***
По аудитории гулко разнесся топот моих ног, запрятанных в берцы сестры, которые я никогда не рассчитывала надеть. Разве что под дулом пистолета. И то ведь не факт. Я вообще не собиралась сегодня идти в институт, поэтому с чистой совестью попросила Вику занести мои ботинки в ремонт обуви. Все разрушил перенесенный экзамен, вдуплил бы ему черт по самые помидоры. — Теперь ты, фюрер, точно готова колесить по Европе, — с улыбкой сказал Егор Алексеевич, с откровенным любопытством разглядывая берцы на моих ногах. Конечно же он знал, кому они принадлежат: не раз они снимались с отнюдь не женственной Викиной ноги у него дома. Если быть точной, то два раза в неделю, когда сестра приходила на занятия по подготовке к ЕГЭ. В отличие от своей младшенькой я была ростом метр с дулькой и, чтобы ботинки не свалились с меня, напихала в них туалетной бумаги. Я зло зыркнула на этого долбаного кельта, закинувшего ноги на стол. Несмотря на строгий костюм, выглядел он в этой позе органично и даже естественно. — Начну с этой аудитории, — буркнула я себе под нос и заняла свободное место. — Начни с ответа у доски, — сказал кельт, указывая на место, отмеченное на полу красным крестиком, сделанным из цветного скотча. Я вновь оказалась на ногах и со всем высокомерием, на которое только была способна, поправила свое нежно-розовое кашемировое платье. Оно, бляха-муха, совсем не сочеталось с этими сраными берцами. Егор Алексеевич смотрел на меня, как на… Овцу. Спасибо. Осталось только кочан капусты в руки взять. Ботинки на моих ногах болтались из-за примятой туалетки в них, от чего шла я не так высокомерно, как вставала. — Осторожнее, Полина, — пробормотал кельт, когда я чуть не свалилась на пол, запнувшись о порожек кафедры. Его рука, перехватившая меня поперек тела, напряглась. Могу поклясться, что я почувствовала, как перекатываются мышцы под рукавом пиджака. — Спасибо, — кивнув, я твердо встала на ноги. — Спасибо ты мне скажешь, когда твой рот окажется на моем члене. Что, простите, блять?! — Ч… Что? — запинаясь переспросила я. Ответ получила на чистейшем немецком: — Я хочу уложить тебя на мой стол и трахать так долго и жестко, пока мы оба не сможем ходить. Я, блять, не ослышалась? Видимо, нет. И нет конечно, все прекрасно… Но я, блин, знаю немецкий. И я, сука, тебя понимаю, долбаный ты полиглот! И какого хрена ты после ночи, полной любви, которую я прекрасно слышала сквозь тонкие стены нашего дома, пока, матерясь, удовлетворяла саму себя, смеешь мне такое щебетать?! Щебетальник некоторым пора бы и прикрыть на тридцать первом году жизни. — Ландан из зэ кэпитал оф грэйт британ, — блеснула я своими знаниями курса второго класса, ожидая реакции преподавателя. Он со спокойным лицом смотрел на мои берцы. И, если мои глаза не врут, у него встал. На берцы моей сестры. — Это все? — спросил Егор Алексеевич. — Все, — кивнула я. — Встретимся на пересдаче, — зачетка была отодвинула ко мне. — Я рассчитываю, что там у нас получится неплохой немецкий фильм. — Если вы действительно так хотите стать актером, вам стоит просто сказать мне об этом, — взяв зачетку со стола, я пошла к своему месту, стараясь не оглядываться, чтобы посмотреть на его реакцию. Наверняка она была неописуемой. К сожалению, когда я села за парту, его лицо уже было непроницаемым. На четвертом курсе ты становишься бесстрашным. Пересдача более не кажется концом жизни, как на первом курсе. Сходил, ответил, получил оценку. Сходил, ответил, пошел готовиться к следующей пересдаче. Варианта всего два и ни один из них уже не пугает. Когда единственная пара пятницы, отведенная под зачет по английскому, закончилась и все начали складывать тетради в сумку, меня настиг голос кельта: — Касимова, задержись. Я с удовлетворением закусила губу и плюхнулась обратно на стул, стараясь не выдать однокурсникам своей радости, ведь они смотрели на меня с жалостью уверенные, что бросают меня в последнем бою. Не бойтесь и катитесь, черт бы вам коронки позолоченные вставил! Предвкушено болтая ногами в берцах, стоявших на месте, я скорчила грустную мордочку. Да-да, мне так стра-ашно. Не убивайте, не грабьте, не насилуйте меня, пожа-алуйста. Я ведь маленькая невинная «Касимова-монашка», как когда-то выяснил Колька Анисьев, которому я не дала на выпускном. Дверь закрылась за последним однокурсником, пославшим мне ободряющий взгляд. Я благодарно кивнула ему и по-максимуму эффектно перекинула волосы на спину, закинув ногу на ногу. Из-под парты выглянули черные ботинки-убийцы. Взгляд Нестерова алчно загорелся при взгляде на меня. Надеюсь, у него не стоит на мою семнадцатилетнюю сестру, которая ходит в берцах с тринадцати. В то время у нас, наверное, даже был один размер ноги. Я сидела в первом ряду прямо на против Егора и молчала, не спеша остановить его блуждания по тем местам моего тела, которые не скрывала парта. — Полина, — вдруг произнес кельт, прочистив горло. — Что это было час назад? — я пожала плечами и уперлась подбородком в ладошки. — Я показала вам мой уровень знания дополнительного языка. Говорят, что в таких обстоятельствах по английскому автоматом ставится «зачет». — Подойди сюда, Касимова, — жестко сказал он, затыкая меня. Я поерзала на стуле, чувствуя, как низ живота наливается предвкушающей тяжестью. Конечно, после таких-то обещаний мое либидо проснулось и требовало мужика. Хоть какого, но не этого, черт возьми! Не такого, который ведет даму к Кудрату и тараканам. Встав на ноги, я прошаркала отяжелевшими ногами по полу в направлении напряженного мужчины, облокотившегося на свой стол в ожидании меня. Порожек опять оказался на моем пути, когда я, запнувшись об него и грациозно взмахнув руками, полетела на пол. — Полина, — Егор отлип от стола и подошел ко мне. Я подняла взгляд на его кельтское величество, радужку глаза которого было невозможно рассмотреть из-за расширившегося зрачка. — Вставай, — я помотала головой, оставаясь в таком же положении: на коленях, аки рабыня из БДСМ; вон, даже кожаная обувка имеется. — Вы же хотели, Егор Алексеевич, чтобы мой рот… — Заткнись! — он грубо поднял меня, подхватив подмышками, и усадил на свой стол. — Я понятия не имел, что ты знаешь немецкий! — его руки переместились на мою талию. Я раздвинула ноги, чтобы он мог расположиться поближе ко мне. — Кажется, мой отец упоминал об этом в вашем присутствии, — глядя в потолок, припомнила, нарочно стараясь не смотреть на него. — Это, видимо, был его день рождения, и я был в сиську пьян, — хихиканье истинной кокетки сорвалось с моих губ, которые я тут же облизала. Он перекинул мои волосы на одно плечо и уткнулся лбом в основание шеи. Я погладила Нестерова по плечам, спуская с них его пиджак, который через несколько мгновений упал на пол. Вика говорила, что у него дома все блестит от холостяцкой чистоты, поэтому я не удивилась, когда Егор оторвался от меня и, подняв пиджак, положил его на стол рядом со мной. Его взгляд так и остался на предмете гардероба, не возвращаясь на меня. — Егор Алексеевич, — привлекла я его внимание, — а пересдача уже началась? Он посмотрел на меня и хмыкнул. Положив руки, на мои колени, кельт начал продвигаться вверх, поднимая уже и без того задравшееся платье. — Ты ведь понимаешь, что я не могу сделать этого с тобой, Касимова? — он оторвал взгляд от моих трусов с покемоном, которых я не стеснялась. — Три дня назад я обсуждал с твоим отцом, как мы будем пиздить любого, кто посмотрит на любую из его дочек. — Но ведь хочется? — я погладила большим пальцем его шершавый подбородок. — Да и не убьет тебя папа: ты счастливый билетик моей семьи, устраивающий нас с Викой в институте… — Не напоминай сейчас про свою сестру, — я нахмурилась. Только не говорите мне, что этот извращуга готов оттрахать семнадцатилетку только из-за того, что на ней надеты берцы-убийцы. — Я хочу думать о тебе, а не о том, что каждый вторник и четверг эти ботинки снимает твоя сестра и оставляет их в моей прихожей. — Если тебя это так напрягает, я могу их отобрать у нее, — я улыбнулась, глядя, как пропадает складочка между бровей, и чувствуя, как его руки начинают уверенней срывать с меня колготки. Он поцеловал меня, как не целовал еще никто. Да и вылетели из головы все парни, прикасающиеся ранее ко мне, стоило его губам коснуться моих, вовлекая в уверенный поцелуй от опытного мужчины. Взрослого мужчины, ведь он старше на девять лет. Нежно-розовое платье с лифчиком полетели на пол, как и рубашка Нестерова. Сидеть почти обнаженной на преподавательском столе было неловко, но от того еще более возбуждающе. Его пальцы прошлись по моей оголенной груди, от чего тело покрылось мурашками. — Я говорил, чтобы ты одевалась теплее, — улыбнулся Егор, прикасаясь губами к розовому набухшему соску. Конечно, сказал он это, выглянув из окна машины, проезжая мимо автобусной остановки, где стояла продрогшая я, ведь весеннее утро вышло неожиданно холодным. Нет бы подвез по-соседски, козел. Его пальцы сдвинули в сторону трусы, с которых мило улыбался Пикачу, и начали нежно играть с моим клитором, заставляя тихие стоны-вздохи вырываться из моего рта. Наши губы вновь соединились, начиная новую игру желания, а его язык переплелся с моим, стоило ему пробраться через разжавшиеся зубы. Он дарил мне сладкие моменты, которые я, наверное, уже никогда не забуду. Да и шутка ли, секс с преподавателем на его столе между парами. Его пальцы блуждали по моему телу, уделяя внимание каждой клеточке, заставляя их пылать огнем возбуждения. Заставляя меня молить о моменте соединения. Низко и подло, Егор Алексеевич. Сквозняк обласкал мое разгоряченное тело, когда кельт вошел в меня одним резким движением. И этот контраст прохлады и горячего детородного органа во мне заставил выгнуться дугой в попытке прижаться ближе. Скинув одним махом пиджак, Нестеров уложил меня на стол и начал двигаться во мне резкими толчками без выверенного ритма. Доводя меня до момента блаженства он вдруг замедлялся, продляя мою агонию и заставляя меня рычать, как дикую кошку, и царапаться, вцепившись ногтями в его спину. Этот мужчина владел ситуацией. Он умел трахать именно так, как я того хотела. Мне даже не хотелось думать, на скольких женщинах он оттренировал этот навык. Момент, когда нас одновременно накрыло, был наполнен дикой животной похотью, где крышу сорвало нам обоим: Егор грубо вдавливал меня в нагретую поверхность преподавательского стола, пока я выкрикивала его имя, даже не заботясь, что нас услышат с той стороны двери. Он порывисто вышел из меня и кончил на внутреннюю сторону моего бедра. Спасибо, придурок, вытрусь я твоей рубашкой. Я издала последний стон удовлетворения и села. Промежность до сих пор пульсировала от полученного оргазма. Порванные колготки свисали тряпками из ботинок, которые Нестеров так и не снял с меня. Думаю, он и не планировал. — Пятерка, Полина, — сказал кельт, застегивая ширинку и протягивая мне платье с лифчиком. — В следующий раз готовься к экзамену. — Обязательно, — пробормотала я, приглаживая наэлектризовавшиеся волосы. Обязательно не подготовлюсь, Егор Алексеевич.***
Стоны так и не послышались из-за стенки. Я удовлетворенно откинулась на подушки, в который раз отметив, что за прошедший месяц кельт так и не привел к себе ни одной бабы. Заветные берцы, отнятые мной у Вики, как новый талисман, привлекающий секс, стояли рядом с напольными весами и, казалось, только и ждали своего часа. Новое кружевное белье уже находилось на мне. Я была готова к осаде преподавателя. Могла же я позволить себе эту минутную — надеюсь, на несколько часов, — слабость. Тем более в собственный день рождения. Мне, все-таки, двадцать три сегодня. После полуночи за противоположной от кельта стенкой послышался папин храп, и я, откинув одеяло, выбралась из постели и натянула на себя ботинки. На балконе, встав на стул, перелезла, как ниндзя, на соседский балкон и застыла перед застекленной дверью. Однако здравствуйте, Егор Алексеевич! Стук вышел тихим, но Нестерову хватило и этого, чтобы отодвинуть шторку и прекрасным обалдевшим изваянием застыть передо мной. Оказывается, кто-то спит обнаженным. Я показательно повела плечами, чтобы намекнуть, что и июньская ночь может быть прохладной. Кельт сразу же дернулся и открыл дверь. — Полина? — наверное, стоит сразу же пояснить: — Понимаете, Егор Алексеевич, завтра контрольная, а я не готова. — мой фюрерский немецкий заставил его причиндал напрячься. Видимо, сегодня исполнится его мечта о моем рту на его… Теплые губы преподавателя по английскому прижались к моим, когда его руки подхватили под попу и он понес меня к кровати.