Теперь я могу танцевать...

— Псс, Майкл! – я зажмурился так сильно, что мне сделалось очень больно. Голоса какие-то мерещатся. Неужели я сошел с ума? – Эй, Майкл! Это Рори! Прием, прием! Собрав всю свою волю в кулак, я открыл сначала один глаз, а затем и второй. Но вдруг внезапно осознал, что не могу пошевелиться. Точнее будет сказать, не «осознал», а «вспомнил». Каждое утро моей паршивой жизни начинается одинаково: я открываю глаза, предпринимаю жалкую попытку самостоятельно встать с кровати, за этим следует очередная неудача, и наконец я вспоминаю, что ничего не могу в этой жизни сделать сам. Хотя… Могу, конечно, но результат обычно оставляет желать лучшего. После смерти Рори все мое общение с людьми вновь свелось к этой дурацкой табличке с буквами. Могу попросить лишь покормить меня, отвести в туалет или на прогулку. Черт, да я же ничем не лучше какого-нибудь кота. Да и то у кота жизнь куда насыщеннее. Он хотя бы может гулять сам по себе и распоряжаться собственной жизнью, собственным телом. Может, я все-таки начинаю сходить с ума? Пожалуйста, можно мне уже наконец тронуться рассудком и перестать осознавать, в каком омерзительном положении я нахожусь? Если уж быть овощем, то быть им до самого конца… В мои размышления вновь ворвался знакомый до боли голос: — Коннолли, твою мать, я долго еще ждать буду?! – да, мне не показалось, это действительно был он. — Рори… – в моем горле образовался огромный ком, и я поспешил его сглотнуть. – Скажи мне, я сошел с ума? — К моему великому сожалению, нет. Знаешь, я всегда мечтал заиметь себе сумасшедшего дружка. Такого прям натурального, со справкой из желтого дома и все такое. Чтобы он был, как какой-нибудь Доктор Зло… Но ты, дорогой мой товарищ, всего лишь спишь, – он сидел в кресле напротив моей кровати, закинув ногу на ногу. Сидел в самом обычном кресле, не инвалидном. И речь моя вдруг стала идеально чистой, на что я не сразу обратил внимание. Все указывало на то, что это действительно просто сон, но все же я решил удостовериться… — Значит, сплю… Ты можешь мне это как-то доказать? — Ну… – Рори немного поерзал в кресле и поднялся, вытянувшись во весь рост. Он, оказывается, такой высокий, а я и не замечал. – Сперва мне, если честно, захотелось пошутить и сказать, что ты попал в ад, и теперь будешь вынужден слушать мою болтовню до скончания века, а потом еще два года... Но шутки в сторону. Встань, Майкл. — Что? – не мог поверить я своим ушам. — Не придуривайся, чувак. Мы все прекрасно знаем, что котелок у тебя еще варит. Вставай же! — Л-ладно. Начать я решил с малого. Сперва развернул руки ладонями вниз и уперся ими в матрас. И тело послушалось меня. Губы расплылись в улыбке. В моей комнате не было зеркала, но я почти уверен, что улыбка эта была самой идеальной и симметричной в моей жизни. Затем локти… Руки выпрямились и подтолкнули мое тело вверх. Прошло несколько секунд, и вот ноги уже коснулись пола. Я встал, покачиваясь, как тоненькое деревце на ветру. Внутренние органы камнем упали вниз, приняв впервые за долгие годы правильное положение. Но голова с непривычки закружилась и заставила меня присесть на кровать. Рори сел рядом. На его голове красовался огромный ирокез, разукрашенный во все цвета радуги. Рука, которая наконец-то полностью принадлежала мне и подчинялась моим командам, медленно погладила парня по волосам. — Нравится, да? – он весело подмигнул мне и покрутил головой. — Да, очень! — Теперь я могу делать со своими волосами любую хрень. Ты же знаешь, какие идеи порой всплывают в этом воспаленном мозгу. Не то что эти медсестры в Керриджморе… Жуть. Как вспомню, аж в дрожь бросает. Зализывали меня, как какого-то любителя овсяных хлопьев! — Не то слово… – я попытался подавить смешок, но вышло как-то не очень. — А ты, как я вижу, все так же немногословен, друг мой. Ничего не меняется. — Думаю, мне просто нужно к этому привыкнуть. — И ты будешь тоже болтать без умолку и даже, быть может, превзойдешь своего учителя… Но я пришел сюда не просто так. А чтобы показать тебе, что ты можешь все. Так же легко, как сейчас встал с постели, ты сможешь покорить любую вершину. Знаешь, я ведь тоже был влюблен в Шевон. Именно поэтому говорил тебе те ужасные вещи. А ты верил. Мой наивный голубоглазый друг. Но сейчас я хочу попросить у тебя прощения. Хочу, чтобы все это осталось в прошлом. Хочу, чтобы ты знал, что вы не «красавица» и «чудовище». Вы оба прекрасны! Только пока этого не осознаете. Большое видится на расстоянии, Майкл, и мне бы очень хотелось помочь тебе открыть глаза. Не позволяй никому даже пытаться убедить тебя в том, что ты недостоин чьей-то любви, как когда-то позволил мне. Это все чушь собачья, Майкл! А может, меня и не существовало на самом деле? Может, кто-то выдумал меня, создал неловкими движениями карандаша и вписал в твою жизнь, чтобы она наконец стала настоящей? Знаешь, я был знаком с одной девушкой, которая говорила, что научилась рисовать только потому, что очень любила раскрашивать. Твоя жизнь не должна быть существованием, лишь пустым скетчем, и я появился, чтобы добавить в нее яркие краски. Хочется верить, что так оно и было, что мне это удалось. Я видел, как ты сиял, Майкл! Не дай лампочкам внутри своих глаз вновь погаснуть! Никому не позволяй забрать у тебя этот свет! Да, я ушел… Но не думай, что бросил тебя. Я ушел, потому что выполнил свое предназначение. И твоя жизнь на этом не закончилась. Она только начинается. Та тьма, которая пытается поглотить тебя каждое утро… Просто шли ее ко всем чертям, слышишь! А еще лучше ко мне! Уж теперь-то я не облажаюсь, как тогда в баре, а смогу надрать ей задницу!.. Рори вдруг замолчал. А я и хотел было заполнить чем-то образовавшуюся на месте его реплик звенящую тишину, но не смог произнести ни слова. Слезы катились по моим щекам и с ужасным грохотом падали на колени. — Ой, ну только не это… – Рори деланно закатил глаза. – У нас и так мало времени осталось, а ты тут сопли распустил. Я ведь еще одну вещь тебе сказать должен. Очень важную. Теперь я могу танцевать, Майкл! Не только внутри себя, а по-настоящему! Без инвалидного кресла! Как все! Рори вскочил с кровати, чтобы продемонстрировать мне свои танцевальные умения. Он успел сделать всего пару движений, когда я потянул руку к глазам, чтобы вытереть остатки слез. Подняв веки, я вновь увидел перед собой тот самый потолок, который имел счастье лицезреть каждое утро. Щеки все еще были влажными. А Рори в комнате не было. Он исчез, растворился в матрасе, нагретом огненной звездой. Еще очень долго я лежал и вглядывался в пылинки, которые танцевали в лучах весеннего Солнца, пробивавшегося между половинками штор. Лежал, понимая, что ничего в моей жизни уже не будет так, как прежде.