Я не сдамся!

      Здорово всем. Меня зовут Рафаэль. Я – черепашка-мутант в два метра ростом притом, что ниндзя и подросток. У меня есть три брата, почти таких же крутых как я. И у нас огромные проблемы. Проблемы у нас начались, собственно, как только мы подросли и начали соображать (особенно из-за моего младшего брата Майки, которого хлебом не корми, дай изобразить из себя Сорвиголову с синдромом Почемучки), но наиболее крупные стали возникать с появлением Шреддера и его шайки (клана Фут) в нашем родном городе. Хоть Нью-Йорк о нас и не знает (а узнает, свихнется к чертям), мы любим и защищаем его всеми силами. И вот сейчас я еду спасать мой город с этим напыщенным бакланом и занудой в одном фургоне, слушая его заливистые речи о том, как он потянул себе что-то там, занимаясь йогой. Но если смотреть на самом деле, в данный момент я еду спасать не город, а моих братцев, которые так неосторожно попались на крючок к Шреддеру. Не понятно о чем я, да? Ладно, давайте, расскажу по порядку. Мы с моими братьями выросли (именно выросли) в канализации в городе Нью-Йорке, благодаря созданному учеными мутагену в нашей крови и нашему горячо любимому отцу (он же наш мастер, учитель, сенсей; понравившееся подчеркнуть) – Сплинтеру. Я не могу рассказать, что было до того, как нас нашпиговали той дрянью, ибо не имею представления. Но отец поведал, что до канализации мы были обычными животными – черепашками – сидели в аквариумах и никого не трогали. Мы жили в лаборатории отца Эйприл, которая потом стала нашим другом, и нашего нынешнего врага – Эрика Сакса. Эрик, работающий на Шреддера, предал отца Эйприл, тот спалил лабораторию, Сакс, в свою очередь, его убил, а Эйприл скинула нас в наш родимый дом. Вот, собственно, начало истории. Ах, да, Шреддер – это больной ублюдок, желающий поработить землю и править миром. Боевиков малый пересмотрел, с кем не бывает. Историю нашего взросления рассказывать не буду, больно долго. Скажу только, что из моего старшего брата Леонардо вырос лидер, следящий за каждым нашим шагом, готовый погладить по головке за любой успех, и огорчится за любой провал (тоже мне нашлась мамочка, чтоб его, этого зануду), из Донателло – умница-разумница, гений, полиглот, не сказать, чтоб филантроп, но не плейбой и, увы, не миллиардер, и, наконец, из Микеланджело вырос маленький досаждающий бес-балбес, который замотал со своим новогодним хип-хоп альбомом, прыжками на скейте и вечно довольной всем морденью. Вот про отца ничего плохого не могу сказать, он для меня словно ведущий дух. Я ради него готов даже с крыши спрыгнуть, благо он не требует. В нем такая огромная сила, не столько физическая, сколько душевная, что он одним взглядом может утихомирить такую громаду, как я. Кстати, обо мне. Я самый крупный и самый сильный из братьев, не сказать, чтоб глупый, как, возможно, думает Донни, просто я не люблю всю эту физику, да химию, да и механику в придачу (хотя чинить вещи я умею) и прочую теоретическую ерунду. Я люблю приложить грушу, глянуть интересный фильмец, почитать что-нибудь захватывающее, но больше всего люблю драки, и в этом мне равных нет. Но моя техника боя больше уличная, чем, например, у примерного Лео с его идеально автоматизированными приемами карате. Так вот, если глянуть дальше, мы выросли, каждый стал тем, кем стал, и тут появился Шреддер. С помощью своего любезного клана он стал терроризировать Нью-Йорк, захватывая все больше и больше невинных людей в свои планы, разрушая все больше и больше установленную мирную систему жизни города. Даже преступников стало меньше. Все трясутся от мысли о конкуренции с самим дьяволом во плоти. Вот с этого момента смысл наших жизней окрасился в проблемный цвет (какой хотите, такой и представляйте). Мы же черепахи благородные, пройти мимо опасности людям не можем. А сами люди-то нас не знают, и чтобы они сказали, если б увидели, какие чучела их спасают? Вот то-то и оно. В общем-то, время поджимает для моего рассказа – я вижу, что вдалеке маячит «обитель Зла». Но о чем я говорил? Ах, да. Значит, появился Шреддер, появились трудности. А на нашу голову свалилась милашка Эйприл (она репортер и работает на Шестом канале) с подставой в виде Футов. Нет, она-то не виновата, она и не знала, что Сакс – предатель, но так уж вышло, что она привела врагов к нашему дому. Те забрали моих братьев, пытавшихся спасти отца, серьезно ранили сенсея и, черт возьми, мои чувства (ну… самолюбие мое). И я не намерен просто так оставлять это на самотек. Они у меня будут зубы подсчитывать, которые останутся на полу, когда я до них доберусь. Ну вот, наконец, я дошел до того, с чего начал – я еду с Эйприл и Верноном (который, в свою очередь, является оператором того же канала, что и девчонка; и несмотря на его глупые разговоры, он не самый плохой человек) в одном фургоне и слушаю его речи, которые всеми силами направлены на привлечение внимания красотки. Панцирь милосердный, да уймись ты, в конце концов. Ты ее не интересуешь в том смысле, что тебе приспичило. Его недавние слова: «Мы оба – достаточно взрослые. Оба – очень привлекательные, и ты – чертовски привлекательная, я не буду с этим спорить. Но пойми, нам не нужно сочинять повод для наших встреч. Ты хочешь со мной чаще видеться?! Я тоже не против… и бла-бла-бла». Аж тошнило, пока я сидел сзади тише воды, ниже травы. Эйприл пыталась втолковать ему, что нам срочно нужно ехать в поместье Сакса, а тот заладил о каких-то отношениях. Придурок. Но видели бы вы его лицо, когда я, не выдержав его занудств, чуть не вышиб переднее сидение своим телом. Хорошо, что в обморок не шлепнулся, чувствительный наш. Зато обиделся на баклана и зануду. Ничего, переживет. Будет хорошо себя вести, уберу приставку «баклан». Но я что-то увлекся. - Вон там ворота, - говорит Эйприл, указывая пальцем вперед. Люди иногда тоже на что-то годны, хотя я увидел ворота раньше их обоих. Я приглядываюсь внимательнее, при этом щурясь. Они закрыты. Черт. - Тарань ворота, - вырывается у меня прежде, чем я успеваю сформулировать просьбу (ну или в данном случае приказ). - Таранить ворота? – голос Вернона удивленный и несколько презрительный. – Это служебная машина. Ах ты ж, человечишко. Он еще спорить со мной будет, когда ситуация критическая. Может, мы подойдем и, скромно постучавшись, попросимся войти?! - Я СКАЗАЛ, ТАРАНЬ! – я грозно рычу ему почти в самое ухо. Мой оскал дает о себе знать. Вернон испугался моей реакции. Будет знать. Он и правда меня взбесил. Кстати, я не упомянул о себе тот факт, что кроме того, что я самый сильный и драчливый, я еще и самый темпераментный, самый горячий (о да), самый вспыльчивый (единственный вспыльчивый) ниндзя в семье. Меня лучше не злить, если не хотите извержения. - Отлично, всем пристегнуться, - кричит Вернон и врезается в плотное дерево, выбивая ворота, как нечего делать, как будто нож в масло вгоняет. Повсюду слышны крики, и начавшийся ливень из пуль, долбящих по толстым стеклам и бокам фургона. Сладостный звук битвы. Наш оператор гнется под панель, прячась от пуль, но при этом умудряется ровно рулить, Эйприл пищит, сползая вниз. Ох, люди… Вернон едет еще чуток вперед и врезается в мощные двери здания, также легко вынося их, как и ворота. Покрутивши руль, он выводит машину обратно во двор. Пули продолжают вдалбливаться в железную стенку фургона, которую я сейчас вышибаю своим телом и выскакиваю наружу. Наконец-то мой выход. Я издаю громкий звериный рык, пугая стреляющего в мою сторону человека в черном костюме. Подобравшись ближе, я врезаю ему рукой по плечу и одновременно рукам, вышибая автомат, и откидываю от себя подальше. Он жив, но зализывать свои раны будет долго. Вот так дела делаются. Вот это по-нашему. Я взмахиваю руками, будто отряхиваюсь, но это всего лишь жест победы. Вокруг больше никого нет. Наверное, сейчас все бегут защищать Сакса… от меня. Я подскакиваю к передним дверям фургона. Там за стеклом вижу испуганные лица моих единственных дружелюбных людей. Открыв дверь, я грозно оглядываю их. - Пошли за мной, - велю я, и они дружно выскакивают из машины, чтобы покорно отправится, куда я скажу. Ох, я чувствую такой прилив сил. Мой организм насквозь пропитан адреналином, разве что не капает, мое тело двигается быстрее моих мыслей, мозг ясен как никогда, дышится много, но легко. Я готов надирать задницы, даже если они будут железными. Продвигаюсь вперед я быстро, снося всех на своем пути. Эйприл и Верн бегут где-то далеко от меня, но им ничего не грозит, все «опасности» (воинов клана) я раскидываю направо и налево. Вот впереди, я вижу, последняя пока «опасность» перед тяжелой металлической дверью, которая, не заставляя себя ждать, вместе с той летит внутрь следующего помещения от удара моей мускулистой ноги. Я влетаю следом, подсчитывая угрозы. Кто-то кричит: «Эй, убирайся отсюда». В ответ получает очередной гневный рык, и новая жертва летит от меня куда подальше. Все, кто был до этого момента в помещении, смываются в мгновение ока. Я успеваю заметить только развевающиеся белые халаты. Но внезапно мое сердце останавливается и начинает биться громче, сильнее, почти до боли. Я вижу, как передо мной в стеклянных ящиках на манер распятия заключены мои братья. Их руки растянуты в стороны, а из них тянутся различные трубки, по которым медленно тянется кровь. Что они с вами сделали?! Но эта секундная слабость проходит, и я рвусь вперед. - Лео, - кричу я. Почему-то увидеть лидера в таком положении даже сложнее, чем других. Он медленно поднимает на меня затуманенные и сонные синие глаза, а его губы мажет слабая улыбка. У него совсем нет сил, он похож на тряпичную куклу, постиранную и выставленную под солнечные лучи, но все еще пытается держать достоинство. Мне ужасно жаль видеть его такого. - Ты вовремя, Раф, - так же слабо улыбается мне Майки из соседней клетки и судорожно втягивает воздух. Донни, с другой стороны от Леонардо, уже даже не говорит, его глаза медленно закатываются, и все его силы уходят лишь на то, чтобы вернуть их в привычное положение. Я бегу быстрее, но останавливаюсь как вкопанный перед самым стеклом. Не могу сообразить, что делать. Боль за своих братьев темнит мой разум. Внезапно приходит идея, и я головой врезаюсь в стекло. Черт, упорное. Но и мы не лыком шиты. Я достаю свои саи и готовлюсь сделать выпад, но меня окликает басовитый голос с примесью металла. Этот голос будто нечеловеческий, если уж не пришельца, так робота точно. Слышу лязг железа и поворачиваюсь в сторону шума. - Рафаэль! Рад тебя видеть, - холодный как лед голос не соответствует сказанному. Я оскаливаю зубы. Это Шреддер. Я знаю точно. Железный костюм покрывает каждый сантиметр его тела. Даже глаз не видно, только горят красные огоньки в шлеме как у Терминатора. Чую, будет сложно, но я просто обязан что-то сделать. Ради братьев, ради сенсея… - Четвертая клетка для тебя, - Шреддер чеканит каждое слово, ударяя их об меня словно невидимыми пощечинами. Он вынимает хитро спрятанные кинжалы и ножи, направляя их в мою сторону. Подраться, значит, хочешь? Ну, давай подеремся. Я кидаюсь к нему. Мои саи против его десятка мечей и безупречной техники боя… Сказать, что у меня много шансов, это не сказать ничего. Но я продолжаю упорно колошматить его, пока он не подается вперед и не вышибает меня вниз. Оказывается, здесь два этажа сразу – верхний отделен от нижнего только наполовину, подпираемый внизу столбами. Перед тем, как упасть вниз, моя черепушка знакомится с бетонной балкой на потолке, и затем с полом того же состава. - Это больно, чувак, - слышу я сверху сочувствующий, ослабевший голос самого младшего брата. Но мне некогда даже посмотреть в его сторону, так как следом за мной прыгает железная махина, оставившая небольшую вмятину в полу. Мой несчастный сотрясенный мозг громко бьет набат, голова кружится, в глазах темнеет, но я снова скалюсь, пытаясь сфокусировать взгляд на Шреддере, и, подтянув к себе ноги, выгибаюсь, подлетая, чтобы встать. Как унизительно. Он сшиб меня с одного удара, тогда как я молотил по нему раз десять, не меньше, прежде чем проделать свой недавний полет. Я подскакиваю к нему снова, отрабатываю на нем свою личную технику боя, но ни один удар не доходит до цели. Шреддер с легкостью уходит от всех ударов. Мне становится жарко. Это от гнева. И это плохой признак. Но успокоить меня некому. Все, кто может, мягко говоря, сейчас заняты. Поэтому я отдаюсь во власть мстительного гневного огня, что застилает не только глаза и голову, он проникает и в уши, делая все вокруг невидимым и неслышимым. Я вижу только одну цель, и ее пожирает мой праведный огонь. Шреддеру похоже надоедает уходить от моих атак, и он, откинув мои руки своими, валит меня на пол, даже не наклонившись. Я сильно ударяюсь панцирем, так, что у меня пляшут звезды перед глазами. - Крыса плохо вас учила, - его металлический голос на мгновение гасит мой огонь, который все же возвращается с новой силой. Да как он смеет оскорблять нашего отца?! Да что он вообще знает о нем?! Что он знает о том, как тяжело ему было растить нас, сражаться с нашими капризами, с нашим непослушанием. Он, не имея понятия о детях, вырастил нас как своих родных сыновей, дал нам то, чего чужие родители порой не могут дать своим детям – понимание, любовь, дружбу, мудрость, знания, терпение. Да за такого отца убить можно (образно; я, конечно, не образец, но убивать в моих планах никогда не стояло). Я поднимаюсь на локтях, чтобы снова встать и отправится в бой, но удар ногой в челюсть меняет мои планы. Я на мгновение теряю сознание, которое возвращается с надрывным криком «Рафаэль!» где-то сверху. Судя по всему, это Эйприл. Ну и улитки же они, только-только добрались до места. Однако ее крик дает мне возможность подняться, потому что Шреддер тут же отвлекается на него. И, несмотря на адскую боль в голове, я упрямо стою на крепких ногах. - ТЫ! – злодей направляется в сторону девушки, лицо которой расплывается у меня в глазах, но оно явно не в боевом настроении. - Не отвлекайся, - теперь уже мой оклик отвлекает на себя опасность. Шреддер поворачивается ко мне и начинает заново мутузить и впечатывать меня в пол. Я сделаю все, чтобы он не тронул мою семью, костьми лягу, но сделаю, умру, но остановлю Шреддера. Поработитель людей ударяет меня в грудь своим железным кулаком, и я падаю вниз, но как только он пытается уйти, я хватаюсь за его ноги, из последних сил, сжимая руки, обвивая его голени. Он выворачивается из моего захвата, и я снова получаю мощный удар в челюсть. У меня уже нет сил, но я все равно продолжаю вставать. Шреддер откидывает меня от себя, я падаю в последний раз, чувствуя, как долбит железная нога мой несчастный панцирь. Я с силой стискиваю зубы, приподнимаясь над полом, но меня тут же укладывает новый удар в спину. На этот раз сила удара такая, что я слышу треск моей жесткой пластины сзади – мой панцирь треснул. Все. Больше не могу. Я хриплю, частично проваливаясь в забытье. С силой раскрываю затуманенные болью глаза, скоблю ладонями по полу, собирая грязь под ногти. Нет. Я не сдамся. Я еще живой. Но удар по трещине на спине вырубает меня окончательно. Сколько времени прошло я не знаю, но сознание начинает возвращаться ко мне вместе с жуткой головной болью и болью всех конечностей, включая несчастный панцирь. Я довольно туго соображаю, не могу сосредоточиться на чем-то одном, а тонкие писклявые голоса, доносящиеся отовсюду, будто из-под толщи воды, отнюдь не помогают мне прийти окончательно в себя. Я не могу понять, по какому поводу крики, кто кричит, и главное что кричат. Неужели все так плохо?! Пока я еще не открыл глаза, силюсь вспомнить, что последнее произошло. Мы с Эйприл и Верном ехали к Саксу. Доехали… Братья в клетках… Шреддер. Мою голову хаотично наполняют обрывки болезненных воспоминаний, и все кусочки складываются в один угрюмый пазл. По мере того, как воспоминания врезаются в мою голову, я начинаю воспринимать крутящиеся вокруг меня вопли. От их круговорота по моей оси моя голова начинает пухнуть и кружиться. Боюсь, еще немного и меня вывернет наизнанку от различных неприятных ощущений. Я медленно открываю глаза. Передо мной все кружится, и меня начинает мутить сильнее, к горлу подходит едко-кислая жидкость, оставляя мерзкий привкус на языке. Панцирь подери, у меня, наверное, сотрясение. Я дрожащими руками упираюсь в холодный шершавый пол и пытаюсь подняться. Уже различаю, что меня спрашивают, живой ли я, предлагают принести водички. Мое тело, кажется, что со всех сторон, облепляют теплые родные руки братьев, приподнимая меня над землей. Они продолжают носиться вокруг меня, болтая без умолку. - Куда идти? – выдавливаю я из себя, еле держась на дрожащих ногах и хватаясь за ноющую голову руками. - Сакс-тауэр, - произносит Лео сбоку от меня, исчезая из поля зрения. - Нью-Йорк, - не отстает от него Майки, - Тайм-сквер. - Шреддер распылит токсин, - голос Донни вместе с хозяином мельком летит мимо меня, и тут же перекрывается звонким тембром Микеланджело: - Он хочет отравить весь город… - А Сакс будет продавать антидот, - перебивает Леонардо, выхватывая из-за моего ремня на панцире свои мечи. - Сделанный из мутагена в нашей крови, - Майки заканчивает фразу, забирая у меня нунчаки. Совсем забыл упомянуть, что когда я уходил из дома, я предусмотрительно прихватил с собой оружие братьев. Всю дорогу сюда оно придавало мне моральных сил. Так я чувствовал, что моя семья рядом со мной, несмотря на то, что находится в смертельной опасности. Но вернемся к нашим проблемам. От перебора информации в быстром темпе, я не соображал почти ничего, кроме того, что нам нужно срочно бежать дальше, чтобы остановить всех нынешних злодеев. - Так что нам надо бежать, - Донни облачает мои мысли в слова, подталкивая меня на выход. - Хорошо, - выдыхаю я, полностью выпрямляясь, - сделаем это ради учителя. - Ну все, бежим, - голос гения призывно раздается прямо за мной. Я ощущаю прилив свежей энергии. Моя семья почти в сборе, все живы и здоровы. Я неудержимо рад этому факту, только вот показывать я это не буду, а том мало ли, решат, что я мягкий и податливый, как наши утренние булки с изюмом. -Успокойтесь! Зацените, как я спокоен! - веселый и задорный, несколько надрывный крик младшего заверяет меня, что точно все снова в порядке. Он как всегда показывает свою милую придурковатость. Так и хочется дать ему ласковый щелбан между глаз. Любя, конечно. Мы двигаемся так быстро, что я и не успеваю заметить, как мы вылетаем обратно во двор. Свежий морозный воздух ударяет мне по ноздрям, очищая туманную голову. Так легко дышать, несмотря на волнение и бешеный темп событий. Все-таки это больше благодаря тому, что я больше не один. Мне не нужно больше пытаться вылезти из кожи вон, чтобы что-то сделать, чего-то добиться, я просто снова могу быть собой: ворчать на Лео, подкалывать Майки, удивляться Донни. - Нужно идти, скорее, - Леонардо бежит первым, задавая всем нужный ритм. Вернон и Эйприл бегут, как могут, рядом с нами, но видно, что такая «тренировка» им не по зубам – они оба тяжело дышат, грузно топая по снежному покрову. Но вдруг я слышу, как над нами взмывает в воздух темный силуэт – вертолет, громко работающий длинными лопастями и противно режущий своим свистом наши уши. - Сакс улетает! – в моем голосе сквозит ненужное сейчас отчаяние. Чертов урод. Я бы с удовольствием начистил бы ему физиономию, хотя бы за одно то, что он работает на Шреддера, и еще сильнее бы вмазал за то, что пытался отнять моих братьев. - До Манхеттена ему девятнадцать минут, - сообщает Донателло, вглядываясь в свои приборы на руке. И почему он всегда оказывается прав?! Ну, гений, что с него взять. - Выводи нас отсюда, Донни, - голос Лео мягкий, но требовательный. Я знаю этот тон, он всегда такой, когда мой брат переживает, но не хочет, чтобы это заметили. Наивный, все давно раскусили его трюки. Наш гений послушно выдвигается вперед, опуская свой прибор с головы на глаза поверх очков, и осматривает территорию на предмет спасения наших шикарных зеленых пятых точек. Вдруг он дергается, вжимая голову в плечи. - Мама, у них пулеметы, - почти пищит он, пригибаясь за секунду до того, как нас начинают поливать пулями. Мы все машинально прикрываем спинами Эйприл и Вернона, уж они-то точно не выдержат такой осады. Наши панцири, будто стены, отбрасывают маленькие, но смертельные кусочки железа в стороны – пули рикошетом летят в сторону врагов, задевая их. Заметив, что творят друг с другом, соклановцы прекращают стрельбу. - Ха, - восторженно восклицает Лео, - народ, вы в порядке? Я усмехаюсь в ответ и чувствую, что эту битву мы не проиграем (меня все еще задевает тот факт, что Шреддер побил меня как мальчишку). Прилив сил не просто никуда теперь не уйдет, а задавит меня своей мощью, так что я буду плавать в эйфории. - Мы – пуленепробиваемые, - сейчас я абсолютно согласен с тем, что я мутант с выпирающим отростком на спине. И черта с два эти людишки смогут нас победить. Хотя, если у них в запасе есть какая-нибудь базука, я буду жалеть, что я не динозавр. - Круто! – поддерживает мое состояние Лео, широко улыбаясь, показывая белые зубы. Такую размашистую улыбку у него почти не встретишь, потому что так он напоминает мне ребенка, выигравшего у друзей в сложную игру. И меня радует такое положение дел, по крайней мере, он не похож на прежнего зануду. Поэтому я улыбаюсь ему в ответ. Наше (мое-то точно) радостно возбужденное состояние не проходит даже после отчаянных криков клана Фут. - Окружайте их, - их вопли тонут в собственном отчаянии и страхе за свою жизнь. Ха, это еще только разогрев. Но вот Лео, наоборот, теряет свою улыбку и с серьезным лицом поворачивается к Вернону. Ну все, прощай безбашенный сорвиголова, здравствуй, нудная мамочка. - С грузовиком справишься? – спрашивает он у нашего оператора, который в полном шоке нервно трясет головой, показывая утвердительный ответ, и буквально через мгновение окрашивая его в две буквы – «да». Лео приобнимает меня и стоящего рядом Майки за плечи, посылая нам свои сквозившие уверенностью флюиды, и слегка сжимает свои пальцы на моем предплечье. То же я повторяю с ним и с Донни, закрепляя нашу семейную цепочку – когда мы едины, мы непобедимы. - Мы за Рафом, готовы? – вот это да, какая мне предоставлена честь. Леонардо не объясняет, что именно он хочет, но я и без слов его понимаю. Мне всего лишь нужно выждать, чтобы… Я резко поворачиваюсь назад, оставляя своих братьев, и, сделав выпад вперед, пинаю в голень наглого футовца, решившего посягнуть на мое личное пространство. Он гнется от боли, плохо удерживая свое оружие, которое я незамедлительно выхватываю и пару раз бью прикладом того по плечу. Все, одним противником меньше. Дождь из пуль продолжает поливать нас, но это уже не так страшно – мы же бронированные черепахи. Я решаю немного попугать врагов и с яростным криком под стать викингам растягиваю руки в стороны, выгибаясь по возможности в спине, при этом, не забывая, ожесточенно и злобно скалиться. Разве что еще осталось побить кулаками себя в грудь. Мне становиться смешно от своих же действий. Кинг-конг нашелся. Однако это действие мне помогает – из маленьких трещинок в пластроне выпадает пара-тройка дерзких пуль. Я мельком оглядываюсь, круша своих врагов, и краем глаза замечаю, что братья, как и я, «отрываются по полной», используя приобретенные за столько лет навыки не на манекенах и друг друге, а в настоящей битве. Это непередаваемое ощущение. Не знаю, как и объяснить, но чувствуется вкус свободы, какого-то широкодиапазонного полета и адреналиновой эйфории; моя головная боль прошла, будто ее и не было (она вернется чуть позже с двойной порцией себя), конечности двигаются четко и быстро, все чувства обострены. Но вот, наконец, я вижу, как Вернон с пригибающейся чуть ли не до земли Эйприл приближаются к кабине огромной фуры. Микеланджело, отбросив врага на своем пути, как невесомая птичка, взлетает на его крышу, однако, судя по удару, приземлился-то страус. - Все живо в грузовик, давай-давай, скорее, - кричит Лео, впихивая внутрь перед собой Донни и призывно маша руками мне. Я не заставляю себя долго ждать и запрыгиваю следом. Двери мы не закрываем, нужен обзор. Вернон уже пару минут как сел за руль, чего он так долго чешется и не трогается с места?! - Гони, - я раздражаюсь от того, что все застопорилось, и долблю в стенку кабины. - Сейчас, - слышится приглушенный стенами голос Верна, и тут же взрыкивает звук зажигания. Мотор рычит как раненный зверь, но машина еле-еле движется. Он издевается там что ли?! - Жми на газ, - снова ору я, и ход грузовика убыстряется. - Как же мне не хватало советов говорящей черепахи, - сердито бурчит наш водитель, набирая скорость. Ну, я тебе еще припомню, баклан. Мы на полной скорости врезаемся в главные ворота (а то как же, надо все сломать, не пропадать же удалому духу разрушения), но фура даже не дрогнула, кроша их на железную стружку. Только я понадеялся (конечно же, сарказм), что мы просто свалим с той загородной лужайки, как за нами пустились в погоню штук пять огромных рычащих бежевых «зверя», разносящих в пух и прах снежные завалы кругом. Мало, значит, Футам показалось, придется снова им навалять, только пусть поближе подойдут. Вдруг сверху опускается восторженная мордашка Микеланджело. Еще бы, оседлать целую фуру для него подвиг первой степени. А то все скейт да скейт. - Куда едем, парни? – вопрошает он, крепко уцепившись пальцами за края грузовика. - Донни, как быстрее добраться до Манхеттена? – спрашивает Леонардо, одновременно отвечая на вопрос младшего. Наш гений тыкает пальцем в свой наручный прибор, вычисляя, должно быть, расстояние. - Надо ехать по этой дороге, - он то пристально вглядывается в прибор, то вскидывает голову, чтобы следить за происходящим снаружи машины, - если попадем в коллектор возле холма, там ветка канализации через три километра. Лео поднимает голову и смотрит в глаза младшенького, проверяя, понял ли тот, что сказал Донни, тот кивает ему, что все осознал. - Майки, дай им там знать, - просит наш лидер, и Микеланджело будто ветром сдувает – так резко исчезает его голова. Но не проходит и пары секунд, как нас встречает новая напасть. Я не вижу, но слышу, как поверх рева фуры где-то впереди раздается еще более громкий залп какого-то орудия. Мои опасения подтверждаются, когда внизу грузовика раздается взрыв, а нас чуть подбрасывает вверх, засыпав со всех сторон различными тяжелыми предметами. Какой дурак наложил здесь всякой кучи дряни?! Меня выбешивает это еще сильнее, когда по моей симпатичной морде мажет железный ящик, чуть не выбивший мне передние зубы. Фуру начинает мотать из стороны в сторону, но мы держимся более менее прямо. Я знаю, что Вернон пытается сделать все, что может, чтобы мы не поехали дальше на боку. Но внезапный поворот заставляет грузовик накренится над землей, отчего Лео летит на выход, в последнюю секунду хватаясь за один из выступов, но и это ему не помогает – на него летит «мой любимый» железный ящик, выбивая его наружу. Черт возьми, святой панцирь, нет! Фура повернулась полностью «лицом» в сторону поместья и «задом» к… какого панциря здесь обрыв?! Мы замираем, машина замирает, на мгновение я не слышу ничего, кроме своего громко бьющегося сердца, но тут раздается жуткий скрип, громкие крики ужаса из кабины, и мы заваливаемся вниз. Ну что ж, повеселимся, ребята. - Лео в сторону, в сторону, - c надрывом кричит Донни куда-то вниз. Он стоит у самого выхода, показывая руками влево. Я же держусь возле стены, перекрывающей кабину – свежий как по заказу удар по моей и без того больной черепушке вызвал острую боль в мозгах и новый приступ тошноты. Я лишь надеюсь, что с Леонардо все в порядке. Он сильный, он должен нас догнать. Очередной резкий разворот фуры «лицом» вперед нарушает мою координацию, и я почти падаю на пол. Остановите транспорт, я сойду… Ко мне на ногах съезжает Донателло, и я, чтобы меня не стошнило, задаю первый возникший в голове вопрос: - Сильно мы сбились с курса? - Вообще-то мы даже немного срезали, - пыхтит он в мою сторону, снова уставясь в свой прибор, - но теперь нам надо спускаться. Прямо вниз. Какая радость. Мы летим со скоростью бешеного автотранспорта, спотыкаясь на каждой кочке. Кому как, но для меня сейчас это хуже пытки. - Народ, - взывает к нам сверху Майки, ошарашивая нас новой порцией проблем, - у Лео проблемы. Я смотрю вперед, моя голова кружится, но я все же различаю, как там вдалеке мерцают голубые вспышки тока, заставляющие старшего брата дергаться в конвульсиях. У Лео не просто проблемы, у Лео глобальные проблемы. Хотели приключений, вот теперь получайте. Я почти рычу от такой несправедливости положения. - У меня панцирь треснул, - все-таки рычу я в сторону Донни, - скотчем залепишь? На что мой брат выдает фразу, которую я никак не ожидал от него услышать. - Давай, я хоть разок побуду крутым, - вот тебе раз, вот тебе гений. Он смотрит на меня своими увеличенными из-за толстых линз глазами, и утверждающе кивает, слегка улыбаясь, мол, соглашайся, парень. Ну, была не была, побудь. Я киваю ему в знак согласия, и Донателло порывисто вылетает навстречу ветру. Что он там творит, я совершенно не вижу, но когда одна из машин внезапно взлетает вверх, кувыркаясь в воздухе, я не сомневаюсь, что дела у него неплохи. Крик Донни где-то там, в объятиях поднимающегося из-за елозящих по склону шин снежного вихря, заставляет думать, что я поторопился с выводами. Панцирь вас дери, все же придется лезть в драку, несмотря на покачнувшееся сознание. - Майки, - кричит наш гений. Ну, конечно, только младшего в той кутерьме не хватает. Ладно, черт с вами, готовлюсь к выходу. Но меня опережает Микеланджело, летящий как вихрь на своем навороченном скейте. - Вступаю в игру, - восторженно вопит он и бухается на крышу машины, из которой тянутся проводящие ток провода, цепко держащие двух братьев. Я вижу, как он размахивается и с треском разбивает крышу, что-то ища своей проникшей в нутро автомобиля рукой. - Эй, теперь я рулю. Ну, все. Он там веселится, а я тут кисло наблюдать должен? Черта с два. Я, как и чуть ранее Донателло, выскальзываю из своего «укрытия», и с криком индейца в виде крученого мяча врезаюсь в машину, выбивая задние двери. Несколько точных ударов и мои противники легким движением вылетают из транспорта. Один даже пострелять вздумал. Наивный. Я издаю победный клич – я снова на коне! Осталась одна машина. Я смотрю вперед, фура катиться по склону, словно на ней не шины, а лыжи. Вокруг летят комья мокрого снега, оставляя на коже невидимые порезы острыми ледяными кристаллами. Но тут грузовик врезается в огромный снеговой бугор, разметая снег во все стороны. Это похоже на взрыв. Повсюду белая мешанина. Наш спасительный транспорт почти не разобрать в такой неожиданной лавине. Мы с Майки летим, оседлав поверженную машину: я сбоку, вишу на двери, братец стоит на крыше, широко расставив ноги, и ловит снежную волну. Зимний серфинг, понимаешь. Лео с Донни едут на своих… панцирях где-то впереди нас. Удивительно, но ветер в лицо освежает мою больную голову, расслабляет напряжение в теле, голова больше не кружится и желудок не просится наружу. Майки что-то кричит, но из-за оглушительного свиста ветра, я не слышу что. Я смотрю вверх на него, и понимаю, что крик был восторженным. Но радоваться пришлось недолго. «Взрыв» снега фурой, что ведет Вернон, вызвал небольшую снежную лавину со склона, которая вот-вот покроет нас с головой. Машину накрывает, и я чувствую контрастно ледяной холод на своей разгоряченной коже. Снег сминает по себя машину, и нам с Микеланджело не остается ничего, как прыгнуть вперед. Злобно мчавшаяся за нами лавина замедляет свой ход, уткнувшись в оставленную нами несчастную машину и «вгрызается» в ее железо. Мы с младшим в прыжке достигаем братьев. Лео летит, поддерживаемый нашим гением, несколько его тормошащим. Глаза старшего брата закрыты, а тело обмякло – он без сознания. Еще бы, столько раз током дернуло. Микеланджело планирует по снегу, чтобы приблизится с другой стороны от Леонардо. - Давай, Лео, очнись, - Донни слегка шлепает лидера по щеке. - Слышишь, - кричит ему в ухо с другой стороны Майки, шлепая по другой щеке, - ты очнешься, и я обещаю, я сделаю, все, что ты скажешь! Ага, сделает он, конечно, держи карман шире, Лео. Я даже слегка завидую, им досталась радость постучать по Леонардо, а мне нет. Ну ладно, ничего, я найду возможность. От их нескольких слабых пощечин нашему лидеру ни тепло, ни холодно – он продолжает ехать вниз, не подавая признаков жизни. Лучше б меня к нему пустили. Моя рука и мертвого поднимет. Вдруг склон становится более пологим, и нас уже несет быстрее, будто веревками тянут. Мы догоняем фуру и лавируем уже под ее железным «брюхом». Да, адреналина в крови после такого более, чем предостаточно, я б сказал, с лихвой. - Парни, - ну, как, скажите, как, он [Дон] умудряется тыкать пальцами в свой прибор в белоснежном плену снежных комьев, летя на немыслимой скорости вниз, да еще и на спине?! – Вертолет Шреддера в двадцати километрах от Нью-Йорка. Почему-то меня эта информация вкупе со всем происходящим бесит и веселит одновременно. Знаете такое чувство? Прямо таки кусаться хочется или размолотить грушу на опилки и смеяться, смеяться, смеяться, вдалбливая кулаки в мягкий материал… Как псих, честное слово. - Спасибо за информацию на дорогах, - я пихаю его в бок, чтобы хоть как-то успокоить зверя внутри, - теперь погода и новости спорта? Несмотря на мой злой саркастичный тон, Донни спокойно продолжает вещать мне, словно успокаивая мою нервную систему. Ну, не то, чтобы спокойно, но он не истерит, как я. - Тебя не обрадует то, что через двадцать три секунды нас ждет впереди обрыв высотой в сто пятьдесят метров. Вот черт. Я не ослышался?! - Ты сказал, там… - ОБРЫЫЫЫЫВ, - вопль не мой и не Донателло, он между нами, лезет в уши так неожиданно, что мы с гением резко поворачиваемся к источнику и непроизвольно кричим друг на друга. Лео очнулся. Он мотает головой, приводя мозг в порядок. - Надо вытащить Эйприл оттуда, - только что очнулся, а уже о деле болтает. Точно зануда. Но на самом деле я с ним согласен, мы не можем оставить наших хрупких человечков в беде. Лео поворачивается в мою сторону, приподнимая свое летящее по склону тело и одновременно опуская свой зеленый зад на снег. Как он себе его не стесал, святой ты панцирь. - Раф, помоги, - зовет он меня, чтобы я подставил ему спину – только так он сможет залезть на крышу фуры и добраться до кабины. - Не забудь того старикана, - вслед ему кричит Майки. Пока Леонардо возиться с дверями кабины, пытаясь вытащить друзей, я прикидываю, как убрать с нашего пути последнюю, упорно преследующую нас машину. В последней погоне участвует девица с хвостом частично красного цвета (с помощниками, конечно, куда ей одной против нас четверых). Это помощница Шреддера, и зовут ее, вроде, Караи. Хотя неважно, особенно потому, что нам нужно ее поскорее убрать. Я знаю, что это она, потому что ее красный хвост мелькает в открытом окне, из которого, в свою очередь, высовываются провода с током. Выстрел из странного оружия направлен аккурат в кабину, где сейчас Лео пытается вытянуть трясущуюся Эйприл. - Двенадцать минут, и мы на склоне, - сообщает наш гений. Я поворачиваюсь вбок, чтобы приблизиться к нему. Сейчас я не отказался бы от помощи. - Донни, давай сделаем модный фокус с шестом, - мой голос уже не злой, я стараюсь поддерживать азарт нашей кампании, - нам надо убрать этот цветок сакуры. Донателло усмехается мне в ответ и протягивает противоположный конец своего оружия. Я незамедлительно хватаюсь за него покрепче, и брат с удивительной для него силой раскачивает меня вперед. Я отпускаю его шест и крученым ударом врезаюсь панцирем в машину. Есть. Машина переворачивается в воздухе, врезаясь в первое попавшееся дерево. Но вот в чем проблема, так это то, что провода, соединенные с машиной, но благо уже не проводящие ток, крепко связывают Лео, неудержимо скользящего вниз к обрыву в обнимку с Эйприл и Верном. Что там с этой красной девицей, мне все равно. Не думаю, что она пострадала, так синяки, да царапины. Проблема с проводами решается довольно быстро и сама собой – просто отрываются от устройства в машине и теперь летят вслед за старшим братом. - Майки, - слышу я сквозь шум ветра осипший голос нашего лидера, - хватай кабель. Микеланджело будто в игру предложили поиграть: он тут же мчится (насколько это вообще возможно) на панцире к черному тросу, хватает его с криком «поймал» и поднимается на ноги. Что-то меня терзают смутные сомнения, что в его жизни слишком много спорта – теперь он имитирует водные лыжи. Но вот уж и конец… Облегченная фура впереди нас жалобно скрежещет об острые голые камни на краю обрыва и со скрипучим стоном валиться вниз. Сейчас же Майки спотыкается обо что-то невидимое в снегу и выпускает кабель из рук. Вот ведь растяпа. Он кричит «нет, нет, нет, нет, нет», но и он, и я с ужасом наблюдаем, как наш брат и наши люди скользят вниз за фурой, исчезая из вида. Младший тормозит на своем пузе, не долетая до края, и опускает свою несчастную физиономию в снег. Мне даже становится его жалко. Но я знаю, что какой-то дурацкий обрыв не может сломить старшего братца, и он что-нибудь придумает. - Бедный Лео, Эйприл и этот мужик, - по-детски хнычет Микеланджело, - они были такие юные, красивые… - Никто не погиб, придурок, - я проезжаю мимо него, приближаясь к обрыву. Ну, так и есть, я же говорил. Лео с большим трудом держится одной рукой за свой меч, застрявший в трещине камня, а другой – прижимает к себе Эйприл. С другого бока висит Вернон. - Надеюсь, у тебя под панцирем парашют, - нервно глядит вниз он. Его глаза наполняются страхом при каждом неловком движении Леонардо. - Эй, народ, - Донни улыбается во все тридцать два зуба, наклонившись и посмотрев вниз, как будто он только что изобрел что-то, тянущее на Нобелевскую премию, - это коллектор. Путь свободен. Я смотрю, куда он показывает, но через секунду мое внимание занимает голос лидера. - Помогите, будьте любезны, - рычит Лео, напрягая донельзя все свои мускулы, так что под кожей выступают вздувшиеся вены. Бедолага, верю, что это тяжело, и руки, наверное, свело. Я тянусь вниз и одной рукой вытягиваю всех троих. Старший брат морщиться от боли и напряжения, но не позволяет себе отпустить своих подопечных, пока его собственные ноги не касаются земли. - Надо торопиться, - говорит Донни, пока я ставлю свой «груз» на землю, - Шреддер уже над Нью-Йорком. Мы по возможности быстро находим безопасный путь вниз, держа рядом с собой Эйприл и Вернона. Через каких-то минут пятнадцать мы уже приближаемся к намеченной цели, скользя по широким трубам городской канализации. Майки настаивает, что будет нести Эйприл (вот же ж жук). Он так вцепляется в нее своими руками, что удивительно как она до сих пор не кричит. Я б давно влепил по первое число. Зато вот мне не очень повезло. Несмотря на треснутый панцирь и ушибленную голову, я так и остался самой сильной черепашкой из всех. Поэтому, угадайте, кто вез Вернона?! Правильный ответ, молодцы. Пока мы скользим по трубам, Донни вычисляет башню Сакса, чтобы мы могли максимально быстро прибыть на место планируемого преступления. Ну как он все-таки… А, ладно, я уже перестал удивляться на то, что делает мой брат. Просто он гений, вот и все. Наконец, мы приближаемся к нужной нам точке назначения, и я с огромным мстительным удовольствием выбиваю ногой рифленую решетку (закрывающую, должно быть, вентиляцию), чтобы очутиться в подземном гараже здания Сакса. Следом вылетают братья и Эйприл с Верноном. Последние выглядят как потрепанные жизнью воробьи, чьи перья торчат в разные стороны, помятые неудачливой кошкой. Да-с, приключение для них может окончиться седыми волосами. - Парни, план такой, - Лео включил лидера, - находим лифт и поднимаемся на крышу. А вам надо уходить. Держитесь подальше отсюда. На последних словах Леонардо указал рукой в сторону наших человеческих друзей. Похоже, что Вернон с удовольствием бы свалил из нашей сумасшедшей компании, но какие-то непонятные чувства к Эйприл держат его рядом. Та же выступает вперед, тяжело дыша, но взгляд ее полон решимости. - Нет, нет, - говорит она, поворачивая голову к Вернону, ища поддержку ее словам, и снова поворачивается к нам, не дождавшись адекватной реакции от напарника, - мы можем найти Сакса, и помочь с мутагеном, если все вдруг пойдет не по плану. На всякий случай. Вернон непонимающе крутит головой, оглядываясь. Кажется, его напрягает это место. Еще немного и он научится вертеть ею как сова. Я отворачиваюсь от Верна и смотрю на Эйприл. Несмотря на ее хилое тельце, подрагивающее от усталости и пережитых событий, отваги ей не занимать. Я даже как-то горжусь ею. Мне приятно, что из людей в нашу компанию попала именно она, храбрая и честная. - Спасибо вам за поддержку, - я говорю довольно таки грубо, но я думаю, что она поймет меня, догадается, что я говорю искренне. - Если мы не справимся, отнесите мутаген Сплинтеру, - говорит Лео, обдумывая ее слова и приближаясь к Эйприл, наверное, он, как и я, доверяет девчонке; получается, что они наша единственная возможность помочь отцу, если что-то пойдет не так, - это может спасти ему жизнь. В это время Донателло, наконец, отвлекается от своих приборов и своей информацией полностью овладевает вниманием девушки: - Лаборатория Сакса на тридцать шестом этаже. Я уже отключил охранную систему. А… и… удачи. Он как-то глупо и стеснительно жмет плечами, помогая тем самым более эмоционально обогатить свои слова, и быстро поворачивается, чтобы уйти за Лео, который уже направился в путь. Донни совершенно не умеет разговаривать с людьми. Ботаник. А мне эти прощания поперек горла, поэтому я просто иду следом за братьями. Но только мы трогаемся, как я замечаю, что младший застрял возле Эйприл, тыкая своим толстым зеленым пальцем в ее… место, где под кожей бьется маленькое сердце. - Если я не вернусь, помни обо мне, Эйприл, - доносится до меня мягкий с нотками нежности голос Микеланджело, - ты всегда найдешь меня вот здесь. Фу, какой ужас. Где он понабрался такой чепуховой романтики? Со Сплинтером мыльные оперы смотрел?! И главное, где он научился говорить таким тоном? Аж мурашки по коже. Я возвожу глаза к небу и хватаю горе-романтика за шкирку. Успеешь еще к ней поприставать. Сейчас курлыкать будешь Шреддеру. Может, оценит. Мы бежим вверх со стоянки так быстро, что у меня перехватывает дыхание. Не то, чтобы я так смертельно устал (что вы, сегодняшний раунд с моими конечностями, просто не мог никак на мне отразиться; простите, денек выдался неважный), но мои ноги потихоньку начинают мне дерзить, отставая от моего тела на шаг, так что мое лицо норовит каждый раз уйти обратно к полу. - Лифт прямо за углом, - кричит на бегу Донни. Ну, слава панцирю, хоть дух можно будет перевести. Бегущий впереди Лео поворачивается к нам. - Внимание, парни! Следуем моему плану, и все будет хорошо. Выходим на счет три, два, один… Тут мы вылетаем в огромный зал с высоким потолком, поддерживаемым стройными гладкими колоннами, в котором кишмя кишат… солдаты Шреддера. Панцирь подери, Дон, ты в какие приборы смотрел, когда командовал?! Мы стоим как вкопанные несколько секунд, пока такие же шокированные ниндзя хлопают глазами в нашу сторону. Вот тебе и влипли. Краем глаза я вижу, как Майки чуть поднимает руку вверх, мотая ладонью из стороны в сторону в знак приветствия, и сам невольно подтягиваю руку к животу, губы слегка тянутся вправо. Этакий дружелюбный и стеснительный ниндзя. Как будто таким видом ты заставишь их не стрелять. Будь собой, дубина. Но я больше не успеваю ничего придумать или предпринять, потому что буквально через пару секунд на нас двигается шумная, мелькающая черными пятнами человеческая лавина. Слышен свист пуль и топот сотен ног. Как только начинают стрелять, мы все машинально поворачиваемся спиной к опасности, садясь на корточки, чтобы по ногам не прилетело. Наш гений рвется к какой-то панели и, сорвав крышку, замыкает провода. Вспыхивают белые молнии, и металлическая дверь прикрывает наши спины. - Это не лифт! – преспокойно заявляет Донни, поднимая палец вверх. Сейчас он похож на школьного учителя, отмечающего интересный факт своего предмета. Да что ты говоришь! - Нет?! – иронично спрашивает Лео, морально поддерживая нахлынувшие на меня не самые положительные чувства. Я глухо рычу, поднимаясь с корточек. Голова снова понывает, а тут приходится украинский гопак танцевать. Ладно, это ничего, и у гениев бывают осечки. Все ведь живы. Я не могу винить его в том, что сейчас случилось. Только не сегодня. Только не тогда, когда я жил несколько часов в страхе, что могу потерять свою семью. Только не моих братьев… Тем более, что через несколько минут Донателло исправляет свою ошибку нахождением нужного лифта, чтобы, наконец-то, добраться на крышу здания. Мы все влезаем в вышеназванное средство передвижения, и Лео нажимает пятьдесят четвертый этаж. Насколько я понимаю по информации Донни это последний этаж, дальше придется пешком, так как Сакс-тауэр еще не достроен. Шреддер сейчас на верхней площадке возиться с машиной по выбросу токсина в город. Главное, чтобы мы успели ему помешать. Лишь бы мы успели… Я стою за младшим братом, который несколько, почти незаметно раскачивается в каком-то своем такте, будто у него в голове играет музыка. Рядом с ним тяжело дышит Лео, то поднимая, то опуская голову, и я слышу, как он судорожно сглатывает, приводя себя в норму. Брат переживает, и я почти уверен, что его мысли заняты только тем, как победить Шреддера, не подвергая опасности нас и людей внизу. Слева от меня Донни. Он почти не двигается, словно находится не здесь, взгляд его уперся в холодную стального цвета дверь. Сейчас, когда мы едем все вместе, единым целым, не ссорясь, не ругаясь, не подкалывая друг друга, лишь окутанные невидимой, соединяющей нас прочными нитями надеждой на лучшее, я начинаю понимать, каким же дураком я был, когда обижал своих братьев. Перед глазами встает тот день, когда Майки впервые выкрикнул слово «кавабанга», которое выдумал сам. Это слово не плохое и не хорошее, оно всего лишь наполнено душой младшего брата, в него вложен свой конкретный смысл, состоящий в поддержке нашего общего боевого духа. Но тогда оно меня взбесило, и я под страхом отрывания панциря от спины запретил тому произносить это слово вслух. Зная меня, Майки предпочел остаться при своих частях тела. Он, конечно, потом забыл и простил меня за излишнюю злобу, да и все забыли. Кроме меня… Не могу сказать, почему именно я злился: то ли от того, что не я сам придумал что-то подобное, то ли потому, что мне не хватало должного внимания со стороны других братьев и отца, при том, что я всеми силами отпихивал их от себя, пытаясь скрыть комплексы. И в итоге больше всех внимание получал беззаботный, любопытный, открытый голубоглазый малыш, желающий всего и сразу и ото всех. Мне же всегда казалось, что проявление положительных чувств, это проявление слабости. Если я буду добрым, меня прижмут, унизят, задавят, лишат свободы. Поэтому я убегал, грубил братьям, иногда и отцу, закрывался внутри себя, взрывая свою душу на мелкие кусочки, дрался, собирая тумаки от Лео, особенно, когда доводил до слез младшего, и после рыдал сам, в одиночестве. Во мне всю жизнь кричал дух противоречия. Но как бы я себя не вел, я могу, сейчас я могу признаться себе, что люблю их. Люблю и бешусь на Лео за то, что он морально сильнее меня, за то, что всегда думает и заботиться о нас, за то, что я пойду за ним до конца, несмотря ни на что, он - мой лидер, мой капитан. Люблю Майки за его детскую непосредственность, доброту и чистоту души и сердца, за его вечный позитив и жизнерадостность, за его активность, что не дает нас оседать на месте. Он как теплый лучик солнца в нашем темном и мрачном доме. Люблю Донни за его чуткость и искреннее желание помочь, за его упрямую веру в то, что все можно решить мирно, не подвергая других опасности, за его наивно-глуповатое выражение лица, когда он серьезно разглагольствует о каком-либо факте. Меня так и подмывает высказать все это моим братьям, донести всю боль и радость от того, что они – моя семья. Но я не могу, не могу просто так взять и вывалить на них это. Не сейчас, еще не время. Может быть потом, а может и никогда. Поэтому я так радуюсь, что могу отвлечься от своих мыслей, когда Майки решает произвести репетицию фрагмента нашего хип-хоп альбома прямо здесь, разряжая обстановку перед предстоящей битвой. Он стучит своими нунчаками, задавая темп, при этом помогая себе всем телом, так что мускулы перекатываются под кожей. Мне кажется, что он не ожидал, что мы все вдруг решим поддержать его идею, точно так же как и я не ожидал ответной реакции от занудного Леонардо. Но тот приятно радует, вступая со своей музыкальной партией сразу вслед за мной, добавляя шикарный звон катаны о катану. Наш гений тоже не отстает, используя свой шест для создания кульминации. Наша композиция заканчивается как раз на последнем этаже, и мы, не сговариваясь, с криками выскакиваем из лифта. Как дети малые, честное слово. Но такая синхронность меня серьезно поддерживает, как бы глупо мы не выглядели в этот момент. Мы быстро добираемся до площадки, карабкаясь по железным балкам наверх, и выпрыгиваем с яростными криками на крышу. Тактику внезапности мы освоили хорошо, что не сказать о тактике незаметности. Стоящий на другом краю площадки железный громила резко поворачивается на наш шум. Его пальцы, только что скакавшие по клавишам неопределенного механизма, сжимаются в смертоносные кулаки. Судя по всему, мы помешали ему довести дело до конца, а потому он угрожающе чуть двигается в нашу сторону и останавливается, ожидая, видимо, что мы начнем первыми. Ну что ж, я не против. - Готовы? – голос Леонардо, как сигнал. – В стойку! Сейчас я готов его послушаться и четко выполняю общую команду. Меня раззадоривает тот факт, что Шреддера жутко раздражает наше появление. Мне до боли в сведенных от напряжения мышцах хочется раздразнить его сильнее, чтобы этот железноголовый тюлень понял, с кем он имеет дело, чтобы его твердый зад отдыхал где-нибудь в нью-йоркской тюрьме. Я поворачиваюсь к Майки, который стоит слева от меня, и мгновение рассматриваю его напряженное и волнующееся лицо – надбровные дуги чуть хмурятся, на лбу выступают прозрачные капельки пота. - Эй, Майки, - я решаю снять свой детский запрет, тем самым снимая с себя тяжесть вины от причиненного младшему зла, - помнишь, что ты кричал в детстве? - Я обещал больше так не кричать, - слегка улыбается он, но в голосе сквозит отдаленный страх. Я усмехаюсь. Боится, балбес, значит, мое слово действенно. - Забудь об этом, - машу я рукой, в пальцах которой крепко зажато любимое оружие, - запал-то остался? Кажется, я нащупал пружину Микеланджело. Он широко улыбается, сверкая глазами. Вот-вот вырвется на свободу его дух озорства. - Этого у меня хоть отбавляй. - Парни, нам нужен план, - кидается в нашу сторону Лео, пытаясь хоть как-то нас образумить, когда мы с Майки бросаемся вперед под звонкий клич младшенького «кавабанга». Нашему заразительному примеру поддается и гений, оставляя нашего лидера стоять в одиночестве. Отдаленным умом я понимаю, что действовать по плану было бы лучше, но дух мщения (треснутый панцирь) не отпускает мое сознание ни на секунду. Однако, несмотря на наше резкое нападение, Шреддер умудряется одним прыжком свалить с ног нас троих. Это всего лишь один прыжок, один выпад, а у меня уже череп болит от чувственной встречи с сапогом врага. Я шумно выдыхаю воздух через сжатые зубы и краем глаза вижу, как Лео пытается отразить атаку Шреддера. Его выпад, конечно, красивый, но недейственный. Уложив лидера на лопатки, злодей ударяет мощным ударом ноги прямо по пластрону. Был бы Лео человеком, не сосчитать бы ему сломанных ребер. Но все же Леонардо успевает отразить несколько ударов, будучи в лежачем состоянии, пока Шреддер не поднимает его в воздух и не отправляет обидчика за край крыши. У меня дыхание перехватывает видеть исчезающего брата, особенно, если учесть, что мы не на первом, и даже не на пятом этаже. - ЛЕООО, - Майки кричит где-то сбоку от меня. Окраска отчаяния его голоса прекрасно описывает мои чувства. - Спокойно, ребята, я прикрою, - Донни, которому удар достался меньшей мощности, быстро приближается к хозяину клана Фут. Он приближается достаточно близко, чтобы встать в боевую стойку прямо перед Шреддером. Тот незамедлительно достает два из своих мечей, скрепляя их особым механизмом, делая смертельно опасный и острый предмет, напоминающий плоское копье. Несколько точных движений, и Донни летит вслед за Лео. Затем наступает очередь полета Майки и, наконец, моя. Я вишу, уцепившись руками за балку, рыча и стискивая до скрипа зубы – невыносимо тяжело держаться руками за столь широкий кусок металла. Сверху меня Донателло, съезжает вниз, должно быть, скользя руками по гладкому деревянному шесту, успевшему застрять в решетке на крыше. Где-то внизу меня старший и самый младший братья шумно кряхтят, цепляясь за балки, как я. - Парни, он подходит, подходит, - голос гения повышается, - парни! Я поднимаю голову вверх и вижу блестящий кусочек, а затем и весь шлем врага. Тот пытается лишить Дона опоры, врезая свои лезвия в решетку. Я наблюдаю будто в замедленной съемке, как гениальный брат скользит по воздуху вниз, растопырив руки, сжимая одной свое оружие, словно выпавший из гнезда птенец. Но это ему помогает, так как Лео успевает схватить другой конец шеста и удержать Донни от падения. Старший брат напряженно скалится. Крепление, соединяющее балки, грозит вывернуться на свободу под тяжестью двух здоровенных ниндзя-черепах. - Держись, Лео, - я готовлюсь ловить Донни, потому что крепеж уже трещит по швам, и рука Леонардо ходит ходуном. Одна хорошая новость – Железная морда за нами не наблюдает, думает, наверное, как же нас просто победить. Лидер напрягается, раскачивая брата, и подкидывает его вверх. Донни, в свою очередь, протягивает мне шест и жмет потаенную кнопку, благодаря чему я хватаюсь за удлиненное оружие. Мне передали эстафету, так сказать, но теперь на мне, как недавно на балке лидера, висят два брата, которых я, не задерживаясь ни на секунду, выбрасываю вверх. Но скажу по секрету, это было ужасно тяжело. Ощущение, что рука выскочила из плеча. Мы с Майки остаемся висеть еще несколько секунд и начинаем карабкаться вверх. Я успеваю оказаться в спасительной близости от старшего брата буквально за мгновение до почти реального смертельного удара мечами в его голову. Мои саи въезжают между Шреддером и Лео, прикрывая последнего. Я откидываю вражеские клинки и тут же получаю железным кулаком по сотрясенной голове, и отлетаю в сторону, к самому краю крыши, где уже лежат наш гений и не успевший отдышаться весельчак. В глазах темнеет, и сознание мутиться. Опять этот упакованный урод меня отделал. - Нам явно надрали задницы, - скриплю я, пытаясь приподняться. Ненавижу данный факт. К нам ползет получивший удар поддых Леонардо. Шреддер же походкой от бедра движется обратно к своей машине. - Осталось чуть более пятидесяти секунд до распыления токсина. - Эй, кто хочет сыграть в «Сбей ведро»? – внезапно задорно улыбается Микеланджело, его глаза до того потускневшие будто наливаются свежей краской. Вот черепаха, лишь бы где игру найти. Даже если твой панцирь на грани смерти. - «Сбей ведро»? – переспрашиваю я. Донни, как самый умный начинает объяснять про данную игру, а в моей голове возникают картинки из детства, когда Майки предложил сделать то же, что и сейчас. Вспоминаю, как мы начали играть, и как я подставил младшего, выбравшись раньше времени из шеренги, из-за чего тот упал. Как обвинил его в том, что он глупый и что он все время тупит, как я двинулся на него с кулаками и с мстительной улыбкой, глядя в его наполняющиеся прозрачной слезой кристально чистые ангельские глаза. Я тогда получил порядочного тумака от Лео, за которым прятался малыш. На мой взгляд, правильно получил, я б даже сказал, мало. Мысленно краснею за свои поступки. Прости меня, братец. - Постойте, - задумчиво тянет Леонардо и поворачивается ко мне с жесткой улыбкой, его синие глаза горят ледяным огнем, - да, сыграем в «Сбей ведро». - А может, не сейчас? – скептически начинает Донателло. - Нет, - прерываю я его. Сейчас чувствуется новый прилив сил от того, что мои «калеки»-братья со мной, и несмотря на то, что двигаются с трудом, держатся до конца, не падают духом, а поддерживают друг друга. Я знаю, чувствую, у нас четверых открывается второе дыхание, адреналином бьющее по мозгу, открывая новые возможности. – Сделаем, как сказал Лео. Я улыбаюсь ему, подставляя кулак для дружеского удара. Он незамедлительно и легонько бьет в ответ. - Иди первым, - говорю я. Лео подчиняется (!!!), за ним скользит Майки, потом Донни, оставляя на «сладкое» меня. Старший нейтрализует занесенный в его сторону удар Шреддера, и, пока тот возвращается в свое боевое положение, младший прыгает на спину Леонардо и ногой корежит шлем врага. Донателло, будто в усложненной игре в чехарду, перепрыгивает через обоих братьев и делает подсечку, отчего злодей валится с тяжелым грохотом на бетон. Ну, вот и мое время подошло. Я с легкостью прыгаю по чужим панцирям, словно по болотным кочкам, и, взмыв достаточно, прикладываю с яростным криком ногой железную грудь. - Ка-ва-банга, - с удовольствием растягиваю это слово, смакуя победу. Мои зубы непроизвольно оголяются, когда я понимаю, что наконец-то врезал самому Шреддеру. Тот теперь познал горечь тягости висения над городом. Но я, в отличие от него, понимаю, что так легко от него не отделаешься. Поэтому я подхожу к нерастерявшемуся, вовсю пытающемуся отключить таймер Донателло, чтобы прикрыть его спину. - Сможешь отключить? – я наблюдаю, как самые тонкие (в сравнении с нашими) пальцы со скоростью швейной машинки бегают по клавиатуре. - Это очень примитивный интерфейс, - свистяще выдыхает наш гений, - с одной командной строкой. Его уже никто не использует. Ну же перестань, Дон. Ты всегда справишься. Брат бормочет на своем техническом языке, заставляя меня закатить глаза. Ничего не понимаю из того, что он лопочет. Вдруг мое внимание захватывает странный скрип издалека, со стороны, куда съехал Шреддер. Я настороженно разворачиваюсь, краем уха слушая «жужжание» Донателло. Так и есть, железный дьявол скоблит своим металлом край крыши. Жуткое зрелище. - Я выиграю время, - не обращая внимания на продолжительные объяснения Донни, я становлюсь позади него. Лео и Майки становятся рядом со мной, готовясь отражать атаки. Шреддер не спешит приближаться к нам, а начинает кидать в нас свои мечи, которые мы, впрочем, с легкостью отражаем. - Да! – я слышу победный возглас Донни, но не поворачиваюсь, слишком занят летящим в меня клинком. – Система взломана. Как насчет итальянской кухни? Тирамису всей компании. Я про себя усмехаюсь. Тебя за язык никто не тянул, а теперь придется расплачиваться. О, да, я тебе напомню об обеде за твой счет. Шреддер меняет тактику. Сначала я не понимаю, что он собирается делать, но когда его рука фиксируется выше, чем он держал ее ранее, меня начинают напрягать возникающие мысли. Неужели он… Да, Шреддер не получивши своего, решил подбить опору огромной тяжеленной металлической конструкции, вытянутой ввысь, внутри которой находится контейнер с ядовитым токсином. Если она свалится, как минимум квартал внизу подвергнется смертельной угрозе. Я даже не успеваю ни о чем подумать, не то, что придумать, когда конструкция с жутким, холодящим кровь скрипом начинает подминать под себя толстые «ножки» - опору – и крениться на бок. - Все сюда, - кричит Лео, но его голос тонет в стонах металла. Мы все вчетвером вбегаем под низ конструкции и подпираем основание своими телами. Сразу ощущаю невообразимую тяжесть на своих плечах. Невыносимо тяжело, больно от въедающихся в кожу острых углов балок, от напряжения вены на моих руках заметно проявляются под кожей, словно их надувают прямо на моих глазах, зубы скрипят, легкие сжимаются под гнетом сгибающего тела. Дышать все сложнее, глаза наполняются слезами от слишком сильного давления. Я не могу обернуться, но думаю, что остальные чувствуют то же самое. - Держите, держите, держите, держите, - хрипит Лео. Вот заладил как попугай. Я стискиваю зубы сильнее, чувствуя вибрацию падающей башни, мой панцирь трещит по шву. - Если этот шпиль упадет, - говорит Донни, - и токсин достигнет земли, зараза расползется по всему району. - Какова вероятность, что мы это предотвратим? – вопрошает Лео. - 0, 00000000003 процента, - вот тебе и ответ. И как подсчитать успел… - Годится. Стоим на месте, что бы ни случилось! Я сквозь пелену соленой воды в глазах вижу, как довольный Шреддер, не спеша, двигается в нашу сторону. Ногу за ногу волочит, будто по подиуму вышагивает. Выпендрежник. - Но Лео…, - слышу писк младшего и возвращаюсь мыслями к своей боли. - Я сказал, всем стоять! – мягкий лидер превращается в меня. Что сказать, я польщен. Однако… - Лео, - мои руки крупно дрожат, лицо покрылось испариной, а по спине течет холодный пот, - я уже не могу! Шреддер добирается до старшего брата и со всего размаху впечатывает свой кулак ему в пластрон. Хорошо, что не пробил. Меня бесит тот факт, что сейчас мы как улитки без раковины – абсолютно беспомощны перед злодеем. Помощь приходит, откуда не ждали. - ШРЕДДЕР!!! – несмотря на скрип башни и наши поспешные вдохи-выдохи, надрывный крик со стороны, откуда пришел враг, слышится четко и ясно, словно в ухо кричат. Это Эйприл. В ее руках я вижу сосуд, наполненный зеленой жидкостью. Должно быть, антидот. Как же я рад видеть эту маленькую занозу. - Это все, что осталось! – усмехается она, размахивая ношей. - Девчонка! – холодно бросает Шреддер и в один прыжок добирается до девушки. Теперь в опасности она. Кто ее дергал сюда приходить?! Эйприл и Вернон должны сейчас вкалывать мутаген Сплинтеру, а не болтаться по крышам с незнакомыми роботами-ниндзя. Но тут меня отвлекает отчаянный возглас лидера «Держите!» и сильное впечатывание меня в бетон – я почти опустился на колени, поддерживая основание. Конструкция больше не может выдерживать свою тяжесть на весу и начинает крениться вбок. Некоторые балки надламываются и в нас летят куски железа. Я вижу, как Эйприл стоит в ступоре и, тяжело дыша, смотрит на валящийся на нее шпиль. Шреддер же бросается вперед. Доля секунды - и он сбрасывает их обоих с крыши, перехватив у Эйприл антидот. Мое дыхание замедляется, когда я слышу вопль девушки. Хорошо, что вместе с ними летит и башня, так что репортерша успевает ухватиться за нижнюю балку. Увы, но злодей тоже не лыком шит и виснет на дальних палках, закрепляя в кулаке сосуд. Мы выбираемся из-под завалов, наскоро разминая конечности, и спешим на помощь подруге, висящей над городом. Ее крики ужаса не заглушить даже протяжным стонам и скрипам рушащейся конструкции. У меня сердце сжимается от ее отчаяния. Мы бежим вниз по накренившемуся шпилю, продолжающему тихо уезжать к людям. Он удачно расположился одним концом на здании Сакса, а вторым – на здании с огромным телевизором, втюхивающим разнообразную рекламу. Ох, не завидую я его владельцам. Мне кажется, что от топота наших огромных ног башня дрожит и начинает двигаться быстрее. Но у нас и выбора нет – мы должны спасти Эйприл. Противоположный от нас конец конструкции со скрежетом кромсает бетон, отчего огромные куски того летят вниз. Панцирь знает, какой ад сейчас на улице твориться. Мы бежим быстро, но недостаточно. Я вижу, как Шреддер достает один из своих мечей и кидает его в девушку. Меч проезжается аккурат по балке, за которую держится Эйприл. Балка не ломается, но вибрация разжимает пальцы репортерши, и она с криком падает вниз. Я, недолго думая, прыгаю рыбкой вниз, пытаясь ухватить руку подруги. Следом за мной летят братья. Мы успеваем в последнюю секунду, образуя «живую лестницу». Я чувствую, как крепко сжимаются сильные пальцы Лео на моей лодыжке. Мне немного больно, но я сделал главное – моя рука цепко держит запястье девушки. - Держу, - я стараюсь говорить спокойно, потому что она в ужасе цепляется за мою руку, нечаянно царапая ее ногтями, глаза мечутся в поисках спасения – она явно мало, что соображает сейчас. Я понимаю ее состояние. И мне жаль, что мы все втянули это хрупкое создание в столь грозную битву. Из-за того, что мы впятером общим весом тянем вниз в одном месте, башня начинает рывками сползать ниже. Это действительно страшно. Кажется, что сердце стучит не в груди, а в горле, и возникший комок, который обычно появляется перед слезами, не дает воздуху нормально заполнять легкие. Каждое движение медленного падения отдается болезненным ударом сердца. И вот еще одна напасть – висит напротив нас. Нет бы себя спасать, так железный ниндзя кидает очередной кинжал в нашу сторону. Вот приставучий клоп. Но Микеланджело ловко отбивает клинок нунчаками. Да еще как отбивает – точно в хозяина, так что оружие застревает острием в костюме. Молодец, братик! - Раскачайте меня, Рафаэль, - очухавшаяся Эйприл завладевает моим внимание. Чего-чего? Не рехнулась ли ты, девочка?! Мои надбровные дуги съезжаются вместе, образуя хмурую гримасу. Как-то мне это не нравится. - Давай, - кричит сверху Лео. Конечно, лидер принял решение, опасное для девчонки и для нас. Ну-ну, герой, ну-ну. Однако я неохотно подчиняюсь, выдыхая через сжатые зубы, и раскачиваю нашу «лестницу» в сторону Шреддера. Шреддер в этот момент не без труда вытаскивает из узкой щели между нагрудником и наплечником в костюме острый клинок. Я вовремя успеваю заметить, потому что цель удара намечается в наше окружение. - Лео, - кричу я, и брат молниеносно и без сожаления отправляет свою любимую катану во врага. Он отдал свое любезное оружие, которое он чистит, трет, пылинки сдувает, чуть ли не целует и облизывает каждый божий день, во спасение семьи. Благородно. Нет, правда. Меч врезается в злодея точно перед тем, как сила удара ноги Эйприл сносит Шреддера вниз, словно бушующие волны, сбивают с ног неразумных существ, так неосторожно приблизившихся к ним. Я наблюдаю, как Шреддер летит вниз, раскинув руки в стороны и зажимая в одной сосуд с антидотом, и теряет по дороге части костюма, которые затем опустятся мелким острым «дождем» на головы стоящих внизу зевак. Он летит медленно, все больше и больше уменьшаясь в размерах, а вместе с ним уходит то напряжение, что не отпускало меня с момента похищения братьев. Мне становится легче, в голове туман, но я чувствую облегчение. Шреддер, наконец, приземляется, и здесь не слышно, но, должно быть, с лязгом и грохотом, окружив себя круглой воронкой. В стороны от него бегут трещины в асфальте. Если он выживет после такого падения, он не человек. Вокруг него образуется плотное кольцо людей: полицейские, просто гражданские – каждый хочет собственными глазами увидеть падение, не просто физическое, но и моральное, самого опасного монстра в городе. Сейчас еще на телефоны начнут снимать, «каннибалы». Я теряю интерес к происходящему внизу, потому что наша «лестница» через несколько мгновений исчезает, будто всасываясь в пылесос (на самом деле, мы просто подтягиваем друг друга, цепляясь за балки), и я, предпоследний по очереди, втягиваю Эйприл в башню. Она в ужасе оглядывается, пытаясь отдышаться. Интересно, что с ее ногой после удара. Шреддер все-таки не плюшевый мишка. Мои мысли прерываются резким толчком. Железо под нами скрежещет, грозя развалиться прямо под ногами. Какое-то резкое движение привело к тому, что сейчас мы волчком приземляемся на здание ниже. К горлу подступает кислота, а в глазах темнеет, от резкой смены кадров. Мы все кричим, словно катаемся на американских горках, только вот адреналин, впускаемый в кровь, отнюдь не с эндорфинами. Сердце стучит по ребрам, будто хочет между ними просочится, лишь бы не ощущать неизбежность происходящего. От этого так больно, что не передать словами, горько, словно от мерзкого лекарства. Язык мгновенно распухает, и от судорожно вдыхаемого воздуха и недостатка влаги покрывается мелкими трещинами. Руки и ноги дрожат, пальцы которых мертвой хваткой вцепились в холодные железные поручни. Так страшно, невыносимо страшно, что вот сейчас, через секунду, мгновение я потеряю всех, страшно, что мы не поможем отцу, страшно, что не увидим солнце… Всего через мгновение всего этого не станет. К горлу подкатывает комок, но толстый язык не дает его сглотнуть. - Дело плохо, - вопит сбоку Майки. Его голос испуганный, отчаянный, срывающийся на тон выше. Несмотря на это, я счастлив слышать его. Он из нас самый живой, самый настоящий, самый искренний. Пока здесь он, мы здесь тоже. До конца. Не сдадимся! - Ну, вот и все, парни, - Донни рядом со мной, и я слышу его сбивчивое дыхание. - Кто-нибудь хочет что-то сказать? – выкрикивает Лео, его синие глаза в ужасе бегают по пространству вокруг, но я почти уверен, что он ничего не видит. Нас снова бросает вперед, и мы скатываемся по наклонной на следующую «ступень» конца… - Донни, - просит Леонардо. Именно просит, в его голосе нет нот приказа, нет лидерства, он просто просит брата оставаться с ним. И я точно знаю, что он попросит об этом каждого. - Это я каждое утро выковыривал изюм из булочек и потом их клал обратно в пакет, - голос нашего гения срывается, а самого его трясет мелкой дрожью, волнами прокатывающейся по напряженным мышцам. Вот так признание напоследок. А я все думал, почему булки будто тараканы грызли. Мы снова летим вниз. - Я так и не понял концовку «Остаться в живых», - не дожидаясь вопроса старшего, объявляет Майки, сверкая своими влажными голубыми сапфирами. Вот, придурок, даже на смертном одре он про свои сериалы долдонит. - Раф, - и до меня добрался. Я сглатываю, пытаясь унять тахикардию и заставить голос адекватно выходить из связок. - Эмм… Я просто…, - у меня все-таки не хватает дыхания. Но я хочу, хочу, чтобы они знали, что я думаю о них на самом деле, хочу, чтобы знали, как я к ним отношусь, - эээ… Если это наши последние секунды вместе, я хочу извинится перед вами, парни. Мне стыдно, что я был таким грубым. О, ужас! Я все время на вас наезжал, я давил на вас, часто орал на вас, требовал невозможного. Это все потому, что я верю в вас. Я уверен в каждом из вас. Я верю в ваш дух и в ваш ум, в ваши способности. И каждый раз, когда я говорил, что уйду от вас, это только потому, что я боялся. Я боялся того, что не достоин быть вместе с вами и звать вас братьями. Вы такие классные! Я люблю вас! Я очень вас люблю, парни! Моя речь тонула в порывистом ветре, в глазах братьев, повернувшихся ко мне, и я знал, знал, что слова мои звучат криво и косо, может быть бессвязно и нелогично, но они искренние, настоящие. Они должны это понять. Они должны это принять. Потому что мы – семья! Внезапно на моих последних словах все заканчивается. Я не знаю, как, но мы приземлились на улицу, тонущую в криках людей. Но я не слышу ничего, кроме сбивчивого дыхания моих братьев, дышащих вместе со мной в одном ритме, словно мы один единый организм, и стука сердца, отдающего ударами в ушах. Вдруг я чувствую, как по моей щеке ползет что-то мокрое и обжигающее. До меня не сразу доходит, что это слезы. - Раф, - пищит рядом Донни, - получилось. - Ты там плачешь? - по-детски хмурится Микеланджело, высовываясь вперед и пытаясь заглянуть мне в лицо. Ну вот, весь момент испортили. Теперь даже стыдно, что я тут море развел. Вот только пусть попробует сейчас кто-нибудь что-нибудь ляпнуть. - Нет, придурок, - сглатываю я подступившую новую порцию слез, - это пыль в глаза летит. На лице Майки играет солнечная улыбка. Сейчас он молчит, но я уверен, что он попытается завести об этом разговор. Не сейчас, не сегодня, не завтра, но потом, когда я снова стану грубым, когда снова все будет по-прежнему. Он будет подшучивать надо мной, вызывать мой стыд и смущение, прикрытое напускной злостью, будет получать по загривку, но будет продолжать чувствовать себя лучше от того, что их злобный брат – большой плюшевый мишка. Знаю, что каждое мое слово отпечаталось в сердце каждого, и каждый про себя думает, что надо запомнить этот момент, ибо их темпераментный брат в кои-то веки соизволил проявить искренние теплые чувства. Все разговоры будут, но будут потом, когда мы выберемся отсюда, спасем мастера и придем в норму. Ну, а вообще, если говорить честно, я рад. Рад, что освободился душой. Ведь я никогда не сдамся!