Последняя битва за Луну

      Сон Обито резко прервался от неприятного ощущения в левой руке: словно оттуда извлекли что-то инородное, не принадлежащее его телу. Затем в этом же месте почувствовалось лёгкое жжение.       Привкус этой серой дряни, которой он наглотался перед провалом в сон, до сих пор обволакивал горло, язык и даже противно поскрипывал на зубах, напоминая этим песок. Скорее всего, именно тот яд служил и причиной невыносимого головокружения, быстрыми темпами перерастающего в тошноту. В подобных случаях обычно помогают открытые глаза: концентрацией внимания на разных предметах можно отвлечься от неприятного позыва, но показывать шиноби Конохи то, что он не спит и более или менее готов к бою, пока не стоило. Да и ледяной обхват стали на руках и ногах говорил о том, что его пробуждения уже ожидают. Но неужели они настолько не осведомлены о его силе или просто недооценивают, раз полагают, что какие-то железки им помогут?       Только сейчас до слуха Обито стало долетать то, как слева что-то передвигалось по неровному полу, поднимая за собой отчётливый грохот стекла. Судя по звуку, оно отдалялось, а вскоре и вовсе затихло. Через несколько секунд с той же стороны послышались шаги в его сторону. Хотя сейчас он ничего не видел, но прекрасно чувствовал, как над ним склонились, а запах, который он запомнил ещё с того самого утра, довольно чётко давал ответ на вопрос, кто именно.       Он активировал шаринган одновременно с тем, как открыл глаза. Всë вокруг предсказуемо поплыло, включая склонившуюся над ним девушку, но даже в таком состоянии ту было сложно с кем-то спутать. Обито рванул рукой навстречу к своей цели…       Что за?! Последний раз нечто подобное происходило ещë в те времена, когда он только осваивал силу мангëкë и мог допускать оплошности с использованием камуи. Рука отозвалась саднящей болью, а закипевшая кровь цепочкой опоясала собой запястье: он просто врезался рукой в наручники с полной уверенностью в том, что пройдëт сквозь них.       Зрение начинало нормализоваться параллельно с осознанием того, что ему не удалось активировать шаринган. Обито был прикован к кровати стальными кандалами, похожими на те, что использовались на его боевой цепи. Из одежды остались только штаны: плащ и обувь, добытые в убежище, видимо, стянули с него, пока он был в отключке. Ни одного окна здесь не обнаружилось: скорее всего, он находится в каком-нибудь подвале. Возможно, даже в том же доме, который ему тогда не хватило времени обследовать на предмет наличия подвального помещения. Весь свет в небольшой комнате исходил от одинокой лампы под потолком. И главное — всё это он видел обычным зрением.       Почему он ещё не в тюремной камере? И вообще живой? Очевидно, предстоят пытки. Но что, чёрт возьми, с шаринганом?       — Моя чакра? — неестественно сухим голосом обратился Обито, скорее, к самому себе.       Обито повторно направил чакру в глаза, но снова ничего не произошло. Всё тело словно свинцом было налито, а малейшее движение давалось с огромным трудом, поэтому сложно было разобрать, слушается ли его сейчас чакра вообще. И если исходить из того, что шаринган активировать снова не получилось, ответ казался очевидным.       Во время его недавней неудачной попытки вырваться девушка отступила вглубь комнаты, но даже не пыталась бежать дальше. Значит, это её рук дело — то, что с ним сейчас происходит. Где же команда допроса? Именно их стоило ожидать увидеть в первую очередь, во всяком случае, так бы он поступил на месте врага, попадись ему такой ценный экземпляр. Но нет— снова эта девчонка. Видимо, он проснулся раньше, чем она рассчитывала, и только поэтому здесь ещё никого, кроме неё, нет. Так что нужно действовать, пока никто не добрался сюда. Но сперва необходимо выяснить, что с ним происходит.       Она продолжала молча смотреть на него, что раздражало ещё больше, чем тогда, когда она называла по имени.       При ещё более детальном осмотре комнаты его взгляд напоролся на штатив для капельницы. Подобные вещи не раз доводилось встречать в помещении, которое он выделял Кабуто под лабораторию. Так что долго соображать о произошедшем не пришлось.       — И как надолго, ты думаешь, это сможет меня сдержать? — он кивнул головой в сторону штатива. — До того момента, как моя рука вновь сдавит твоё горло, осталось меньше времени, чем ты думаешь.       Хоть он и попался по-глупому, она всё равно оставалась всего лишь неумелой девчонкой и её испуганный взгляд после его слов только подтверждал это. Надавить на нужные точки — и ему чуть ли не добровольно предоставят свободу.       — Мне придётся это делать, пока я не исправлю то, что с тобой произошло, — неуверенно, даже показалось, виновато, пробормотала она.       — Да, и это я тоже узнаю в тот миг, когда ты в последний раз содрогнёшься в моих руках — шаринган наизнанку вывернет твоё сознание. Выбор за тобой: отпустить, пока я не могу пользоваться чакрой, или же дожидаться момента, когда мои глаза нальются красным… — он взял паузу, чтобы оценить её реакцию. — Ну, а что будет дальше, ты уже знаешь.       Обито по-прежнему чувствовал себя не лучшим образом: тошнота и обесточенные каналы чакры давали о себе знать, но то, что инициатива перешла в его руки, было очевидным. По сути, он не предъявил ничего, кроме угроз, но эти угрозы так или иначе воплотились бы в жизнь и она, видимо, это понимала, раз продолжала беспомощно хлопать глазами без какой-либо попытки перечить ему.       Она начала несмело, шаг за шагом, приближаться, пока одеждой не коснулась края кровати. Когда её руки потянулись к замкам наручников, все мышцы на теле Обито сократились в предвкушении свободы: вот оно, ещё немного. Но вместо этого её рука неожиданно вспыхнула зелёной чакрой в попытке, похоже, либо рассечь, либо — вылечить? — его недавно повреждённое запястье. Его взгляд и без шарингана оказался достаточно красноречивым, чтобы остановить еë.       — Я и без применения силы могу рассказать, что с тобой произошло, — после короткой паузы предложила она. — Но тебе всё же придётся пока побыть здесь.       Девчонка диктовать свои условия вздумала. Ну что же, пускай так, вопросы он задаст, жаль только, что правдивость ответов шаринганом сейчас не проверить.       — Говори, — коротко бросил он.       После визита в её дом Обито в общем представлял ситуацию, и эти знания теперь послужат некой страховкой, если она вздумает врать.       — Судя по всему, ты потерял часть памяти, — она отступила на шаг назад: боится. Хорошо. — Если бы ты сказал, что последнее помнишь перед тем, как проснулся тем утром, это бы очень помогло.       — Это всё?       Слышать подобную неопределённость было странно, ведь Обито теперь не сомневался, что именно эта девчонка и её пока не показавшиеся сообщники сделали это с ним. Но пока всё сходилось с тем, что он видел в её доме. Скорее всего, с его памятью действительно было что-то не так. Старые фото, найденные в доме, помогли Обито вспомнить эту, как поначалу показалось, незнакомую девушку и прямо говорили, что прошло немало времени с момента их последней, ещё недавней, как ему казалось, встречи. Вообще странно, что он её не узнал ещё в то утро, но тогда даже предположить нечто подобное было безумием.       — Тогда скажу я кое-что… — её нужно было скорее расшевелить, иначе он попросту терял сейчас время. — Не могу взять в толк, с чего это вдруг шиноби Конохи, ученице Какаши, сокоманднику Наруто и Саске помогать врагу? Объясни мне это, Харуно Сакура.       Он приподнялся в ожидании реакции на последнее имя, ведь это давало понять, что он больше далеко не в полном тумане неведения, но, к удивлению, только при упоминании Саске еë взгляд на мгновенье рухнул вниз. Неужели знала о том, что он проник в дом и разжился там этой информацией? Ответ становился очевиден, если вспомнить, как она его поджидала. Значит, всё время следили за ним, а не он.       — Однажды ты очень помог мне, — на секунду Сакура запнулась, но тут же продолжила. — Хочу отплатить тебе тем же.       Помог ей? Это выдумка, даже проверять не стоит. Только в одном он мог помочь кому-то из Конохи: заснуть вечным сном в Цукуёми.       — В Конохе, как обычно, свои понятия о помощи, — Обито глазами описал сдерживающие его оковы.       — Это временная мера. Сейчас тебе нужна защита от самого себя. Хоть ты этого и не помнишь, но ты больше не тот человек, которым сейчас себя считаешь, уже восемь лет как не тот.       Она как бы между прочим упомянула о восьми годах. Что за игру с ним пытаются вести? К чему склонить? Если не убили, когда была такая возможность, значит, чего-то хотят. Обито обычно так и поступал: сначала давал жертве повариться в собственном соку, внедрял той в голову нужные ему мысли и только потом действовал. Только вот этой девчонке ни за что с ним не справиться, она слабая.       — Ты мне надоела. Когда прибудут остальные?       — Обито, понимаешь… — видно было, как непросто ей подобрать нужные слова, в связи с чем Обито ещё раз удивился: почему именно она? — Эпоха бесконечных войн давно позади, Четвёртая Мировая Война Шиноби стала последней. Но ты ведь так не думаешь, правда? Что последнее ты помнишь? Как я уже говорила, это очень поможет нам.       Значит, вот каков их план: заставить его думать, что всё кончено и поверить в мифическое счастливое будущее. Но главным сейчас было то, что она не ответила на вопрос о подмоге, в связи с чем существовал небольшой шанс, что Сакура действует в одиночку — а это дало бы Обито дополнительное время. Но все его планы неосуществимы без одной вещи…       — Где мой риннеган? — он спрашивал напрямую, ведь по её реакции можно было многое прочитать даже без шарингана: она явно не была мастером игр разума. Так что даже при не устраивающем его ответе он получал информацию.       — Во время войны Мадара отобрал его у тебя.       Сакура так же внимательно следила за ним, то ли пыталась вычислить его реакцию на сказанное, то ли просто боялась. Знание о Мадаре говорило о её излишней осведомлённости о делах Обито, что не могло не беспокоить, но далеко идущие выводы из этого делать пока было рано.       — Мадара? — вопрос был по максимуму сокращён, чтобы не дать ей и тени подсказки.       — Он был воскрешён во время войны, — выпалила Сакура, будто именно этот вопрос от него и ожидала.       Если она не врёт, то чёртов Кабуто таки сделал это за спиной Обито. Нужно было до конца додавить её, ведь только то, насколько детальным будет ответ, поможет ему распознать, лжёт ли она.       — Если ты знаешь о Мадаре, значит, должна знать и о том, что мы с ним преследуем одну цель. Зачем ему выступать против меня?       — Обито, к тому моменту ты перешёл на сторону Альянса, ты воевал за нас и, если бы не твоя помощь, мы бы проиграли эту войну, а с ней и весь мир. А то, что с тобой произошло сейчас, это временно, я всё исправлю, и ты вспомнишь.       Во время этой речи Сакура чуть не заплакала, её голос несколько раз падал до еле различимого уровня, но всё же Обито расслышал каждое слово — и ни одному не поверил. Может, она и оказалась лучшей актрисой, чем он изначально предполагал, но это ей не поможет: Обито ни за что не опустился бы до уровня тех предателей из Дождя. Всё это — ложь, им выгодно, чтобы он так считал, вот и стёрли память, а вместо настоящих воспоминаний хотят запихнуть в него этот бред — да ещё так неталантливо. Неужели получше способа не нашли?       — Однажды ночью я приду за тобой, и первым, что ты почувствуешь, будет вот эта самая рука на твоём лице, — он скосил глаза на свою открытую ладонь. — Ты будешь в панике задыхаться, но я дам тебе небольшой шанс на выживание: вскрою горло, чтобы ты ещё какое-то время перед смертью подышала воздухом вперемешку с собственной кровью. А всё потому, что ты вздумала играть в игры со мной. Именно так я всё исправлю и всё вспомню, заглянув напоследок в твоё умирающее сознание.       Испуг мгновенно маской налип на её лицо. Так, не оборачиваясь, она дошла до двери.       Он сделал свой ход, теперь можно будет проверить, одна ли она здесь. Если есть ещё хоть кто-нибудь, Сакуру к нему больше не пустят — просто из предосторожности, ведь она не выдержала, да и у неё желание поубавится плести о его героизме во время войны.       Раздался хлопок дверью, затем лязгнул замок.       Как и ожидалось, она сбежала, а у него появилось время сделать определённые выводы из услышанного… =====================       Деревянный скрип разносился по узкому, слабо освещённому коридору.       Этот неприятный звук нисколько не мешал Сакуре сосредоточено подсчитывать в уме каждую преодолеваемую ступеньку. Эта привычка у неё развилась ещë с раннего детства. В доме родителей еë комната находилась на втором этаже, поэтому практики хождения по ступенькам хватало. Десять — эта цифра хорошо въелась в память: ровно столько ступеней нужно было сосчитать, чтобы попасть на этаж выше. Сейчас она остановилась на цифре семнадцать. Всë шло к тому, что количество ступенек в подвале еë дома запомнятся не меньше тех из детства.       Когда подъём был завершён, Сакура устало прислонилась к стене. Это была не физическая усталость — для шиноби подобная нагрузка даже разминкой не могла считаться. От увиденного и пережитого в подвале она была морально выжата настолько, что это было сравнимо с двухсуточным дежурством в госпитале.       Приятная прохлада от стены разливалась по открытому плечу вниз, до самых кончиков пальцев.       Он был абсолютно чужим и пугающим. Таким же, как на войне: искажённое болью лицо и тенью застывшие под глазами тёмные круги. Будто и не было этих восьми лет. Но всë же одна из её целей этим разговором была достигнута: Сакура начала вливать информацию в это белое пятно беспамятства.       Все эти дни еë снедали догадки о том, почему это случилось. После разговора с Обито версия со случайной амнезией была отметена окончательно. В таких случаях обычно всё более размыто всплывают какие-нибудь обрывки воспоминаний, чего, судя по его словам, не происходило. Разве что узнал еë, но именно что узнал, а не вспомнил. Специально выставленные напоказ фотографии сделали своё дело — практически не было сомнений в том, что он попытается проникнуть в дом.       Сакура шумно выдохнула и уронила подбородок на грудь.       Для его нынешнего сознания она была малознакомой шестнадцатилетней куноичи из Конохи, напарницей Наруто и Саске — не более. Если бы он только вспомнил…       Она оттолкнулась от стены и быстрым шагом направилась на кухню.       Помещение было заполнено мягким оранжевым светом. Солнце огромным шаром плыло над крышами зданий Конохи, лучами скатывалось по каменным лицам Хокаге и устремляло свой свет прямо в дом Сакуры. Она стояла возле окна, щурясь на уже практически красный диск, ещë раз в голове прокручивая события последнего дня — перед потерей памяти Обито. Не хотелось возвращаться к этому варианту и верить в то, что кто-то из Конохи мог быть в этом замешан. Но, как ни противно, всë сходилось именно к этому. Сакура несколькими глотками осушила стакан с подогретой солнцем водой и, аккуратно опустив посуду на стол, поспешила из дома.

***

      Сакура стояла через дорогу от центрального входа в специальный отдел пыток и допросов АНБУ. Применённое хенге первого попавшегося по дороге сюда чунина должно было отбросить от неë лишнее внимание прохожих и главное — тех, кто входил или выходил из здания.       О том, что произошло с Обито, знала только она. Если бы в Деревне стало известно о том, в каком сейчас состоянии он находится, тюремная камера стала бы самой лёгкой из применённых мер предосторожности. Ему бы тут же вспомнили все старые прегрешения, от нападения на деревню Девятихвостого до развязывания новой мировой войны. Церемониться никто не станет, и мигом забудется то хорошее, что он уже успел сделать для Конохи. Та опасность, что сейчас от него исходила, могла перечеркнуть последние восемь лет мирной жизни, которую и он в числе прочих изо всех сил старался поддерживать, хоть и знали об этом единицы. И вот, когда Обито наконец-то приблизился к тому, чтобы выйти из тени, случилось это…       Внезапно еë мысли были оборваны случайным прохожим. Он буквально вытаращился на неë, провожая взглядом до тех пор, пока не завернул за угол.       Неужели узнал шиноби, в чьём обличье она сейчас находилась? Вот же! И сменить хенге незаметно сейчас тоже не получится. Придётся пока так. Вряд ли этот шиноби был настолько узнаваем, чтобы встретить хотя бы ещë одного его знакомого.       Она снова сконцентрировалась на входе и последних событиях, что касались Обито.       Наруто и Какаши-сенсей тоже не были в курсе происходящего. Сакура долго думала над тем, стоит ли рассказывать: они много чем могли помочь, да и потом, если не доверять им, то кому тогда вообще можно? Но представив реакцию этого Обито на Наруто или Какаши-сенсея, от этой идеи Сакура решила отказаться. Поэтому вся ответственность теперь ложилась на еë плечи, от чего поджилки временами неудержимо тряслись. Но она никак не могла позволить Обито вернуться туда, откуда он с таким трудом сумел выкарабкаться.       Ожидание вместе с тягостными размышлениями было завершено, стоило шиноби в серой униформе выйти из здания. Он нерешительно остановился возле дороги и посмотрел сначала вправо от себя, затем влево. Складывалось впечатление, что он сам ещё до конца не определился, куда сейчас направится. Из нагрудного кармана он извлёк сначала сигареты, а следом и зажигалку. Далеко не с первого раза добыв огонь, он сильно затянулся подкуренной сигаретой, после чего, похоже, таки принял окончательное решение относительно своего маршрута. Развернувшись вправо, он двинулся вдоль домов, что плотно прилегали к дороге.       Сакура передвигалась параллельно его маршруту, выжидая удобный момент, чтобы перейти через широкий проспект, и, когда подобный шанс подвернулся, она нырнула в шумное скопление людей, разрезая его собой по диагонали. Перед глазами без конца проскакивали всë новые и новые незнакомые лица, они закрывали собой весь обзор, так что всë время приходилось вытягивать шею, чтобы не упустить из виду его спину. Конечно, это не добавляло ей скрытности, но лучше уж так, чем вообще потерять его.       Когда она перешла на противоположную сторону дороги, поток людей значительно иссяк, позволяя в более спокойном темпе продолжать преследование.       Казалось, он ничего не подозревал: всë так же покуривал сигарету и спокойно двигался по прямой.       Между Сакурой и еë целью оставалось не больше пятнадцати метров, дальше отпускать было нельзя. Солнце уже зашло, а опустившиеся сумерки значительно затрудняли распознавание силуэта на больших расстояниях.       И вот, когда казалось, что близится завершение этой погони, она услышала позади стремительно приближающиеся шаги. Это был почти бег, что не могло не насторожить, и Сакура на всякий случай в ожидании нападения сконцентрировала чакру в кулаках.       Она оказалась права. После отсчёта ещё шести шагов её резко схватили за плечо и рывком развернули в противоположную сторону от той, куда она направлялась.       — Кайоши! Это всё же ты!       Кулак Сакуры остановился в считанных сантиметрах от живота напавшего. Это был тот самый прохожий, что никак не мог отвести взгляд от принятого ею обличья.       — Я не мог понять, обознался я или нет. Ну ты тоже хорош: даже не поздоровался со старым боевым товарищем!       Всё это он выкрикивал весёлым голосом прямо ей в лицо. А запах изо рта чётко давал понять происхождение столь приподнятого настроения её собеседника.       Она разжала кулак, превращая его в жест приветствия.       Собеседник с недоумением посмотрел на руку, после чего расплылся в добродушной улыбке.       — Да ладно тебе!       Он навалился на неё всем своим телом, заключив в объятья-тиски. Теперь этот запах полностью покрывал её, от чего Сакура помимо воли задержала дыхание. Но в то же время это был шанс оглядеться в поисках преследуемого шиноби. Тот всё так же вальяжно шёл впритирку к домам, но дистанция между ними непрерывно увеличивалась. Нужно было как можно скорее избавиться от этого пьяного придурка, который так и фонтанировал инициативой:       — Так, Кайоши, хватит тут торчать! Знаю неподалёку хорошую забегаловку, вот там и предлагаю как следует вспомнить наши фронтовые деньки.       Он схватил Сакуру за запястье и попытался увлечь за собой, но, когда почувствовал сопротивление, вновь удивлённо поднял на неё затуманенные алкоголем глаза.       — Прости, но сейчас я не могу, — как можно более вежливо попыталась отказать Сакура. Но, конечно же, это не возымело должного эффекта.       — А-а-а, — он хитро прищурился. — Что, жена, дети, да? Подождут! Не каждый же день встречаешь сослуживца, — пробормотав это себе под нос, он ещё более настойчиво вцепился в руку.       Шаннаро! Этот пьяница перешёл все границы!       Сакура перехватила его руку и изогнула в настолько неестественное положение, что когда он это увидел, а главное — почувствовал, зрачки его от боли резко расширились — так, что даже отголоски трезвого рассудка можно было в них теперь разглядеть.       — Ты… ты чего? — он с обидой смотрел то на неё, то на уже освобождённую из захвата руку.       — Извини, не сегодня. В следующий раз. Я угощаю! — бросила она на прощанье, уже стоя спиной к «сослуживцу». Когда преследование наконец-то возобновилось, оказалось, уже слишком поздно: нужного ей шиноби нигде не было видно.       Сакура по инерции ещё продолжала идти тем же путём, что и преследуемый, но уже без особых надежд на то, что сможет найти его. Параллельно она ругала себя за столь неудачно выбранное хенге и сожалела о том, что так слабо выкрутила руку надоедливому пьянице.       И прежде чем мысли о неудаче окончательно устаканились в голове, она обнаружила себя впечатанной в стену дома. Еë, не церемонясь, выдернули с прохожей части в переулок и там уже несколькими ударами об стену вышибли весь воздух из лëгких. Сакура оседала по стене и жадно глотала воздух до тех пор, пока темнота в глазах не сменилась радужными кругами. Но даже в таком состоянии она легко распознала человека, что сейчас грозно навис над ней. Хиджири Шимон из группы пыток и допросов АНБУ — именно он и был целью еë преследования.       — Ну и почему ты уже который квартал за мной плетёшься? Я тебя вообще впервые вижу — и это нервирует вдвойне. Ну же, отвечай: кто ты и откуда!       Носок его ботинка с разгона врезался в еë живот. От этого удара Сакуру сложило пополам, а все внутренности забились в жалобных судорогах.       — Поднимайся, — двумя руками он схватил воротник её форменной жилетки чунина и потащил наверх.       — Если ты следил за мной, значит, должен знать мою специализацию, поэтому дальнейшее твоë молчание вижу абсолютно бессмысленным. Иначе мне придётся прибегнуть к более изощрённым методам допроса.       Последнее сказанное им предложение оказалось зажёванным и неразборчивым из-за сигаретного окурка, который сейчас был настолько близко, что, казалось, ещë чуть-чуть — и коснётся своим жаром еë щеки.       По довольной ухмылке было заметно, что он достаточно поверил в себя, — самое время контратаковать и наконец-то выпутаться из этой ситуации.       Правый кулак, заряженный чëтко рассчитанным количеством чакры, со свистом полетел в направлении его рёбер и через мгновенье сокрушительно опустился под рукой в районе сердца. От пропущенного удара его по инерции существенно качнуло в ту же сторону, куда до попадания в цель направлялся кулак. Следом полетела так и не докуренная сигарета, искрой расчертив дугу своего падения.       Не позволяя своему противнику опомниться, Сакура сжала ткань серого комбинезона в кулаке и оттолкнулась ногами от земли. В узком переулке этого было достаточно, чтобы вжать соперника в противоположную стену.       Она помнила Хиджири Шимона ещë со времëн сдачи первого экзамена на чунина. Тогда тот во главе с Морино Ибики находился в экзаменационной комиссии письменного теста. С тех пор она ещë не раз его видела, но, как и при первой встрече, глаза Шимона всегда были прикрыты чёлкой, разделённой на две пряди. Сейчас же от полученных ударов та растрепалась на редкие нитки волос, благодаря чему открылся доступ к глазам: теперь становился понятен его мотив прятать их столько времени. Сперва можно было подумать, что их там и нет вовсе: на Сакуру смотрели две чёрные впадины, но мелкие серые зрачки, что растеряно уставились на неё, доказывали: это всё ещё было глазами.       — Кто ты, черт возьми, такой?! — на последнем слове его разобрал сильный кашель, после чего в уголках рта показались две красные капли. Когда они переполнились, то начали свой путь к подбородку, оставляя за собой на неровной поверхности лица две волнистые дорожки.       Этот удар был чётко сконцентрирован на грудной клетке противника. Все органы в этой зоне были поражены колебаниями ударной волны, до полного их разрушения обычно проходило шесть-семь минут. Этого было достаточно, чтобы тот успел всё рассказать.       Сакура поднесла к кончику носа свободную руку, сложенную в печать.       Шимон криво улыбнулся, отчего на тонкой полоске рта снова показалась кровь.       — Значит, догадалась всë-таки… Хотя, это было и не сложно, — он отвëл в сторону свои глаза-угли.       Но тут же вернул их обратно, выпучив, будто что-то вспомнил и хочет срочно этим поделиться.       — Ну и как, он уже на полпути к уничтожению мира? — он опустил голову и захрипел от смеха, роняя на землю тягучую красную жидкость.       В какой-то момент смотреть на трясущуюся от смеха макушку стало превыше всяких сил. Опомнилась Сакура только после того, как со всего размаха опустила на ту кулак. Тот прошёл в сантиметре от головы и с грохотом уткнулся в стену позади. Сакура выковыряла руку из рыхлого кирпича и наклонилась поближе, чтобы Шимон наверняка расслышал вопрос:       — Зачем?       — Ты когда-нибудь слышала имя Атами Аски?       Сакура отрицательно мотнула головой.       — Так и знал. А Хьюга Неджи? Все слышали, — ответил он на свой же вопрос.       Сакура пока слабо улавливала, к чему он вообще ведёт, но перебивать или торопить была не намерена.       — Так вот Атами Аска была моей женой. Ровно один день. Глупое решение — в самый разгар войны, — не поспоришь, — его лицо исказилось в грустной ухмылке. — А потом она погибла. В том же бою, что и Хьюга Неджи, только, в отличии от него, про Аску после войны никто не вспоминал и участок на кладбище выделили ей на отшибе, чтобы даже после смерти знала своë место.       Сакура по-прежнему удерживала Шимона одной рукой, но с каждой секундой чувствовала, как тот обмякает, и от потери им контроля над телом ей становилось тяжелее.       — После этого я возненавидел родную Деревню.       Даже при плохом освещении можно было легко различить то, как от его тëмного взгляда повеяло холодным презрением.       — Думаю, ты уже сообразила, за что я ненавижу его? Именно под управлением этого монстра Десятихвостый убил сотни шиноби, в числе которых была и она. Ты знаешь, что это такое, когда любимый человек умирает у тебя на руках?       Сакура не собиралась отвечать на этот вопрос, лишь сильнее сжала твёрдый воротник.       — Ах да, знаменитая команда номер семь…       Хоть и сквозь боль, но он всë же сумел выдавить из себя довольную улыбку.       — И этот ублюдок хорошо знал это чувство, что, впрочем, не помешало ему убивать сотнями — и ещë большее количество людей заставлять проходить по его пути потери близкого.       От услышанного в животе у Сакуры всë сжалось и тут же отозвалось болью от недавнего удара в эту область. Она хорошо помнила тот день и обозлённого на весь мир Обито. Его призывы сдаться всему Альянсу и весь тот ужас, что последовал после отказа. Сакура замотала головой из стороны в сторону, чтобы остановить эти навязчивые картинки. Она знала другого Обито — и именно ради него сейчас находилась в этом переулке.       — А теперь представь, что я почувствовал, когда узнал, что он снова желает стать шиноби Конохи! Восемь лет я и, поверь, ещë очень многие терпели его присутствие в Деревне, но позволить снова стать ему шиноби я не мог! И даже сама судьба была на моей стороне, ведь его проверку Ибики доверил именно мне.       В тот день Обито проходил последний и самый важный тест, чтобы вернуть себе статус шиноби. В отделе пыток и допросов его сознание должны были проверить на наличие каких-либо плохих намерений, направленных на Деревню и весь мир шиноби. Какаши-сенсей как Шестой Хокаге сделал всё от него зависящее, чтобы Обито перестал втайне выполнять миссии и снова стал официально шиноби. Самому Обито это решение далось нелегко, но когда он всё же решился, отступать был уже не намерен, вплоть до того, что разрешил копаться у себя в голове. Сакура как сейчас помнила доброжелательную улыбку Шимона и его одобрительное «прошёл». Теперь же перед ней было его измазанное кровью и болью потери лицо.       Она разжала уже побелевшие от напряжения пальцы на его униформе и отступила назад.       — То, что ты сделал, поправимо?       Собственно ради этого вопроса она и искала встречи с Шимоном. А в том, что это сделал именно он, всякие сомнения отпали довольно быстро.       — Я был уверен, что какие-либо зацепки, говорящие о его истинных намерениях снова стать шиноби, долго искать не придётся. Но всë найденное никак не подпадало под критерии поиска «совершённый или планируемый вред Конохе».       Он прикрыл рот рукавом и снова зашёлся в кашле. Почему-то увиденные на ткани багровые пятна его обрадовали.       Шимон откинулся спиной на стену и с улыбкой задрал голову вверх.       — А вот и она…       Сакура проследила направление его взгляда и наткнулась на ещë совсем бледную в своём свете, но уже полную по форме луну.       Состояние Шимона ухудшалось, оставалось очень мало времени до того момента, когда он больше не сможет говорить. А ответа Сакура так ещë и не получила.       — Я нашёл в его памяти один из самых тёмных участков, когда злоба и ненависть ко всему миру достигла пика, чтобы сделать из него максимально опасного врага для Конохи. А для высвобождения этого монстра мне пришлось безвозвратно вырезать последние восемь лет его жизни, — он показал двумя пальцами характерный жест, имитирующий ножницы.       Наконец-то она услышала главное для себя слово — «безвозвратно». Оно эхом билось в еë голове в поисках выхода, которого попросту не существовало.       Звук трения ткани о стену вывел еë из этого состояния. Шимон сидел на земле, теребя в руках опавший листок.       — Вот так я и свëл лбами двух своих врагов — Учиху Обито и Деревню Скрытого Листа. Похоже на раскаяние перед смертью, — он пальцами скомкал лист. — Хотя я ни о чём не жалею.       Она больше не видела в нём угрозу. Теперь это был просто разочарованный в себе и в людях человек. Подобное могло случиться с каждым, и разница была только в том, окажется ли в этой ситуации рядом кто-нибудь, кто поддержит тебя, или ты погрязнешь в этом навсегда. У него не оказалось.       Сакура присела рядом с ним. Мгновенье спустя уже почти полностью скрытый в вечернем мраке переулок оказался залит бледно-зелёным свечением.       В первую очередь лечебная чакра была направлена на лëгкие — нормализовать подачу кислорода в организм сейчас было первоочерёдной задачей.       Зелёный сгусток чакры уже несколько минут послушно двигался за еë руками и в нужных местах окунался в грудную клетку Шимона. Как и ожидалось, по истечении такого количества времени повреждения стали достаточно серьёзными, но всё же ещё поправимыми.       Она была полностью погружена в финальный этап восстановления повреждённых органов, когда заметила его взгляд. Яркий свет чакры отражался во влаге, скопившейся в уголках его необычных глаз. Она не знала, как на это реагировать, чем ещё, кроме лечения, могла помочь и могла ли вообще.       В переулке снова потемнело — лечение было завершено. Сакура тыльной стороной ладони провела по лбу. Капли выступившей испарины тёплой влагой растеклись по коже.       — К счастью, твой план не сработал, так что у тебя ещё есть шанс всё исправить. По крайней мере, в своей жизни.       Шимон молча поднял на неё глаза.       — Именно Обито стал тем человеком, кто вытащил меня оттуда, где сейчас находишься ты. Попытайся найти того, кто спасёт и тебя.