Лишенная тепла

- Да-ауд... Мужчина вздрогнул, приподнимаясь на локтях, но комната была пуста. Не могло же ему это послышаться? Устало смежив веки, он вновь откинулся на подушку. Сон, уже которую ночь подряд, обходил его стороной, оставляя вместо себя лишь сомнения, раздумья и, как не хотелось признавать это, страхи. - Дауд, - вновь позвала темнота из глубины помещения. Не послышалось. Скрипнули пружины кровати, и, неслышно ступая, мужчина двинулся вниз. Под исщерпленной шрамами рукой заскользили перила. Стараясь не оступиться, Дауд шаг за шагом приближался к картине на шкафу. Сколько лет он порывался снять ее, не желая каждый раз натыкаться на горделивую фигуру регента, однако, владельцы Палаты постарались на славу - картину можно было убрать, лишь снеся шкаф вместе с ней. А шкаф, как отмечал мужчина, был весьма хорош и полезен, так что пришлось смириться с вечным присутствием регента. Сейчас же бледная кожа Берроуза, нарисованная на холсте, служила хорошим ориентиром в темноте. Тихо вышагивая по холодному деревянному полу, мужчина вышел в центр зала. Все так же пусто. Мелькнула шальная мысль, что кто-то из парней решил его разыграть, но от нее пришлось быстро отказаться - они бы не посмели шутить таким образом над своим мастером. А голос казался слишком знакомым: нежный, звучащий как трогательная песня. - Убийца, - шепоток за плечом заставил Дауда порывисто обернуться, выдергивая из ножен меч. Но внутренний голос ехидно прошептал - против призраков прошлого сталь не поможет. - Ты - убийца, - тело прошиб холодный пот. Дауд видел многих: высокомерных аристократов, на грани смерти жалобно скулящих о пощаде, пытавшихся откупиться; грязных, неказистых работяг, проклинавших его за содеянное и спустя мгновение замолкавших навеки; истеричных девиц, пытавшихся убежать и не понимавших, что это невозможно. Стоило выйти из темноты с мечом наголо, люди предавали друг друга, бросая близких на растерзание ассасина, трусливо трясясь. И только один на его памяти кинулся спасать дорого себе человека, ринувшись под нож, даже не подозревая, что сам и является целью. - Зачем? - вновь этот надтреснутый женский голос. Отступая назад, до боли сжимая клинок, мужчина всматривался в темноту, надеясь, что это не сон и не издевка Чужого. Волк, не привыкший отступать, сейчас боялся и старался сбежать, словно маленький щенок. Лишь столкнувшись со столом, услышав тихое бормотание задетого аудиографа, Дауд тряхнул головой и выпрямился. Ситуация становилась все абсурднее. Он видел Чужого, безграничную Бездну, чудеса, которые нормальные люди сотворить не могут, и вдруг испугается такой чуши? - Кто здесь? - глупый вопрос, но в душе все еще таилась надежда, что это лишь розыгрыш. - Ты убил меня. Быть этого не может. Мужчина прекрасно помнил, как умирала Джессамина. Когда через твои руки проходит такое количество людей, невольно забываешь их, и остаются лишь смазанные лица - испуганные и злые. Но императрица отличалась от всех них. - Ты убил меня, - твердил шепот. С каждым разом в голосе появлялось все больше боли, все больше страха. Он помнил, как хрупка была шея женщины, как кричала ее дочь. Он помнил жуткий, мертвый взгляд лорда-защитника, хватавшегося за бледнеющую императрицу, как за спасательный круг. - Ты убил меня, убил, - голос уже не шептал, звуча отовсюду. Голосом самого Дауда продолжал бормотать аудиограф, голосом Джессамины говорило все вокруг. Мужчина помнил, как она умерла. - Это не смешно! - хрипло выкрикивает ассасин. - Слышишь меня?! Чужой, и никто иной издевается над ним, превращая ночи в сплошной беспросветный кошмар, возвращавший его в ту беседку с белыми колонами. - Зачем? - последний раз выдохнула сама Бездна, смолк аудиограф и наступила тишина. - Мастер? - мягкий свет лампы осветил комнату, а один из наемников, испуганно смотря на своего наставника, стоял в дверях. - Вы кричали? Утирая взмокший лоб, мужчина отмахнулся. При свете зал казался самым обычным, не тая в углах мертвых императриц. - Я в порядке, - он кивнул китобою и медленно побрел к лестнице, убирая меч. Хлопнула дверь, оставив Дауда в одиночестве. Сон может вернуться, но чистая совесть - нет.