Колыбельная

У Зерефа красивый голос. Поэтому Нацу просит, чтобы колыбельные ему пел брат И Зереф пел. Садился на кровать брата, брал маленькую ручку в свою и пел. Не громко, но красиво. И каждое слово шло из сердца. Нацу улыбался сквозь полусонное состояние и маленькие пальчики сжимали ладонь Зерефа, будто стараясь удержать. Нацу улыбался, и Зерефу хотелось смеяться от счастья. Так было почти каждый вечер. За окном в ту ночь бушевала стихия и Нацу было страшно. Страшно, когда тяжелые капли разбивались об окно. Страшно, когда где-то далеко гремел гром и сверкали молнии, словно хотели залезть в окно, и утащить его, Нацу, в свою страну. Туда, где нет ни родителей, ни братика. И поэтому в такие ночи, Зереф всегда задергивал старые, дешевые шторы, чтобы Нацу не видел молний. И это помогало...это и тихий голос брата, поющего колыбельные. И ощущение, своей ладони в чужой, более сильной. Но в ту ночь гроза была сильнее обычного и даже задёрнутые шторы не спасали. Зерефу пришлось сидеть дольше обычного, потому что Нацу никак не мог уснуть, вздрагивая от раскатов грома. Маленькие детские пальчики отчаянно сжимали его рукав. Горло уже прилично першило от не громкого, но долгого пения. Несколько часов он поет, не замолкая.Да и хотелось спать. Но он не мог уйти, не убедившись, что братик видит десятый, и - что не маловажно, приятный! - сон. - Нацу? Ты спишь? - спросил Зереф, когда глаза Нацу закрылись, а отчаянная хватка чуть ослабла. Ответом была тишина и мальчик уже успел решить, что может со спокойной душой идти спать, но рукав вновь сжали с такой силой, словно от этого зависела жизнь. - Блатик...не уходи...мне стлашно - просипел Нацу сквозь сон. На детском личике отразилась такая отчаянная мольба, что сердце, наверное, сжалось бы и у камня. За окном вновь сверкнула молния, и Нацу задрожал, сильнее сжимая рукав в пальчиках. И Зереф просто не мог развернуться и уйти. Он бы потом не простил себя, зная, что этой ночью брат не спал из-за него. Не простил бы, видя с утра красные от слез глаза. Пусть лучше у него будут синяки под глазами на утро, а деревенские мальчишки снова будут на него удивленно смотреть, спрашивая чем он занимался ночью. Пусть лучше он завтра будет валиться с ног, чем Нацу. Ведь он старший брат. Зереф видел, как тяжело работали родители, чтобы дети не голодали и не мерзли. И понимал, что их ждет такое же будущее. Он бы желал брату большего, но это ведь невозможно. Их судьба предопределена. И не самая радужная. Жаль, что они бессильны что-то изменить. Какой в конце-концов, смысл бороться с судьбой? Но это будет, когда они вырастут. А пока Нацу ребенок, и Зереф сделает все, чтобы обеспечить ему настолько беззаботное детство, насколько это вообще возможно. Нацу будет счастливо улыбаться! Даже если Зерефу ради этого придется плакать. Он ложится рядом с Нацу, обнимая его со спины и прижимая хрупкое тельце к себе. - Спи - шепчет он, закрывая глаза - Я рядом. Ничего не бойся, я не дам тебя в обиду. И пусть горло болит, он вновь затянет колыбельную, чувствуя, как Нацу расслабляется в его руках. Гроза потихоньку идет на убыль. *** У Зерефа красивый голос. Поэтому, если кто-то из слуг поздним вечером случайно окажется у императорских покоев - почти наверняка остановится, чтобы послушать, как Его Величество тихо поет в тишине. Поет погребальные песни своему брату