Льду свойственно таять

— Что делаешь? Она даже не вздрагивает, словно на затылке пара глаз, которые уже давно заметили Невру, что ходит так, будто и не касается ногами земли. Эрна коротко дёргает плечом, не оборачиваясь. — То, что убьёт любого, кто будет слишком сильно мне докучать. И колба с иссиня-фиолетовой жидкостью перестаёт выглядеть безобидно. Как и Эрна. Хотя, замечает Невра, она никогда не выглядела как невинная овечка — ей это просто не к лицу. Но он снова пытается — его плечо едва касается её, худого и острого, и губы растягиваются в улыбке, обнажая клыки. — Что, даже меня? Она бросает на него безучастный взгляд жёлтых глаз, словно смотрит и не на него даже, а куда-то сквозь, и небрежно смахивает наползшую на глаз платиновую чёлку. Непробиваема. Неприступная крепостная стена по имени Эрна снова склоняется над склянками, сосредоточенно мешая разноцветные жидкости, от которых тянется радужный, сладко пахнущий дымок. — Если не убьёт, то хотя бы вдоволь настрадаешься. И ты будешь мучиться ещё дольше, если продолжишь лезть мне под руку. Крепость остаётся не взятой. Настойчивые войска по имени Невра отступают — но только для передышки, чтобы потом устроить долгую и изнуряющую осаду. Изнуряющую для них обоих, но Эрна слишком горда, чтобы признать это, а Невра слишком упрям, чтобы сдаться. Уже слишком поздно опускать руки, их привязали цепями к двум подставкам, чтобы точно никогда не упали, чтобы Невра не смог остановиться и продолжил бежать, задыхаясь от боли в лёгких и невозможности остановиться. Чтобы вот эта холодная иноземка продолжала быть его личным ядом и противоядием одновременно, а он — её верной тенью. И почему она именно в Гвардии Абсента? Её было бы куда проще контролировать, будь она среди Теней, быть рядом не составило бы никакого труда, а сейчас бесконечные задания не оставляют и секунды на посещение лаборатории. Знать, что она там, но проходить мимо дверей из-за занятости — хуже всякой пытки, и в такие моменты Невра вполне серьёзно готов бросить свою же гвардию на произвол судьбы. Ведь какой смысл в Гвардии Теней, если Её там нет? Из неё вышел бы отличный шпион. Обтягивающая каждый изгиб тела чёрная кожа, изящные ремни и пряжки и пара смертоносных клинков в руках… Невра, представляя это, щурится от удовольствия, пока оригинальная Эрна упрямо кутается в длинные робы, из которых торчат лишь голова да руки. Да, она чертовски хороша в роли алхимика, но шпион и убийца пошли бы ей куда лучше — Невра понимает это тогда, когда лезвие ножа, отливающее зелёным от яда, замирает около его горла. — Не подкрадывайся ко мне со спины, — предупреждает она, и клинок прячется в широких рукавах робы. — Ты бы умер от малейшей царапины, а мне бы не хотелось, чтобы меня обвинили в смерти одного из глав гвардий. Эти слова звучат горделиво и холодно, даже с трудом верится, что вот эта ледяная красавица родом из другого, совершенно простого и обычного мира. Эрна в Элдарии выглядит настолько своей, что у Невры порой захватывает дух. Она первая (и, наверное, последняя), кто не свалился к его ногам от первой же улыбки, и её недосягаемость только подогревает аппетит. Чем дольше и тяжелее борьба, тем слаще награда. Пусть каждое слово словно кинутый за шиворот лёд, пусть её взгляд — вогнанные под ногти иглы, однако… В тот момент, когда нож стальной змеёй застыл у его шеи, в глубине жёлтых глаз Невра увидел волнение и заметил, как дрожат сжимающие оружие пальцы. Она не хотела и боялась его смерти, а значит — неприступная крепость не так уж и неприступна, и в какой-то из толстых стен есть маленькая брешь.

***

— Чёрт, как это вообще вышло?! — Быстрее, дайте сюда вон ту колбу! Скорее! — Это лишь небольшая оплошность, я… — Не будь идиоткой! Тебе нужны твои руки или нет?! Невра застывает на пороге медпункта. В голове не остаётся места даже для мыслей, на мгновение он забывает, как дышать. В груди болезненно щемит. Эзарель, Керошан, Медсестра — все они истерично носятся вокруг Эрны, которая чуть морщится, прикрывая веки. А её руки изуродованы громадными бурыми пятнами ужасных ожогов. Смотреть на это невыносимо, тошнота подступает к горлу, но Невра всё равно не в силах отвести глаз: его ледяная принцесса испытывает сильнейшую боль, но не издаёт и звука, измученно выдыхая, когда над её руками начинают хлопотать с лекарствами. — Что… произошло? — голос от волнения оседает, становится сиплым, в нём сквозит истеричная хрипотца. Жёлтые глаза останавливаются на испуганном лице Невры. — Я… Мх… — Неудачный алхимический опыт, — отвечает за неё Эзарель, недовольно отмахиваясь: мол, не до тебя нам. Приросшие к порогу ноги Невры не желают сдвигаться, и он просто оседает на пол. Испытываемая Эрной боль почти что осязаема, ноздри подрагивают от запаха горелой кожи и каких-то реагентов. Он уже не помнит, как оказывается за закрытой дверью, но вампирские уши всё равно улавливают шелестящий усталый шёпот. — Дайте зажать что-нибудь зубами… Не хочу кричать. Но вот Невре очень хочется орать во всю глотку.

***

Когда луна выплывает на небосвод, обливая всё белым светом, Невра втекает в медпункт прозрачной тенью, сливаясь со стенами. Ему хочется увидеть Эрну, это буквально жизненно необходимо. Она выглядела днём невероятно стойкой, и Невре хотелось ощутить эту стойкость, мощь, холод, убедиться, что Эрна-крепость стоит и падать не собирается, ведь неинтересно бороться с тем, кто уже готов сдаться. И вдруг тишину разрывает плач. Эрна плачет. Эрна, эта ледяная гордячка, плачет. Невре не хватает духу явить ей себя, и он остаётся в тени. — Я так больше не могу… — громкий всхлип. Эрна, вздрагивающая от рыданий, сворачивается на больничной койке в клубок, прижав колени к груди. — Устала… Так устала… Больно… Невра никогда не чувствовал холода — он же вампир, ему не страшен и лютый мороз, но именно в этот момент он явственно ощущает, как его пробирает до костей. Неужели этот дрожащий, рыдающий комок — Эрна? Та, которую каждый считает непроницаемой каменной стеной, её не расстроить, не задеть, заливается слезами. Это жуткое зрелище, всё равно что наблюдать, как огромный величавый город за одно мгновение превращается в руины от чего-то вроде лёгкого дуновения ветра. — Мама… Папа… Я так скучаю… — она вцепляется в волосы перебинтованными по самый локоть руками. — Я так хочу домой… Невра, не удержавшись, щиплет себя за руку, чтобы проснуться. Когда Эрне нужно было выпить то самое треклятое зелье забвения, она сделала это, не сказав и слова, словно всё то, что осталось в том мире — друзья, семья — совершенно не стоило её внимания. Она вообще не вспоминала о родне и не говорила о своей прошлой жизни, полностью отдавшись своей новой ипостаси. Тогда это подбросило дров в костёр неуёмного интереса Невры, и он уже не мог отойти от Эрны далеко, но кто же мог знать?.. Как оказалось, у всех и вся есть свой предел, даже самые мощные крепостные стены не могут стоять вечно. У всего есть предел — и именно сегодня Эрна исчерпала свой до последней капли. Огромные химические ожоги стали для неё слишком сильным потрясением, окончательно подкосившим самообладание. Громадное, сильнейшее дерево рухнуло от слабого удара топором, потому что до этого его слишком долго пилили. И Невра понял: неприступная крепость пала. В её стенах появилась широчайшая брешь, в которую можно пройти, не наклонившись, словно к себе домой. Он видел подобную картину множество раз и знал: сейчас его не отвергнут. Разбитая и сломленная, Эрна бросится на шею любому, кто будет рядом, не оттолкнёт и станет зависимой, не сможет жить без того, кто в минуты боли и страданий пригрел и пожалел. «Сделай шаг, — шепчет подсознание, — Всего один шаг — и она твоя». Сердце у Невры бешено колотится и шумит в ушах. Да, сделай пару шагов, подойти к ней со спины — и она вцепится пальцами в одежду, бесконечно преданная; борьба будет закончена — ты выйдешь победителем, будешь осыпан лаврами и почестями по кончики острых ушей, давай, шагай… Все проглотят языки от зависти, ведь ты — единственный, кому покорится Снежная Королева Элдарии, нужно всего-то сдвинуться с места. Он мог бы делать с ней всё, что хочет, она вряд ли стала бы сопротивляться и сладко-сладко шептала бы его имя, впиваясь ногтями в плечи… Эрна тихо завывает, прижимая к лицу изувеченные ладони, и продолжает шептать чьи-то незнакомые имена. Она дышит рвано и тяжело, будто в комнате мало воздуха. Невра, кусая губы, сползает на пол, прижавшись спиной к стене, и по подбородку катится крохотная капля крови. Нет, он не может. Это нечестно. Ему не нужно, чтобы его любили только потому, что он оказался в нужное время в нужном месте — это не победа в войне, ведь таким же образом в медпункте на его месте мог оказаться кто угодно — Валькион, Эзарель, Керошан… Кулаки сами собой сжимаются до побелевших костяшек. Нет! Она будет принадлежать только ему, и никому другому, и в поблажках Невра не нуждается. Он поклялся растопить её ледяное сердце — и сделает это, чтобы Эрне больше никогда не пришлось плакать. Эрна продолжает тихо всхлипывать, кутаясь в тонкое больничное одеяло. Невра, скрытый тенью, слушает, как замедляется и успокаивается девичье дыхание, покусывая костяшки пальцев. Ему хватает смелости встать с пола только тогда, когда он становится полностью уверенным в том, что Эрна уснула. Он опускается на край больничной койки, нервно сглатывая. Сон сгладил лицо Эрны, вернув ей былое спокойствие — о том, что она когда-то рыдала, говорят только влажные дорожки на щеках, ещё не высохшие. Невра не удерживается: проводит большим пальцем по лицу Эрны, стирая слёзы. Она коротко выдыхает, но не просыпается, только откидывает голову вбок, комкая в пальцах одеяло. Сердце Невры в очередной раз замирает. Лунный свет выбеляет и без того бледную кожу шеи до цвета бумаги. Бьётся тонкая вена, качая по телу жизнь и горячую-горячую кровь… Шея, голая и тонкая, буквально умоляет: прижмись ко мне, целуй, кусай, оставляй багровые пятна, когда ты ещё получишь такой шанс? Завтра Эрна снова натянет свою робу, закрывающую тугим воротником горло, и ты сможешь только жалеть о том, что упустил такую потрясающую возможность. Этот вопль жажды неуёмен, терпеть — невыносимо, и Невра сдаётся под гнётом собственных желаний. Он склоняется над спящей Эрной и утыкается носом в шею. Из груди сам собой вырывается восхищённый вздох — под губами дрожит вена, и Невра ощущает это биение жизни даже кончиками пальцев. Хочется впиться, да ведь проснётся, но соблазн велик… Целуя тёплую кожу, Невра чувствует себя религиозным фанатиком, падающим в ноги своему идолу. Только бы Эрна не проснулась, пусть это мгновение длиться как можно дольше, хотя Невре всё равно будет мало, даже если эта ночь будет вечной. И тут в волосы зарываются пальцы. Невра вздрагивает, но ему страшно даже просто отстраниться — что скажет ему Эрна? А вдруг он увидит в её глазах ненависть? Он зажмуривает глаза и вдыхает поглубже, готовый объясниться, но ему не дают и слова вставить. — Не играй с моим сердцем, Невра, — слабый шёпот обжигает ухо, а у вампира всё переворачивается от так ласково произнесённого собственного имени с мурчаще протянутой «р». — Если ты разобьёшь его, ни одна магия в Элдарии не сможет его собрать. — Но я не играю. Я ещё никогда не был так серьёзен, как сейчас, — он тоже шепчет в ответ, и шея у Эрны покрывается мурашками. Невра всё ещё не решается распрямиться, чтобы увидеть её лицо, а Эрна почему-то не торопится отстранять его, и они продолжают разговор вслепую. — Почему я должна верить тебе? «Потому что я люблю тебя», — хочется ему ответить. «Потому что я сошёл с ума и не могу без тебя жить», — вертится у него на языке. «Потому что ты моё всё», — застывает в горле, просясь наружу. — Потому что я дурак, — наконец отвечает он, отрываясь от её шеи и нелепо улыбается. — И не могу врать тебе тогда, когда это действительно нужно. Эрна почему-то не выглядит злой или испуганной. В её выражении лица всё ещё сквозит осадок от недавнего плача, но она — спокойна, как скала, и смотрит на Невру внимательно-внимательно, будто что-то выискивает в его глазах. — Да, ты дурак, — неожиданно легко соглашается она, и уголки губ дёргаются в улыбке. — Глупее тебя надо ещё постараться поискать. Она улыбается. Улыбается ему! Невра трёт глаз, но едва заметная улыбка не пропадает с лица Эрны, и теперь уж он сам не в силах сдержать тихого, хрипловатого смеха, что просится наружу. Зачем искать брешь в стене или делать её тараном, если можно подождать, пока тебе откроют ворота?

***

— Эр-р-рна-а-а… — Я уроню колбу, если ты продолжишь. Но Невра всё равно виснет на Эрне, хитро поглядывая то на неё, то на зажатое у неё в пальцах зелье. Она слегка недовольно выдыхает — но уже не холодно, не колюче, а со спокойным смирением. — Эзарель обещал зайти и посмотреть, как у меня идёт работа, — наконец деловито сообщает Эрна, и ставит колбу на дальний конец стола. — И причём довольно скоро. — Какое нам до него дело? — Невра притворно дуется, его шёпот обжигает уши, а холодные руки бегают по спине, проворно расстёгивая пуговички на робе. Эрна выдыхает вновь — но уже рвано-судорожно, и вена на её шее бьётся сильнее, в такт дико дрожащему сердцу. — Он… Мх… Мой начальник, вообще-то, — бормочет она, уже готовая сдаться, пальцы вцепляются в одежду Невры, жадно покусывающего её шею. — И… Сейчас со стола всё попадает… — Это всё не-важ-но-о-о… — почти что поёт Невра; руки внаглую блуждают по телу, стягивая робу всё ниже. — Потому что я тебя люблю. Он смотрит на неё с непомерным обожанием, Эрне иногда от такого взгляда становится просто страшно, но она не может не смотреть, ведь серая сталь его глаз раз за разом гипнотизирует и притягивает её. Невра постоянно говорит, что он без ума от неё, но он даже представить не может, как сильно сходит с ума она сама, будучи не в силах теперь жить без него. — Я тоже… Если настойчиво стоять и колотить в ворота, то их однажды для тебя откроют.