Откровение

Эта женщина всегда восхищала его. Но восхищала не так, как делали это обычно — ему никогда не хотелось быть похожим на неё хоть в чём-то. Она восхищала иначе. Леденящий холод шёл от неё обжигающими душу искрами, взгляд пожирал сознание, улыбка терзала рассудок, а мысли всегда оставались загадкой. Нуар всегда выглядела в своём наряде обворожительно, влекуще, но никогда — пошло. Лишь она умудрялась оставаться в неприлично коротком платье, облегающим всю её сочную фигуру, неизменно закрытой. Ирония её натуры — ты думаешь, что знаешь всё, когда кидаешь взгляд на «невзначай» обнажённые ключицы, но на деле — не знаешь ничего, прибываешь лишь в томной иллюзии. Сквозь шифоновые занавеси пробивался бы лунный свет, будь в помещении хоть одно окно наружу, но того не было, потому лишь интуитивно в голове всплывало осознание того, что сейчас — вечер, а точнее — поздняя ночь. В лёгкой усталости Альвиан перебирал, по старой привычке, бумаги, многими уже давно забытые, тем самым пытаясь побороть свою бессонницу, к компании коей, к слову, уже успел привыкнуть. Весь его протест в адрес этой дамы — лишь лёгкое массирование переносицы в раздражении и попытке поправить спадающую дужку очков, — о таблетках и прочем экономист даже не думал. Мирился с этой участью больше из своей нелюбви к суете, чем из-за слепого смирения. И он, наверняка, отдыхал, порою закрывая глаза на часок-другой, но делал это столь редко, что давно прослыл средь прислуги и коллег скорее механизмом, нежели человеком, и его скудная мимика очень импонировали этому образу. Говор — чёткий и сухой, никаких метафор и неточностей, — всё строго по плану. — …Цель Вашего визита? — Ознакомительная. Он оглядывает вошедшую уже достаточно давно гостью сосредоточенным взглядом, осторожно отмечая в её образе каждую хоть сколько-нибудь значимую деталь. Его бровь слегка вздёрнута в лёгкой заинтересованности, губа сжаты, тело напряжено. Пальцами он сжимает бумаги в руках сильнее, от чего те шуршат и чернокнижница, пред ним стоящая, лишь усмехается. Она присаживается на стул, облокачиваясь локотком о столешницу и перекидывая ногу на ногу в это же самое мгновение, скучающе вздыхает, устремляя свой взгляд куда-то на книжный стеллаж, расположенный прямо перед глазами. Вальер же пытался понять, что тут происходит. Собрать по кусочкам пазл, фрагментом которого была она, — Нуар Дементия, — было ни то что невозможной, но столь сложной и путанной задачей, имеющей в себе кучу ребусов, что Альвиан не стал в неё углубляться, предпочитая присутствие этой дамы вежливо и молча игнорировать. Но, возвращаясь к разбору документов, неожиданно осознаёт, — он уже не вникает в содержание написанного, а просто делает видимость работы, словно бы надеясь, что Нуар уйдёт сама. Но та, как на зло, об этом даже и не думала. Всё вглядывалась с томным ожиданием в глазах в переплёты книг совершенно её не интересующих, словно бы пытаясь себя занять. На бледном лице застыла явная усмешка, непонятная из-за выражения лица, но чувствующаяся во всём образе, в позе и жестах, — если Дементия и двигала рукой, делала она это то неспешно и так медленно, точно дразня, то излишне резко, — среднего не находила. На вздохи или даже короткое «Тц» со стороны экономиста она отвечала лёгкой полуулыбкой и внимательным взором, который позже снова отводила, продолжая игру. Да-да, она именно играла. От напряжения, казалось, трясётся краска, а тиканье настенных часов выводило из себя, — в тишине утонула некогда наполняющее сознание Вальера апатия и покой, — он стал более нервозен и дотошен, нежели обыкновенно. Всё вглядывался в пляшущие перед глазами буквы, шипя про себя короткие проклятия, когда Нуар шуршала или невпопад ритму его работы двигала ногой, и тут же замолкая. — Знаете, — коротко и неожиданно доносится из её уст. Альвиан не отрывает взгляда от удобно лежащих в руках приказов, сухо одаривая коротким взглядом сидящую перед ним особу и тут же возвращаясь к своей работе, убеждённый тем, что необходимая норма вежливости была выполнена. — Я пришла поговорить с Вами. Вальер чуть изумлённо вскинул брови, ещё с секунду не отрываясь от бумаг, после чего медленно возвращая своё внимание к особе, чьи губы теперь растянулись в лёгкой усмешке. — Что же Вас к этому подтолкнуло? — Можете называть это «личный интерес», — она отмахнулась от вопроса, воспроизводя характерный жест рукой, точно говоря тем самым, что сие не стоит её внимания, и позже дополнила: — А можете не называть. Впрочем, мне всё равно как Вы это обзовёте. Указывает сначала на него, а после руку отнимает, прижимая затянутую в перчатку до самого локтя кисть к себе. Она одними пальчиками следует по ткани своего платья, где-то в области ключиц, точно о чём-то задумавшись, а после продолжает говорить, не отпуская от себя ни на секунду пытливого взора экономиста. — Я так не люблю политические распри, — начинает чернокнижница, а Альвиан ей в унисон хмыкает, прежде чем успевает это осознать. Он отводит от Дементии взгляд. «Не люблю политические распри» — сказанное ею намеренно с такой приторной осторожностью, что аж скулы свело, возбудило в нём сказанные однажды Главнокомандующей слова, истории служанок и различные сплетни, которые, увы, и этот кабинет стороной не обходили, — с той или иной гостьей в накрахмаленном фартучке и аккуратным подносом залетает слово-другое, а следующая, щебеча в унисон предыдущей, лишь пуще раздувает из, казалось бы, мелочи, — катастрофу. Впрочем, были и у этих сплетниц слухи, что они особенно любили: захватывали воображение горничные темы, касающиеся самой верхушки дворца или же различных любовных интриг: король, принцесса, нередко жертвой сплетен становилась Главнокомандующая, но более всего импонировали им новости о таинственной Дементии, слывшей в замке затворницей, но лишь по инициативе короля, стремившего оградить чересчур острую на язык и смелую на действия Нуар от ненужных проблем, — чернокнижница ни то что не знала, когда стояло остановится. Она попросту не желала и по сей день не желает этого делать. «Политические распри» для этой дамы — сродни игры в какие-нибудь «кошки-мышки». Она не придаёт беседам меж «сильными мира сего» большого значения, считая всё это фарсом и делом бессмысленным. — Как и я не люблю пустые разговоры, — полоснув взглядом по чернокнижнице снова, он подмечает, как в лёгком смешке дрожат удовольствия её плечи, как по нему скользит взгляд, полный язвительной насмешки, и как в горле, застыв, дрожит от предвкушения мягкий, мурлычащий голос. — Вы же знаете? Чернокнижница со стороны… людей, — она слегка склонила голову, Вальер, окинув комнату взглядом, коротко промолчал в знак подтверждения слов Нуар. — Ох, Мэдди, правильно? Мэдди Мессер. Занятная личность, — Дементия покривила губами в усмешке, Альвиан в задумчивости склонил голову. Мэдди Мессер — личность не столько занятная, сколько исключительно странная. Ходящая постоянно в странном, аляпистом костюме, она похожа на клоунессу, вышедшую со страниц старой книги, — в те времена, когда ещё не было моды картинки раскрашивать, а использовались лишь затемнения чернилами и штриховка: туника с расширяющимися к кисти рукавами не вызывала в её образе чувства тяжести, — наоборот, чувствовалась непередаваемая лёгкость; корсет, раскрашенный в стиле шахматной доски, всегда то ли затянут непривычно туго, то ли ни к месту подчёркивает излишнюю худобу девушки. Шорты-фонарики в полоску и чулки из ткани разной фактуры: один — полупрозрачный, разлинованный вдоль, второй — повторяющий узор на корсете, — и всё это дополняли чудного вида туфли со слегка изогнутым носиком. И всё бы это, выполненное в тонах кофейных, песочных и слегка приглушённых, смотрелось бы гармонично, если бы ни одно «но»: увесистые и упругие, пружинами свисающие до самых лопаток, кудри ярко-красного цвета. Ничто в образе чернокнижницы не казалось бы столь абсурдным, если бы она не совмещала в себе столь несовместимые вещи. Так же сия леди была известна, даже средь нимф, нравом очень и очень занимательным, но едва ли дружелюбным. Слыла апатичной дамочкой с заторможенной реакцией и нежеланием идти на контакт. На слова приветствия могла отвечать с минуту, 55 секунд из которой бы просто молчала. Двигалась она медленно, едва ли не лениво, отвечала с ленцой и каким-то нежеланием, слегка растягивая слова. Иногда могла и вовсе замолчать посреди разговора, и оставалось лишь гадать, — прерван ли тот или же Мессер снова погружена в раздумья. Все эти причуды Альвиан знал не понаслышке, — сам не единожды переносил на себе взгляд ахроматических, бездушных глаз и сам же вёл эту осторожную, тягучую беседу когда-то, возможно, не так уж и давно. — Так вот, — она выдохнула, словно собираясь с мыслями и свободной рукой поправила спадающие на плечи волосы. — Вам не кажется её поведение слегка… слегка странным? — Вы шутите? — Нет-нет, я ни в коем случае не отрицаю… странность, присущую нраву Мэдди, — на этих словах она чуть усмехнулась, — но я имею в виду именно странность, связанную со статусом. Что, по Вашему, входит в обязанность придворной чернокнижницы? Альвиан хмыкнул, скептично вскидывая бровь под чёлку. — Неужели, Нуар Дементия знает, что положено делать придворным чернокнижницам? — он не сдержал порыва холодной, но острой язвительной нотки, услышав подобное из уст той, кто всякими уставами и правилами пренебрегает ежесекундно, хотя бы даже сейчас, находясь у него в кабинете. — Прежде всего я знаю одно: придворная чернокнижница всегда находится в замке королевской семьи, в столице, — казалось бы, даже не заметив усмешки в словах ранее, Дементия чётко выговорила необходимые ей для плавного потока мысли слова. Вальер молча слушал, плотно сжав в напряжении губы. — Где же, по Вашему, проводит время Мессер? — она коротко кивает на вход в кабинет, Альвиан супит брови. Действительно, Мессер слишком уж часто для ценной боевой единицы потенциально вражеского государства наведывается к ним, пусть и в качестве гостьи. Такое чувство, что она совершенно не работает. Около неё нет никакой охраны, о её сохранности никак не заботятся, — при желании её можно легко убить в любой момент, стоит лишь застать врасплох. Вальер задумался. Свёл в лёгком раздражении брови и сжал бумаги сильнее, до лёгкого хруста. Нуар внимательно на него смотрела, не отводя взгляд ни на секунду. Она привстала со стула, в торжественном жесте припадая ладонью к груди. — Я, Нуар Дементия, с полной уверенностью могу сказать, что Мэдди Мессер, представленная нам ранее, как придворная чернокнижница… — она открыла до этого слегка прикрытые во время речи глаза и несвойственно ситуации усмехнулась, заканчивая мысль. — ...не более пешки, конечно же. Альвиан непроизвольно дёрнул плечом. От непонимания ли собственной реакции на эти слова или в целом от ситуации ему стало слегка не по себе. Он свёл в лёгком раздражении брови, свободной рукой пройдясь пальцами по столешнице. — Я не понимаю одного, — он слегка шуршит бумагами, специально, в этот раз более чем намеренно, чтобы отвлечь на себя внимание ветреной мадам. Вскидывает бровь, чуть скептично, точно упрекая Нуар. — Причём тут я? — Разве Вам не интересно? — точно оскорблённая, она театрально вздыхает, после чего ладонями упирается в стол над ним слегка нависая. Её волосы короткой волной свисают по обе стороны лица, а чёлка едва прикрывает горящие в нетерпении, рубиновые глаза. Посмотрев на неё Вальер неожиданно понял, — вот она, кульминация выступления. — Ведь бедняжка наверняка умрёт. — Мне-то с этого что? — сухо отрезает экономист практически сразу же с последним вздохом Дементии, слегка резко, но не опуская привычной ему официальности. Всё ещё строго и холодно, он хмыкает, как бы говоря тем самым, — если это всё, чернокнижница может идти. Она, на удивление, не противится. Встаёт со стула и коротко хлопает тяжёлой дверью, даже не прощаясь, — лишь игриво улыбаясь на прощение. С её уходом в кабинет возвращается привычная давно тишина, тянущаяся, как нуга. В полумраке тонут книги, шкафы и картины, — их тянут вниз собственные тени. Слышен каждый вздох и шорох, включая и последующий облегчённый выдох Вальера, который, наконец, может дышать полной грудью. Эта дама всегда умела заключать в тиски одним своим присутствием, — и в аудиенции не откажешь, возразить — себе дороже. Тем не менее. Альвиан с лёгким недовольством замечает, что что-то идёт не так. Хотя, окинув взглядом комнату, он и понимает, что Нуар своей старой привычке не угодила, — все вещи лежали на своих исходных местах, — но всё равно что-то невообразимо раздражало. Что-то, что он не мог понять — и это раздражало ещё больше. Он пытается вернуться к работе, но не может вникнуть в написанные на бумаге слова, а вникая — не может решить простую задачу и поставить подпись. Что-то сбило его размеренный ритм жизни, и теперь даже перед глазами всё пляшет, — про голову лучше даже не заикаться. Вальер потерялся на секунду, сжимая бумаги до очередного хруста, с какой-то злостью, гневом. Он неслышно скрипит зубами, и, зарываясь в волосы свободной рукой, усмехается. Ему ничего не остаётся, кроме как, взглянув в очередной раз на стоящую поодаль чашку чая, глухо фыркнуть. — Чёрт.