«Случайный визит в дом умалишенных показывает, что вера ничего не доказывает». — Фридрих Ницше
Гермиона лежала без сна и думала о войне. Она бежит. — Остолбеней! Гермиона слышит грохочущие шаги позади нее — короткие и резкие, звонким эхом отлетающие от стен ее бывшей школы. Место, которое некогда было ее святилищем, ее храмом знаний, теперь не более, чем осыпающийся замок, что ничем не отличается от обычных развалин в сельской местности Шотландии — за исключением следов от проклятий странной формы и отметин от пожара на его фасаде. Она целится палочкой себе за плечо. — Петрификус Тоталус! — Кто-то с хрипом валится на землю. Они стреляют ей вслед заклятьями, но она беспорядочно меняет траекторию бега, и ей удается уворачиваться от них. Мимо ее головы с громким свистом проносится струя зеленого света. Она ускоряет темп. Каждый вздох обжигает легкие, но она не останавливается. Они вопят. — Это же грязнокровка Грейнджер — Темный Лорд хочет ее живой! Не используй Авада Кедавру, Эйвери! — Низкое предупреждающее шипение напоминает голос Люциуса Малфоя. Спасена убийцей, думает она; легкие вздымаются при очередном глотке воздуха. — Остолбеней! Импедимента! Остолбеней! Они почти попадают в нее Империо, и с Гермионы достаточно. Она устала. Устала бежать, устала бороться и испытывать ярость из-за этой погони. Ее время истекло. Она останавливается и разворачивается на каблуках, оказываясь лицом к лицу со своими преследователями; в ее глазах вспыхивает истерика. — КРУЦИО! Пожиратель смерти — Люциус Малфой, как ей кажется, — застывает, и его тело охватывают сильнейшие судороги — жуткие рывки, из-за которых он странным образом становится похож на робота. Прочие останавливаются и вперивают в нее взгляд. Им не позволено использовать Непростительные. Она ощущает силу этого заклятья и на секунду осознает, что не должна останавливаться. Пусть чувствует. Ты убил Полумну. Ты убил Джорджа. Ты чуть не убил Джинни, но, вероятно, не помнишь этого. Но в ее голове звучит голос Гарри, и она разрывает связь — а еще тяжело, отрывисто дышит. Малфой извивается на полу, закатив глаза, и пытается сказать — его слова почти бессвязны: — У-убейте е-е-е-ё… Она бежит. Наконец, она находит убежище там, где некогда был класс по Зельям — а также бывшее владение Снейпа. Забавно, думает она, потому что ей показалось, что она слышала его голос в числе тех, кто гнался за ней. Она без сил падает на одну из старых парт, находя успокоение в знакомом сочетании ровных поверхностей и неудобных углов. Она использовала Непростительное Заклятие. Ей понравилось использовать Непростительное Заклятие. Она испускает вздох и сжимает голову руками, надеясь, что та волна энергии, которую она почувствовала, не вызывает привыкания. Она сидит в таком положении какое-то время, а ее все еще подрагивающая палочка невинно покоится у нее на коленях. Она не знала, что палочка дрожит после того, как выстрелить из нее Непростительным. Что-то прорывается сквозь ее баррикаду у двери и, спотыкаясь, вваливается в комнату. Гермиона вскакивает со своего места и направляет палочку на человека, который теперь очень крепко прижимает руку к своему телу. Это Драко Малфой, и он истекает кровью. — На пол! — резко приказывает она, метнув предупреждающие искры на камень у его ног. Он стремительно оборачивается, и, стоит его взгляду упасть на нее, как его глаза подозрительно сужаются. Теперь она может разглядеть его рану. Режущее заклятье исполосовало рукав его мантии и кожу под тканью, и вдоль его предплечья в контрасте с бледной кожей тянется длинная красная линия. — Грейнджер… — угрожающе выдыхает он, зажимая в кулаке палочку до того, как она успевает увидеть. — А ну вниз! Экспеллиармус! У нее есть преимущество, и он осознает это, как только палочка из его окровавленных пальцев выскальзывает. Она ловко ее подхватывает и прячет в складках своей мантии. Его лицо искажается в убийственной гримасе, а сам он нехотя подчиняется и сгибается в плотно сжатую, напряженную пружину. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает она визгливым голосом. — То же, что и ты, я полагаю, — просто отвечает он, указывая на свою руку. Она понимает, что оказалась в тупике. Она однозначно не может арестовать его и провести через замок, кишащий Пожирателями, но и отпустить его было бы предательством. Он возится с чем-то в складках своей мантии, и она кричит, чтобы он прекратил. — Я лишь достаю повязку на руку, Грейнджер. Расслабься. Его голос звучит очень небрежно, что тут же поднимает в ней волну раздражения, но она все-таки опускает палочку. Наблюдает за тем, как он неуклюже обматывает оторванный клок мантии вокруг своей окровавленной руки, и не делает ни шагу, чтобы ему помочь. Он буравит ее гневным, полным ненависти взглядом, но не произносит ни слова. На этот раз заговаривает Гермиона — тем самым давая себе немного времени, чтобы придумать, что теперь ей делать. — Скольких людей ты убил сегодня, Драко? — Она намеренно обращается к нему по имени, чтобы его разозлить — хоть это и, судя по всему, не имеет никакого эффекта. — Я не занимаюсь убийствами. Он говорит, что мы слишком молоды. — А… Так, значит, если твоя сторона проиграет, может получиться, что не всех вас отправят в Азкабан, да? И кто-то из вас сможет продолжить его наследие. — Что-то вроде того, — бормочет он с непроницаемым выражением лица. — Ты собираешься вернуть мне мою палочку? Она вперивает в него пристальный взгляд, и ее бровь взмывает вверх. Сама она все это время меряет шагами просторное помещение, и ее слух непрестанно пытается уловить какой-либо шум за стенами их убежища. — С чего бы мне это делать? Он пожимает плечами и зубами разрывает концы своей импровизированной повязки, по-прежнему не сводя с нее взгляда. — С того, что ты чертова Гермиона Грейнджер. Знаешь, как они тебя называют? «Хорошая девочка». Это твое прозвище на нашей стороне. Видишь ли, он хочет тебя живой, и все думают, что это будет просто — привести тебя. Ты — самая легкая добыча, потому что ты хорошая. Ты никогда не прибегнешь к Непростительным, как твои дружки Поттер и Уизел. Ты не та, кто будет сражаться грязно, — объясняет он, и его лицо искажается в самодовольной ухмылке, когда он видит ее раздражение. — «Хорошая девочка», — повторяет она, и ее губы растягиваются в насмешливой полуулыбке. Она вспоминает ту волну энергии. — Верно. В конце концов она его отпускает. Возвращает ему палочку и с помощью левитирующего заклинания швыряет его прямо в дверь, отчего та разлетается на гниющие древесные щепки, а сам он с тяжелым грохотом приземляется на каменный пол. Она обходит его ушибленное тело, по пути слыша его низкие стоны проклятья, и спрашивает себя, что могло бы произойти._______________________________
Гермиона совсем забыла об этой короткой встрече: в ее сознании она была совсем незначительной на фоне всего остального хаоса войны. По мере активизации военных действий Министерство постепенно становилось менее суровым в отношении использования Непростительных Заклятий не-мракоборцами, и под конец их сторона использовала почти столько же Круциатусов, Империусов и Смертельных Заклятий, сколько другая. Что могло бы произойти? Она не позволяла себе слишком много думать о другой, более недавней встрече с Малфоем. Каждый раз, когда она вспоминала о ней, ее живот скручивала странная боль — а она не верила, что причиной тому было отвращение. Вот почему она не позволяла себе об этом думать._______________________________
— Это — переработанное издание «Истории Хогвартса», Гермиона, — застенчиво проговорил Гарри, беря солидный том в руки и делая вид, что бросает книгу в ее сторону. Гермиона взвизгнула и бросилась вперед, чтобы ее поймать — а потом неодобрительно нахмурилась, стоило ей осознать, что это был обманный маневр. Она вырвала книгу из его рук и принялась перелистывать страницы, совершенно поглощенная своим занятием. Во «Флориш и Блоттс» было на редкость многолюдно. Близилось Рождество (под словом «близилось», как остроумно заметила Джинни, пока они протискивались между покупателями, имелось в виду два месяца), и, судя по толпе, каждый волшебник Британии получит в подарок книгу. Гарри, Джинни и Гермиона согласились на неделе встретиться в Косом Переулке и прогуляться, и, как и всегда, Гермиона настояла, чтобы сперва они зашли в дорогой книжный магазин. — Они добавили новый раздел, Гарри! — взволнованно воскликнула Гермиона, просматривая книгу, и ее глаза восхищенно расширились. — Как интересно, — невозмутимо проговорил Гарри, и зелень его радужки весело замерцала. Он просто счастлив. Гермиона закатила глаза, когда они с Джинни взялись за руки и отправились на поиски секции по Квиддичу. Она продолжила бегло просматривать выбранную книгу, пока ее не прервал чей-то голос: — Боюсь, я никогда не читала эту книгу; мои родители предпочли, чтобы я пошла в Дурмстранг, — произнесла Вульпа, растягивая губы в едва заметной улыбке и прислоняясь к книжной полке рядом с Гермионой — та вздрогнула и чуть не уронила книгу. Виноватая улыбка Вульпы стала шире. — О, — слабым голосом произнесла Гермиона, пытаясь унять бешено стучащее сердце. На какую-то секунду она приняла Вульпекулу за Беллатрису. — Стыд и позор. Я знала кое-кого из Дурмстранга, и он говорил, что там не так хорошо, как в Хогвартсе, — откровенно сказала она. Вульпа пожала плечами. — Не знаю. — Она замолчала. — Виктор, правильно? Я слышала, как он однажды о тебе говорил. Гермиона кивнула, глядя на женщину — девушку, точнее: она была очень молода. — Мы познакомились во время Турнира. — Этот будничный разговор был очень неловким, и Гермиона поймала себя на мысли, что беспокойно переминается с ноги на ногу. Какое-то время они обе молчали, а потом Вульпа взяла в руки экземпляр «Истории Хогвартса». Гермиона пристально смотрела на Вульпу все то время, что та читала; ее прямые темные волосы падали на бледные щеки. Она так напоминала свою мать, и, в то же время, так от нее отличалась — в глазах Вульпекулы не было той искры безумия, которая, казалось, всегда сопровождала Беллатрису. Наконец, не в силах больше выносить молчания, Гермиона произнесла: — Ты что-то хотела, Вульпа? Вульпа покачала головой. — Нет… не совсем. — Она заколебалась; ее глаза нервно забегали по всему помещению. — Эмм… Ты же знала моих родителей, да? По крайней мере, мою мать… Гермиона напряженно кивнула и поджала губы. Вульпе явно было неуютно; она чуть сгорбила плечи. — Что ж…, а ты не могла бы… ты не могла бы сказать Гарри, что… — ох, Мерлин, моя мать сейчас, наверное, переворачивается в гробу. Ты не могла бы сказать Гарри, что я сожалею? Мама всегда была немного… фанатичной. Она и правда творила ужасные вещи. Я знаю… знаю, каково это — потерять того, кого ты любишь, — а я слышала, что Гарри был действительно раздавлен смертью Сириуса. И все остальные тоже… — закончила она, на последних словах моргнув. На протяжении всей этой речи челюсть Гермионы несколько раз так и норовила отвиснуть. — Ч-что? — спросила она весьма красноречивым тоном. Вульпа вздохнула. — Ты должна понимать, что я едва ли знала своих родителей. Их отправили в Азкабан, когда мне не было и года. Я думаю, Волан-де-Морт совершил пару великих дел — не хороших, — добавила она, увидев выражение лица Гермионы, — но определенно значимых. Я не согласна с большей частью его рассуждений — и, кстати, я ничего не имею против маглорожденных или магглов. Я просто… хотела, чтобы ты это знала. Знала, что среди твоей публики по субботам есть хоть один человек, который согласен с тем, что ты говоришь. Впрочем, думаю, — добавила она, весело подмигнув, — хотя бы нескольких из них тебе все-таки удалось убедить. Гермиона оцепенело кивнула, а потом выпалила единственное, до чего смогла додуматься: — Просто интересно… с кем ты оставалась, пока твои родители были в Азкабане? Вульпа усмехнулась. — Хороший вопрос. В основном со своей тетушкой Андромедой. Ты ведь знаешь одну из Блэков, которая обесчестила семью, выйдя замуж за маггла? Я недолго жила у Нарциссы, но терпеть не могла Люциуса. У меня от него мурашки. Гермиона растянула губы в кривой улыбке. — Полностью понимаю, уж поверь мне. Я хорошо знаю твоего кузена… интересно, почему Тонкс ничего не рассказывала? — спросила она, в самом деле испытывая любопытство. Вульпа пожала плечами и задумалась. — Честно говоря, я никогда особо близко не общалась с ней. Я ходила в другую школу — да и потом, она была мракоборцем. Какое-то время Гермиона размышляла, а потом спросила осторожно: — Ты… Эм… Относительно неплохо знаешь Драко Малфоя, так ведь? — Ага. — С ним… С ним все в порядке? Он вел себя немного странно после последнего урока. Война…? Вульпа хмыкнула — запустила пальцы в волосы, откидывая их с лица, а потом ответила: — Ох, нет, он достаточно легко от нее отошел — никаких психических отклонений. Ну или, по крайней мере, ничего из того, что он не имел бы еще до войны, — съязвила она, ухмыльнувшись. — А почему ты спрашиваешь? Гермиона опустила глаза, и по ее лицу пробежала тень. — Просто так. — Гермиона? Что происходит? Гермиона обернулась и увидела Гарри: стоило ему заметить Вульпу, как его брови нахмурились, а плечи напряглись. Джинни украдкой поглядывала на девушку из-за его плеча. Гермиона покачала головой. — Ничего, Гарри. При виде Гарри глаза Вульпы широко распахнулись, а сама она поспешила уйти, напоследок бросив быстрое: «Увидимся в субботу». Джинни с хмурым видом наблюдала за тем, как она уходит. — Что это было? Она похожа на… Гермиона с Гарри одновременно ее перебили: — Это долгая история. Рыжеволосая гневно на них уставилась. — Чудно. Пойду куплю вот эти, — сказала она, указывая на внушительную стопу книг по квиддичу, после чего зашагала прочь. Какую-то секунду Гермиона и Гарри молчали, а потом Гермиона сказала негромко: — Гарри, она просит прощения за свою мать. Она… благоразумна. Гарри кивнул, и единственным, что выдало его удивление, была лишь приподнятая бровь. — Гмм… — задумчиво протянул он._______________________________
В следующую субботу Гермиона встретила своих учеников у главного входа в Министерство. Они все казались довольно озадаченными отсутствием специального класса, но Гермиона не предоставила им никакого объяснения. Она не смотрела на Драко, но ощущала на себе его взгляд. Не желая отставать от графика, она спросила бесцеремонно, когда все ученики собрались вокруг нее: — Сколько из вас проводили больше пятнадцати минут подряд в маггловском Лондоне? Вульпа была единственной, кто поднял руку; остальные члены группы гневно на нее покосились. — Что? — спросила она с укором в голосе, свирепо поглядев на них в ответ. Гермиона с трудом сдержала улыбку. — Хорошо. Я попрошу вас трансгрессировать со мной ко входу в Дырявый Котел — прямо оттуда мы и отправимся. Это определенно необычный урок, услышала она, как кто-то шепчет своему товарищу. Ее губы изогнулись в улыбке.«Так вот: человек — ошибка Бога, или Бог — ошибка человека?» — Фридрих Ницше