Vengeance is a beautiful thing

      Второй шанс в любви даётся не часто, а третий или четвёртый уж подавно можно счесть за что-то совсем-совсем нереальное. Во всяком случае, для Королевы Хэмптонса.       В жизни Виктории лишь один человек получил второй шанс, в который она окунулась с головой, не щадя собственное сердце совсем. Впрочем, сердце это разбилось вдребезги по итогу, а ей потребовалось слишком много времени, чтобы из этих ничего не значащих пустых осколков собрать лишь кусочек былого, отдающий болезненным спазмом порой внутри до сих пор.       И спазм этот сегодня превратился в режущую боль, мешающую сделать вдох и унять дрожь в пальцах — ещё чуть-чуть и бокал с шампанским выскользнет из руки, возвестив всем гостям о её постыдной слабости. А всему этому виной знакомый мужской силуэт, который даже спустя долгие годы не покинул память, въевшись, кажется, в сознание окончательно — его ничем не вытравить оттуда, ведь лицо его она даже зарисовать сможет без особого труда, вплоть до мельчайших деталей.       Виктории становится от этого невыносимо стыдно. Настолько, что ей не кажется уже плохой идеей покинуть приём незаметно, поднявшись по боковой лестнице на второй этаж, а затем прямиком в гардероб. А там уже можно добраться и до потайного ящика, в котором Конрад хранит бутылку выдержанного виски для таких вот поганых моментов. И плевать, что у них полный дом гостей. Плевать, что это невежливо.       — Пойдём, — голос мужа врывается в её мысли совершенно внезапно, приводя в чувства за долю секунды, подобно ведру ледяной воды, — Хочу тебя познакомить с одним давним знакомым.       Ноги совсем не слушаются, а каблуки, которые, казалось бы, привычны уже, кажутся и вовсе неподъёмными кандалами, вынуждая её вцепиться покрепче в руку Конрада.       — Давно хотел наладить связи с ЛеМаршалем…       Она слышит до сих пор его голос, но разобрать дальнейших слов не может совсем. В мыслях вновь и вновь всплывает мужское имя, отдаваясь набатом в ушах, и она почти чувствует вкус этого имени на языке, с которого готово уже сорваться давно позабытое сплетение букв… Паскаль. Оно срывалось раньше нежным шёпотом, хриплым стоном и даже яростным криком, и всё же, этих воспоминаний недостаточно, чтобы затмить вид смятых простыней, аромата другой женщины и его виноватого взгляда зелёных глаз.       — Паскаль, — Конрад называет его по имени, совсем не замечая, как вздрагивает всем телом его супруга в этот миг, натягивая маску холодного дружелюбия, — Рад видеть. Позволь представить тебе мою жену. Виктория.       Он и впрямь изменился: волосы стали короче и теперь вряд ли удастся зарыться в них пальцами; вокруг глаз появились уже заметные морщинки, но взгляд его по-прежнему гипнотизирует отчего-то; губы, не раз поцелованные ею, не изогнуты совсем в уверенной усмешке, а уголки и вовсе едва приподняты в подобие вежливой улыбки. Весь его вид кричит ей о том, что он ничуть не удивлён её встретить здесь. Давно уже знал, что же за Виктория носит фамилию Грейсон, словно титул, и сверкает, как подобает истинной Королеве. Пожалуй, в этом главный минус его профессии — мимо владельца журнала такая информация мимо не проходит.       — Очень приятно, — её голос совсем не дрожит, равно как и изящная ладонь, которую она не пойми как протянула ему для рукопожатия, — Наслышана о вас.       Паскалю с трудом верится, что взгляд этот может принадлежать той Виктории, которую он когда-то давно знал. Та нежная и наивная Виктория не умела смотреть так; не умела держаться столь стойко; не умела бить в самое сердце одной лишь холодной улыбкой, говорящей ему, что он — никто для неё. Даже нежная кожа на ощупь её ледяная, и он потому едва-едва касается губами тыльной стороны её ладони в приветственном жесте, желая, чтобы в этот же миг обручальное кольцо исчезло с её безымянного пальца, а Конрад никогда не встречался ей.       У Паскаля ЛеМаршаля свои особые чары, сокрытые в сосредоточенном взгляде, в несмелых касаниях; в том, как он произносит её имя, склоняя чуть голову; в том, как он просто стоит перед ней, не обращая никакого внимания на несмолкающего Конрада. Ему не нужно произносить никаких слов, ведь они прошли этот этап давным-давно — да и девушки той, что верила словам бездумно, больше не осталось. Виктории куда больше говорят его глаза теперь, в которых явственна застыла мольба остаться где-нибудь наедине хоть на пару минут, чтобы просто всё решить и, быть может, произнести вслух то, в чём не решался он самому себе признаться долгие годы, вытравливая чувства к темноволосой девушке с карими глазами другими женщинами. Вот только потерпел впервые поражение.       Второй шанс в любви даётся не часто, а третий или четвёртый уж подавно, но у Паскаля всегда имелось особое на неё влияние — Виктории кажется даже, что одна лишь его искренняя улыбка способна вернуть сердцу былую форму и наполнить его давно позабытым теплом, чтобы осколки более никогда её не ранили.       Вопрос лишь в том, понадобится ли ему четвёртый шанс?