Вечерний Киев

      Я стояла снизу и смотрела на балкон в ожидании хоть каких-то инструкций. Эти люди категорически не хотели прислушиваться к моим идеям, но и не предлагали что-то свое.       — Це макаруны!* — крикнула Шелудько, и в этот момент я поняла, что мы проиграем. Я уже не думала о том, что макаруны делаются без масла и только на миндальной муке. Я молчала о том, что кофе и шоколад никак не могут быть вместе в макарунах.       Я просто понимала, что нас ждет поражение, потому что мои сокомандники нисколько не хотели слушать здравую идею про бисквитное тесто. Глубоко вдохнув, я поплыла по течению: просто выполняла то, что мне говорили с балкона, отметая угрызения совести.       С этого момента оставшееся время конкурса для меня прошло как в пелене тумана. Я приходила в себя, только чтобы попрыгать и попытаться донести что-то до других. Даже если мы делаем эти чертовы макаруны, их надо сделать идеально, а не на отстань. Как я ни старалась себя сдерживать, нервы давали о себе знать, и мое настоящее состояние врывалось наружу.       Почти никто не реагировал на это: такое поведение на кухне привычно. Только Женя Клопотенко все время повторял:       — Катя, не нервничай.       — Катя, успокойся.       — Катя, не переживай.       Я поглядывала на него. Скорее всего, у них тоже не все было так гладко, если он отвлекался от командного дела и уделял внимание мне. Честно говоря, у меня мало получалось следовать его советам. Пиком этого стало то, что я завизжала на Шелудько, которая была внизу, и запрыгала на балконе, опираясь на перила. Я даже не заметила, как он подошел ко мне. Женя взял меня сзади за плечи и отвел от края балкона.       — Посмотри на меня, — сказал он.       Я нехотя подняла взгляд. Сейчас не было времени, в глубине души я все еще надеялась хоть чем-то спасти блюдо.       — Катя, вдохни глубоко и выдохни, успокойся, — я сделала, что он сказал. Клопотенко не отставал.       — Еще раз. Ты понимаешь, что, если ты нервничаешь, ты только хуже делаешь и себе, и всем, — после этого он прижал меня к себе на долю секунды, отпустил и подошел к своей команде.       Даю сто процентов, что, кроме нас двоих, этого никто не заметил, все были слишком заняты готовкой. А я после этого еще несколько секунд стояла ошарашенная, и в себя меня привел только звук конвейера.       Время вердиктов. Я просто закрываю глаза от стыда, не хочу смотреть на судей. Хорошо, что не я капитан сегодня, я не смогла бы объясниться. Андрей надевает фартук на себя. Я считаю его решение неверным, но мне уже все равно. Я не буду спорить с ним и убеждать, что он не прав.       Покинув павильон, Я совершенно не хотела возвращаться в гостиницу. Не замечая, куда иду, я побрела по коридорам. Одна из дверей оказалась открытой, и я зашла в гримерку. Сев на стул, я откинулась на спинку. Сегодня был трудный день.       Через несколько минут неподвижного сидения я услышала тихий скрип. Кто-то приоткрыл дверь. Из-за косяка показалась копна сбитых волос.       — Клопотенко, — протянула я. — Что ты здесь делаешь?       Женя подошел ко мне, подтянул второй стул и сел напротив. Он смотрел мне в глаза. Я подхватила игру. Его губы растянулись в улыбке, глаза все не моргали. Я продолжала смотреть на него. Мы просидели так около минуты, прежде чем он сказал:       — Вот сейчас ты настоящая, Великая. Такая азартная, самая лучшая для себя, ненавидящая проигрывать, самодовольная и гордая. Почему ты не опустила глаза?       — А почему ты не опустил? — подхватила я.       Он рассмеялся. Своим естественным смехом, который я так люблю. Женя почти один на проекте, с которым я могу быть собой и, если надо, довериться ему.       — Как твой муж тебя терпит? — спросил он с усмешкой.       — А как тебя терпит твоя жена? — съязвила я.       — Но у меня нет жены, — он снова рассмеялся. — Может, в скором времени появится.       В этот момент мне стало так тепло, как давно уже не было. Как будто я дома, в своем уютном мире, а Женя — часть этого мира. Внезапно я встала со стула и подошла к нему ближе.       — Встань, — сказала я и протянула руки.       Он немного опешил и непонимающе спросил:       — Зачем? — Женя повел бровями.       — Хочу тебя обнять? — я сказала это четко и ясно, но он переспросил:       — Зачем? — видимо, не ожидал от меня такого. Ну, конечно — Екатерина Великая, холодная и бездушная, разве она способна на что-то подобное?       — Хочу. Тебя. Обнять, — я повторила еще раз, четко выделяя каждое слово.       — Странно, — сказал он, но стал подниматься, а я резко спросила:       — А что, нельзя? Он сразу же ответил:       — Можно, конечно...       — Но что? — парировала я.       — Ничего, — Женя сделал шаг вперед и сомкнул руки у меня за спиной. Он был выше почти на две головы, но это не доставляло никакого дискомфорта. Наоборот, я чувствовала себя защищенной от всего мира. Как будто я маленькая девочка, а он — мой большой защитник. Внезапно я почувствовала, как из глаз у меня покатились слезы.       "Нет, Екатерина Великая не плачет!" — пыталась мысленно остановить себя я, но чувства были сильнее разума.       Женя заметил. Он всегда все замечал. Тем более, когда его футболка становилась мокрой.       — Кать, ты чего? — спросил он.       Я, подбирая слезы, прошептала: "Ничего". А он в ответ еще сильнее сжал меня в объятиях и сказал:       — Великим тоже иногда не помешает побыть слабыми. Тем более, если об этом никто не узнает.       Наверное, в этот момент произошло самое важное осознание в моей жизни: это мой человек. Я хочу быть с ним. Хочу летом в одежде купаться на городском пляже и есть кукурузу за десять гривен. Я хочу зимой не отдыхать на горнолыжном курорте в Австрии, а лепить снеговика и гулять по зимнему Крещатику. Я хочу быть простой, обыкновенной Катей. С обыкновенным Женей.       Голос, донесшийся из динамиков, заставил нас вздрогнуть. Павильон закрывался через десять минут. Я понимала, что не хочу отпускать Женю; похоже, он сам тоже понял это. Клопотенко поднял меня на руки и закинул на плечо. Я тихо засмеялась, и смех был смешан с всхлипываниями.       — Пойдем, — сказал Женя, — я покажу тебе вечерний Киев. А то ты там, в своей Австрии, забыла, как он выглядит.