***
— И человек под ним может быть другим, но мы все такие. И я люблю тебя за это. Иногда самая лучшая книга имеет самую пыльную обложку. И иногда самая лучшая чайная чашка, может быть со сколом… Румпельштильцхен улыбнулся во сне и крепче прижался к подушке, позволив воспоминаниям о своей свадьбе с Белль погрузить его глубже в сон. -... я так сильно люблю тебя, дорогая, — пробормотал он, осторожно положив ее на кровать. Свеча освещала спальную теплым светом. Его губы нашли ее, а тело двигалось навстречу ей. Его сердце стучало в груди, когда она потянулась к нему, с той любовью во взгляде… только для него… всегда для него. Он не заслужил эту драгоценную женщину, которая отдала ему свое сердце, свою жизнь, свою душу. Она так боролась за него, всегда была за него в любом сражении. И теперь она была его… навсегда. — Я люблю тебя, мой муж, — прошептала она ему в губы, ее руки погрузились в его пушистые волосы. — Так сильно, мой дорогой. Навсегда… Сон прошел, но не воспоминания об этом, когда он протянул руку, чтобы обнять жену. Паника стала подниматься в его груди, когда, открыв один глаз, он увидел пустые простыни рядом с ним, прохладные при прикосновении. Где она? Он сел на кровати, проведя ладонью по вспотевшей груди, его уши навострились, пытаясь услышать ее. Хижина была ужасающе тиха, без единого звука. Куда она могла пойти? Он отказывался верить, что она просто бросила его, особенно посреди ночи. Под дверью в ванной не было света, так что он был уверен, что ее не было там. Возможно, она не могла заснуть и решила выйти на крыльцо, как прошлым вечером. Он потянулся за тростью и медленно спустил ноги с кровати, встав на ковер. Он не сделал ни звука, когда открыл дверь, не желая испугать ее, если бы она решила уснуть на диване в гостиной. Она была такой уставшей, сосредоточив все свои силы на заботе о нем. Он не хотел причинять ей больше дискомфорта, чем уже было. Румпель открыл дверь и едва подавил вопль, когда увидел темную фигуру, прижимающую жену к стене, отделявшей гостиную от кухни. Кто был настолько глуп, что ворвался в их дом и угрожал его Белль? Ее прекрасные линии лица были искривлены от страха, рука темной фигуры сжимала ее алебастровое горло и он почувствовал, как гнев придал ему сил. Его потребность в защите своей любимой поселилась у него под кожей и он сделал несколько осторожных шагов, пока не оказался в зоне досягаемости от этой фигуры. Он поднял трость вверх, рукояткой наружу, и с тошнотворным хрустом опустил ее на голову нападающего, чувствуя огромное удовлетворение, когда фигура неподвижно упала на пол. — Румпель! — воскликнула его жена, переступив через лежащую фигуру, чтобы схватить его за запястье. — Румпель, нет! Он недоверчиво уставился на нее. — Нет?! Что ты имеешь в виду, нет? Белль, она причинила тебе боль… угрожала! — прошипел он. — Это сложно. — Опять, «все сложно». Что, черт возьми, происходит?! Белль обняла его за талию и уткнулась ему в грудь, с облечением осознав, что он лишил ее мрачных прикосновений Темного. — Спасибо, что спас меня, — прошептала она. Румпельштильцхен притянул ее ближе, прижав сильнее и осторожно наблюдая за фигурой. — Боги, Белль, если бы она причинила тебе боль. — Но не причинила. Теперь все в порядке, — заверила она его. Он прижался к ней лбом, а хватка на ней ослабла. — Я не могу потерять тебя, Белль. Не могу. — Ты не потеряешь. Он спрятал ее за спину, когда фигура застонала, а одна рука потянулась чтобы коснуться затылка. — Кто она? — спросил он, опустившись на колени рядом с Эммой. — Почему она здесь? — Это Эмма, вторая мать Генри, — Белль вырвала трость из его рук, когда он угрожающе поднял ее. — Прекрати! — Но… — Белль! — застонала Эмма. — Эмма? — не веря, спросила Белль. — Да, это я, но я не знаю… Я не знаю, как много времени у нас есть... Ты должна… — она снова застонала, когда ее пальцы коснулись шишки на затылке. — Спасибо, Голд. Что я тебе говорила о нападении на людей? — Дорогуша, я не знаю кто ты, черт возьми, и тем более я не помню ни о каких предупреждениях, — рыкнул он. — Ну, хватит, — сказала Белль, беря Эмму за руку и помогая ей сесть. — Что тебе нужно, Эмма? Как ты получила контроль? — Я не знаю. Тебе нужно позвонить Реджине. Она нужна мне, — Эмма склонилась и обхватила голову руками. — Скорее, Белль. Белль побежала в спальную и схватила телефон на тумбочке, быстро пролистывая контакты, чтобы найти номер мэра. — Ты хоть представляешь, который час?! — бывшая Злая Королева не любила, когда ее беспокоят. — Быстро в хижину! У меня Эмма, — сказала Белль, бросив трубку. Она не удивилась, как в гостиной появилась Реджина и опустилась на колени рядом с другом. — Ты не могла бы хоть потратить время на то, чтобы переодеть свою ночнушку? Хотя, я должна признать, это довольно привлекательно, — сказала Эмма, довольно угрожающе. Реджина покраснела, но, взяв себя в руки, превратила ночнушку в пару темно-серых брюк и черную шелковую блузку. — Лучше, Свон? — Намного, — согласилась она, протягивая руку, чтобы сжать ее в ответ. — Но хватит об этом. Ты должна помочь мне сейчас сохранить контроль, который у меня есть. Если магия будет заблокирована, я смогу оставаться в своем уме, и Темный не может использовать меня. Румпельштильцхен едва не сошел с ума, широко распахнутыми глазами наблюдая за женщинами, не веря своим глазам. Он схватил Белль и обнял за талию, притягивая ее к себе. — Я не знаю, каким колдовством вы занимаетесь, но вы должны убраться из моего дома! Свет зажегся, а обеденный стол задрожал на ногах. — Рум, дорогой, посмотри на меня, — сказала Белль, поворачиваясь к нему, пытаясь обхватить его лицо руками. — Они не причинят нам боли. Мне нужно, чтобы ты успокоился. — Успокоился?! — закричал он, и одна из лампочек взорвалась, осыпаясь на пол искрами. Он съежился и притянул ее к себе на колени, пытаясь прикрыть ее голову. Реджина изогнула бровь. — Ну... Белль бросила на нее грозный взгляд, отчего та забыла все слова. Эмма вздохнула и мрачно уставилась на браслет на левой руке. — Как ты можешь быть так спокойна?! Она появилась из воздуха, — он спрятал лицо в ладонях. — Я действительно схожу с ума, — застонал он. — Что случилось с Румпельштильцхеном? Когда его проклятие пало, он потерял свою магию? — спросила Эмма, глядя на Реджину в поиске ответов. Она вздрогнула, когда стул перевернулся на бок и проехался по полу. Белль тихо выругалась, когда он застонал и прижал ладони к глазам. — Уходи! — приказала она. — Реджина, у тебя сейчас Эмма. Ты можешь помочь ей. Выйди, чтобы я могла рассказать все Румпелю сама, без твоих ужасных помех! — Может мне оставить и вам браслет? У меня есть запасной. — Нет! Я не собираюсь контролировать своего мужа! Теперь иди! Не дав возможности поспорить, Эмма схватила Реджину за руку и вышла через дверь прежде, чем им удалось еще больше напугать Голда. Когда они ушли, он упал, уткнувшись головой в колени Белль с сильным шипением. — Рум? — мягко позвала Белль, проведя пальцами по его волосам, осторожно массируя затылок. Он дрожал в ее объятиях, но это был не потрясение от того, что он только что видел. — Румпель, все в порядке, любовь моя. Я здесь, все хорошо. Он обнял ее за ноги, его хватка была болезненной, но она терпела. Белль была не рада тем звукам, которые он издавал. — Это твоя голова? Тебе нужно, чтобы я купила тебе аспирин? — Нет! — он сумел выдавить сквозь желчь, поднимающуюся к его горлу. Его голова чувствовала себя так, словно тысячи крошечных ножей врезались в него, когда тысячи воспоминаний стали всплывать в его мозгу. Казалось, что плотина сдерживающая его воспоминания, рухнула, и этот поток не прекращался. Ему было плохо, его живот протестующе сжался, но ему удалось сдержаться. Мила. Бэйлфаер… нищета… кинжал… Темный замок… королева… Белль… Это было больше, чем он мог вынести, и он заставил себя не двигаться. Он уже проходил через это раньше, тогда, когда Эмма наконец добралась до Сторибрука и вернула его воспоминания, сломав проклятие и вернув его к истинной личности. Подумать только, на этот раз, все что ему было необходимо, услышать собственное имя. В конце концов, имена всегда имели свою власть. Белль поцеловала его в висок. — Мне очень жаль, дорогой. Не бойся. Я обещаю, ты не сходишь с ума. Она вздрогнула, когда его рука снова сжалась. — Есть вещи, которые мне необходимо тебе объяснить, — наконец, часть напряжения покинула его плечи, и он, казалось, стал дышать легче. — Тебе лучше? Позволь мне уложить тебя спать. Ты можешь простудиться на полу. Он вздрогнул, когда ее маленькая ладонь стала ласкать его спину, мягко почесывая его. — Я в порядке, — пробормотал он, его голос был скрипуч от усилий. — Да, кровать… звучит не плохо. Белль с тревогой прикусила губу, наблюдая, как он резко поднялся на ноги и выхватил трость из ее рук. — Румпель, ты уверен, что тобой все в порядке? Он по прежнему не смотрел на нее. Румпель провел по волосам дрожащей рукой и кивнул, неуверенно покачнувшись на ногах и последовал в спальную. Тем не менее он не мог пока возвратиться обратно в кровать. Его кожа покалывала и была напряженной от мышц под ней. Не говоря уже о том, что он лежал на полу, ни в чем, кроме фланелевых пижамных штанов. И, не смотря на чистоту хижины, ему все равно необходим был душ. — Я собираюсь принять душ, — сказал он, спешно доставая чистую одежду из тумбы и направляясь в ванную. Белль тяжело присела на кровать, следя за ним взглядом. Что-то было ужасно неправильно, помимо той тревоги, что он испытал в последнее время. Конечно, упоминание о магии и сомнение в его здравомыслии могло его… нет, она не хотела так думать. Что-то изменилось. Он отстранялся от нее, и это было не похоже на него. По крайней мере не на того, кем он был в течении последней недели. Она просто надеялась, что когда он сможет собраться с мыслями, он поделиться ими с ней.***
Румпельштильцхен хлопнул ладонями по прохладной плитке, когда горячий поток воды обрушился на его голову. Опустив лицо ниже, по щекам потекли слезы. Его любимый мальчик. И его снова заставили пережить это. Снова и снова. Потеря, горе, немыслимую боль от того что он больше никогда не увидит его. Соленые слезы были смыты водой, но они продолжали течь, свидетельствуя о душевной боли. И Румпель пытался сделать все, что мог, чтобы оттолкнуть воспоминания. Ему не станет лучше, если жена увидит его в таком состоянии. Его любимая достаточно пережила страданий на прошлой неделе, их хватит на всю ее жизнь. Румпельштильцхен задрожал, подумав, через что прошел он, черт возьми, оба они, когда воспоминания о пытках Зелены всплыли в его голове. Он снова ударил ладонями по стене, почувствовав отвращение к себе. Белль должна была противиться его слабости, но она не сделала этого. Она была рядом с ним и делала все, что было в ее силах, чтобы успокоить его. Каким же он был дураком. Как он мог думать, что она по-настоящему не любила его, как он мог считать, что при любой неприятности она тут же бросит его? Ну… в один момент, она все-таки сделала это, но это была его ошибка. Если бы он верил в нее настолько, чтобы мог доверять, их брак бы не был обманом. Она помогла бы ему отречься от кинжала, и их отношения только бы стали лучше, если бы они вместе стремились к одной цели. У них было так много работы, и теперь он не позволит своим страхам помешать ему. Он станет открытым и честным и все, что она хотела, все что… все, чего он хотел бы и для себя. Прошло совсем немного времени, и он услышал шорох ткани, когда Белль вошла в ванную и сняла с себя пижаму. Он задумался, как долго он был в душе. Он должен был знать, что она не позволит ему быть так долго одному, и решит убедится, что с ним все в порядке. Он улыбнулся, почувствовав, как ее руки скользнули по его талии, а ее щека коснулась его лопатки. Она оставила дорожку поцелуев по мокрой коже и успокаивающе погладила его напряженный живот. Его любимая жена. Она не позволит ему страдать в одиночку. Но теперь, когда ее прикосновения успокаивали, они так же и разжигали. — Как ты себя чувствуешь, любовь моя? — спросил она, заставляя его обернуться, чтобы найти ответы по его лицу, когда он, возможно, откажется отвечать. Но он был настолько открыт и выразителен, что она могла читать его... как книгу, тем более тогда, когда его проклятие было сломано. — Белль… — выдохнул он, уткнувшись лицом в сгиб ее шеи, его губы целовали влажную кожу, язык слизывал капельки влаги, наслаждаясь ее вкусом. — Моя красавица, моя жена. — Румпель… — ответила она, закусив губу, чтобы подавить стоны, когда его руки скользили по ее спине, потом, спустившись вниз, прижали к себе, а его возбуждение уперлось ей в живот. Его губы пробежались горячими поцелуями по плечу и шее, пока игриво не прижались к ее уху. Он не мог удержать свою любовь к ней. Белль должна была знать. Он должен сказать эй это сейчас. — Я люблю тебя, — прошептал он, крепче, чем когда-либо сжимая ее в объятиях. Белль заплакала от радости, ее слезы смешались с его, когда они обменивались поцелуями. — Я тоже люблю тебя, Рум, так сильно. Румпельштильцхен глубоко поцеловал ее, делясь с ней каждой каплей любви, которую он испытывал к ней, глотая меж ее губ сладкие стоны, которые делали его возбуждение болезненным и вызывали желание сделать ее своей. Но еще нет. Нет, сначала он должен был кое-что сказать ей. — Ты помнишь… когда я привел тебя домой после того, как спас от Урсулы, Круэллы и Малифисент? Ты спросила, почему я забочусь о тебе? Белль ахнула, взглянув на него с надеждой в голубых глазах. — Ты… — Я не ответил тебе, потому что я боялся. Вместо этого я сказал, что если кто-то и собирается тебя убить, то это буду я. Он прижал ладони к ее влажным щекам и снова поцеловал ее, мягко, нежно, и взглянул в глаза. — Это потому, что я любил тебя, Белль. Даже если я мог лгать тебе… Я не смог лгать самому себе. Я не мог избавиться от того, что ты заставила меня чувствовать. Я любил тебя тогда, и сейчас я люблю тебя еще больше. — Это то, что тебе снилось сегодня? Ты помнишь часть нашего прошлого? — спросила Белль, не смея надеждам взять над собой верх. Все больше и больше в последнее время случалось так, что ее надежды приносили ей только боль. Он покачал головой и усмехнулся. — О, нет, моя дорогая жена. Это был не сон. Белль задохнулась, цепляясь за него, прижимаясь лбом к его и глубоко вглядываясь в глаза, признавая в них осознание и столь очевидную любовь. — Ты помнишь!