дверью снаружи послышались грузные шаги, так могла ходить только бабушка. Видение исчезло, а я повалился на подушку и мгновенно заснул.
Проснулся я на дне оврага. Я в ужасе подскочил и задрал голову вверх. Сквозь качающиеся ветви деревьев темнели проплешины далекого неба. А как же мои деды? Или это был сон? Сердце кольнуло и сжалось в тревожном предчувствии. Приступ паники охватил меня с такой силой, что первое время я не мог собраться с мыслями. Овраг был глубокий, из-под снега там и сям проглядывали следы бурелома, обледеневшие стенки, с торчащими скользкими корнями деревьев, круто поднимались ввысь, не оставляя мне ни шанса выбраться наверх. Но что-то во мне неуловимо изменилось. Мое тело вдруг приобрело необычайную невесомость. Это пугало и радовало одновременно, потому что я с легкостью выкарабкался из оврага. За ним начиналось поле.
Посреди снежной пустоши, словно разделив поле на две половины, стоял одинокий фонарь и слабо освещал тусклый кружок у своего подножья. Моя сторона была погружена во мрак. А за фонарем поле сияло таким притягательным светом, что я, увязая в снегу, оскальзываясь и падая, заторопился к фонарю.
Я только собирался переступить разделительную черту, как из света, прямо на меня, вынырнула знакомая пугающая фигура. Передо мной стояло нечто в образе человека, в черном плаще до пят, с низко надвинутым на лоб капюшоном и в той самой страшной противочумной маске, полностью скрывающей лицо незнакомца.
Я так был напуган, что не мог пошевелиться. Слова застревали у меня в горле, и я стоял перед ним, беспомощный, обливаясь холодным потом.
- Возвращайся назад, - глухо произнес человек в маске. - Твое время не пришло.
Я машинально оглянулся. Позади меня клубилась тьма. Тоска охватила меня с такой силой, что я, схватившись за грудь, повернулся и, преодолевая спазмы в горле, прохрипел в ответ:
- Нет… я не пойду туда…
- Как хочешь, - было слышно, что незнакомец ухмыляется. - Я дам тебе еще один шанс.
Он отступил, растворившись в свете. Я шагнул за ним в молочно белую пелену.
Вначале я ничего не мог рассмотреть. Мне было так хорошо, как никогда в жизни. Я ощущал лишь умиротворение и покой. Глаза мои, наконец, привыкли к свету, и я увидел перед собой сияющую дверь. Я долго не решался открыть ее, лелея в себе это необыкновенное ощущение покоя, но, наконец, дрожащей рукой коснулся двери, и она моментально открылась, впустив меня в большую комнату.
В комнате не было мебели, она была пуста, ее углы терялись в полумраке, а неясные очертания лестницы, ведущей куда-то наверх, еле проглядывались в плотной тени. Возле единственного в этой комнате окна стояла женщина. Я смотрел на нее с недоумением и не двигался. Что это за место, черт возьми?
Женщина направилась ко мне. «Лет сорок, - мысленно подумал я, а когда она подошла совсем близко, так же мысленно добавил: - Она симпатичная».
Незнакомка стояла передо мной и внимательно меня рассматривала. Ее большие серые глаза тревожно перебегали с моего лица на лестницу, затем на дверь и снова на меня.
- Такой молоденький, - жалостливо проговорила она. - Такой красивенький… но я… должна…
Не договорив, она смолкла. В уголках ее глаз появились слезы. Меня охватило непонятное волнение, словно от ее слов зависела моя участь.
- Такой молоденький, а уже седой, - вновь заговорила она и, подняв руку, погладила меня по голове.
Я невольно отступил.
- Подожди, ты не седой! - воскликнула женщина. - Это же снег! Ты весь в снегу!
Шагнув ко мне, она обеими руками взъерошила мне волосы, но ни одна снежинка не упала с моей головы.
- Где ты замерз, миленький? - выдохнула женщина и вдруг прижалась ко мне и заплакала. - У тебя есть родители? Мама?
- Мама умерла… - как эхо откликнулся я.
- Может, это и к лучшему, - всхлипывая, она потянулась к моему лицу. - Прости меня… Но я уже сделала свой выбор…
Я отнял ее ледяную руку от щеки. Ее запястье было глубоко изрезано. Кожные покровы разошлись, обнажая зияющую рану. Я взял ее за вторую руку, она оказалась так же покалечена.
- Теперь ты понимаешь? - прошептала женщина и еле слышно добавила: - Теперь твой черед…
- Что? Какой черед? – я вопросительно вглядывался в ее, вдруг ставшее отчужденным, окаменевшее лицо, на котором, казалось, жили только глаза.
Но она не ответила, отвернулась от меня и торопливо пошла к выходу. Дверь открылась сама. Незнакомка обернулась и, прежде, чем уйти, с болью проговорила:
- Прощай…
Дверь за ней закрылась. Я стоял, как истукан, силясь осмыслить ее слова, затем ринулся к двери, но она оказалась запертой. Я обернулся, обреченно осматривая комнату. Чувство необъятной тоски и одиночества разрывало мое сердце на части. Я еле дышал, дрожа всем телом, и в этот момент из темного угла появился знакомый силуэт в плаще и маске.
Как всегда вид его вызвал у меня приступ панического страха.
- Кто ты? - я с трудом шевелил одеревеневшими губами.
- Зови меня Хароном, - ответило существо.
- Я умер? - в ужасе отпрянул я.
- Ты между жизнью и смертью, - бесстрастно пояснил Харон. - Твое окоченевшее замерзшее тело нашли в овраге, а твоя душа здесь, в Чистилище. У тебя в запасе сутки. Если за это время заблудшая душа придет сюда, ты можешь сделать свой выбор - или уйти туда, - он махнул рукой на запертую дверь. - Ты уйдешь в темноту и вернешься к жизни ценой жизни заблудшей души. Или…
Он замолчал.
- Или? - поторопил я его.
- Я же говорил тебе, это твой шанс, - глухо сказал Харон. - Зачем тебе выбор?
- Скажи мне все, - попросил я.
- Ты можешь подняться по лестнице и зайти в другую дверь, - помолчав, заговорил Харон. - Там свет, но ты умрешь.
Мое сердце заколотилось в груди и, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу. Я еле перевел дух и, стараясь, чтобы мой голос не дрожал, спросил:
- А заблудшая душа?
- Душа вернется в темноту, к жизни, - голова Харона качнулась вперед, чуть не задев клювом маски моего лица.
- А я могу подняться по лестнице прямо сейчас? - продолжал допытываться я.
- Можешь, - Харон отступил ближе к тени. - Ты даже можешь попросить о последнем желании.
«Мама…» - пронеслось у меня в голове.
- Я понял, - Харон кивнул. - Прощай.
Он отступил в угол, полностью растворившись в темноте, а я, оставшись один, не двигался с места и тупо смотрел в то место, откуда он появился.
Внезапно снаружи раздался детский плач.
Сердце мое упало. Я словно окаменел, с ужасом сознавая, что мне придется выжить ценой смерти заблудившегося ребенка.
Дверь открылась и в комнату зашла маленькая девочка лет пяти. Ее платьице было прожжено в нескольких местах, волосы опалены. Ее скривившееся в плаче лицо было покрыто ярко-розовыми пузырями ожога.
Всхлипывая, девочка огляделась и прямиком направилась ко мне.
- Хочу к маме! - потребовала она. - Отведи меня к маме! Мне страшно…
- Я отведу тебя к маме, - пообещал я малышке и присел перед ней на корточки.
Ее почерневшие руки с алыми язвами привели меня в ужас.
- Что с тобой случилось, дорогая? - спросил я, гладя ее по спутанным волосам.
- Не помню… - ее огромные карие глазищи уставились куда-то вдаль, мимо меня. - Я была в комнате… все горело… я звала маму, а она так и не пришла…
Девочка навзрыд заплакала.
- Все хорошо, милая, успокойся, - я обнял ее.
Мысли о возможности выбора вихрем закружились в моей голове. Мне было страшно.
- К маме… - жалобно проговорила девочка.
Я крепче прижал ее к себе и скороговоркой прошептал:
- Сейчас… сейчас… я соберусь с мыслями…
- Хочу к маме… - еще раз попросила она и доверчиво прижалась ко мне.
Я поднял ее на руки, отнес к двери и осторожно опустил на пол.
- А теперь слушай меня внимательно, - придав голосу строгость, сказал я. - Видишь лестницу? Как только я поднимусь по ней, перед тобой откроется эта дверь. Снаружи будет темно, тебе будет страшно, но ты должна шагнуть туда, там тебя ждет мама.
- Я хочу с тобой, - заупрямилась малышка.
- Мне в другую дверь, - покачал я головой и, подчиняясь порыву, крепко ее обнял, прощаясь.
Медленно-медленно я шел к своей судьбе. Я ступил на нижнюю ступеньку, и вся лестница вдруг осветилась ярким светом. Разноцветные огоньки, украшавшие перила, переливались всеми цветами радуги. Каждая ступенька, на которую я ступал, разбрызгивала снопы серебристых искр. Дверь наверху распахнулась настежь и волны ослепляющего света ринулись изнутри, наполняя мою душу каким-то праздничным чувством.
Я обернулся. Входная дверь была открытой, но девочка стояла перед порогом и не решалась ступить в темноту.
- Шагай вперед! - крикнул я ей и ступил сам в ослепительно-белый свет.
Когда сияние перестало слепить глаза, я оглядел, пустую комнату, наполненную серебристым колыхающимся светом. Посреди комнаты, на полу, сидел игрушечный медвежонок. Он сиротливо завалился на бок, безглазый, с оторванной передней лапой и надорванным животом, из которого наружу вылез поролон.
Меня словно ударило током! Я узнал его, своего верного друга детства, подаренного мне на день рождения мамой. Тогда она была еще жива…
Ощущение большого праздника вмиг улетучилось. Я вдруг понял, что умру, если возьму своего медвежонка в руки. Ужас окатил меня с ног до головы. Я боялся пошевелиться. Но перед глазами у меня мелькнул образ обожженной девочки. Сделав над собой неимоверное усилие, я шагнул вперед. Все во мне кричало и звало вернуться, но я шел, шел мучительно медленно, чувствуя, как от страха во мне трясется каждая жилка.
Я нагнулся к медвежонку и в эту минуту услышал за спиной частый топот быстрых маленьких ног. Я выпрямился и оглянулся. Ко мне бежала моя малышка.
- Мишка! - в восторге взвизгнула она и в один миг очутилась рядом со мной.
Она была проворнее меня и уже потянулась к игрушке, чтобы первой схватить ее, но в этот момент в комнате появился еще кто-то, и время будто остановилось.
Непреодолимая сила сковала наши члены, и мы с девочкой молча наблюдали за приближением туманной фигуры.
- Мама? - выдохнул я.
- Возвращайтесь… - прошелестели ее бескровные губы.
Мама наклонилась и потянулась к медвежонку. Я зачарованно смотрел на ее тонкие бестелесные руки, на прозрачное лицо и слезы горечи закипали у меня в глазах.
Когда медвежонок очутился у мамы в руках, свет померк. На мгновение в моем мозгу, ярко вспыхнув, загорелся тот самый фонарь, что освещал снежное поле, и я вновь погрузился во тьму.
- Ну, как он, доктор? - услышал я из темноты надтреснутый родной голос бабушки.
- Все хорошо, - это уже был голос молодой женщины. - Он сутки пробыл в коме. Завтра мы переведем его в общую палату.
- А та маленькая девочка, которую вчера при мне принесли с ожогами, она жива? - с беспокойством поинтересовалась бабушка.
- Жива-жива, вы не волнуйтесь, - ответила доктор. - Мы ее выходим. И с вашим внуком, и с девочкой все будет в порядке.
Счастливый я открыл глаза и первое, что увидел - отвратительную противочумную маску Харона, уставившуюся на меня своими мертвыми впадинами глаз. Надо мной горело тусклое око фонаря, а в руках я держал что-то невероятно тяжелое.
- Нет… - взмолился я, пятясь назад и прижимая к себе свою тяжелую ношу. - Не может быть… Я выжил… Мы вместе выжили…
Я разжал руки и почувствовал, как что-то мягко шлепнулось к моим ногам. С трудом, оторвав взгляд от Харона, я посмотрел вниз. В снегу лежал медвежонок.
- Нет! - со всей силы закричал я, срывая связки. – Не-е-ет!
- Тише-тише, мой дорогой, - раздался в ответ голос бабушки. - Не бойся, тебе снятся кошмары, но ты не один, я с тобой.
Я не сразу открыл глаза, страшась опять увидеть маску Харона. Но родное морщинистое лицо бабушки прогнало видение без следа.
Бабушка погладила меня по голове, потянулась к пакету, что стоял у меня в ногах, суетливо раскрыла его и, радостно улыбаясь, проворковала:
- Вчера я прибиралась на чердаке и посмотри, что я там нашла.
У меня больно застучало в висках, когда я увидел, что она достала из пакета и положила передо мной.
Старый, с облезшим мехом медвежонок вздымался и опускался на моей груди в такт дыханию и таращился на меня пустыми глазницами.
Я пошевелился. Игла капельницы в руке дрогнула.
- Что? Выкинуть? - всполошилась бабушка. - Я подумала, вдруг…
Я отрицательно качнул головой и, от слабости еле шевеля губами, прошептал:
- Отнеси его той девочке, что с ожогами… Она поймет…