You're at a loss, Just because, It wasn't all that you thought it was, You are a fugitive But you don't know what you're running away from
Arctic Monkeys (Old Yellow Bricks)
Он думает, что ему не стоило возвращаться. Айзек говорит себе это в полдень, как только самолет приземляется на землю солнечной Калифорнии, наспех выпивая порцию отвратительного двойного эспрессо из автомата. Звонок Скотта выбивает его из колеи куда раньше. Думает, что вправе расчитывать на стандартное «Привет, как дела?», но альфа лишь просит его приехать, бормоча «Стайлз» каждые секунд пятнадцать. Это слово ни о чем конкретном Лейхи не говорит, и если честно, больше напоминает название пригородной закусочной где-нибудь у мексиканской границы, но отчего-то кажется безумно важным. Настолько, что Айзек вылетает ближайшим рейсом. Девятичасовой перелет отзывается злостью и болью в висках. Горячий воздух наполняет легкие, оседая толстым слоем пыли и песка там, где еще совсем недавно было выжжено «Эллисон». Телефон на смятой салфетке, оставленный смазливой официанткой, которую он встретил перед самым вылетом в баре аэропорта, летит в урну вслед за пластиковым стаканчиком. С девчонкой-койотом он сталкивается посреди гостиной МакКоллов, под неловкие вопросы Скотта и в паре часов от очередного апокалипсиса. Малия молчит, хмурит лоб и, кажется, принюхивается к нему. Айзек не слишком уверен в последнем, в комнате слишком много людей, запахов, эмоций. И лишь когда ее представляет Скотт, Малия удостаивает его коротким взглядом. Короче, чем удар сердца. Неуместная сейчас шутка про то, что человеческая одежда идет ей больше, чем шкура койота, так и остается у Айзека на языке. Вместо этого он обнимает в приветственном жесте Лидию, и с любопытством рассматривает Лиама, пытаясь не замечать обеспокоенность на лицах друзей. Она думает, что ему не стоило возвращаться. Малии в общем-то плевать, она совсем Айзека не знает. Для нее он чужак. О чужаках не думают. О чужаках не заботятся. Вот только расплавленные льдинки в его глазах, почти кричат, что всего этого сверхъестественного дерьма хватит ему до конца жизни. И даже останется после. Каким бы козлом ни был ее отец, предложение Питера свалить из этого чертового городка цепляется где-то на краю ее сознания. Простой базовый принцип выживания буквально выцарапывает на ее внутренностях пресловутое «БЕГИ!», и тогда Малия еще крепче сжимает плечо Скотта, который смотрит на нее по-щенячьи преданно. Якорь из альфы получается так себе. Койот внутри девушки это понимает, а потому смеется и рычит еще громче. Куда громче едва подавляющего ехидные смешки Рэйкена, игнорировать которые приходится им всем. Тейт хочет разбить ему лицо. Опять. Еще раз. Снова. А потом еще раз. Делать это до тех пор, пока самодовольный ублюдок не прекратит кидать на нее двусмысленные взгляды. Тео ждет пока она сорвется, чтобы забрать то, что от нее останется – дикость койота и неудержимую ярость самой Малии. Айзек понимает всё далеко не сразу, но когда осознаёт - все это настолько явно, настолько на поверхности, едкий запах злости вперемешку с отчаяньем и ревностью, заставляет Айзека морщиться от отвращения. Лиам ничего не замечает, Лидия – старательно делает вид. Лейхи почти понимает, почему все полетело к чертям, а потому только ухмыляется Малии в ответ на ее «не думай, что хоть что-то понимаешь» в карих глазах так, словно разглядел величайшую тайну современности. Монолог Скотта, прерываемый замечаниями Лидии, кажется настолько же длинным, насколько и безумным. Общее название плана звучит как «вспомнить какого-то Стайлза, пока всех не забрали какие-то Всадники». В детали Айзек не вникает. МакКолл никогда не умел придумывать планы. Кажется, их придумывал кто-то другой. Он вспоминает совет Дерека: "если чуешь что-то неладное – беги". А так же правило, что членов своей стаи не бросают. Что делать с членом стаи, если чуешь что-то неладное, Дерек не уточнял. Айзек жалеет, что не спросил тогда об этом. На секунду Лейхи всерьез подумывает позвонить в Дом Эйкена и вызвать санитаров и прикидывает, успеет ли сегодня взять обратный билет. Но в глазах Лидии стоят слезы, а Скотт толкает одну из этих своих речей о стае и единстве, и Айзек будто снова на похоронах Эллисон. И как последний дурак он ведется на это. Кивает чисто машинально, даже не понимая толком на что подписывается. И почему-то принимает предложение Скотта остаться у него, перебирая тонкими пальцами ключи от хейловского лофта в кармане куртки. Стая вроде как должна держаться вместе. Он жалеет об этом меньше чем через час – слушать препирательства Скотта и Тео утомительно, глупые идеи остальных – скучно. Айзек сбегает на кухню за очередной порцией бодрящего кофе. Малия идет за Лейхи, или подальше от остальных – еще не решила. «Знаешь, без тебя тут все стало еще хреновей» пишет он Дереку впервые за полгода, даже не уточняя где это «тут», без какой либо уверенности в том, что его бывший альфа не сменил номер, или что его не похитили зомби-русалки. Айзек уже ни в чем не уверен. Малия плюхается в соседний стул с куском пиццы в руках, заставляя Лейхи отвлечься от телефона. Она внимательно разглядывает его лицо. Слишком внимательно для кого-то, кто знает его имя пару часов, а фамилию вряд ли вообще запомнит, совсем не понимая, что невежливо так пялиться. - Ты останешься? Когда все закончится? – Малия смотрит прямо, даже не пытаясь скрыть любопытство. Айзеку это вроде как нравиться. Куда лучше осторожных расспросов о его жизни от Лидии, которая в его присутствии заменяет «Эллисон» на безликое «она», и это злит Айзека еще больше. - А ты? – вырывается у него как бы случайно, но по резко меняющемуся выражению лица он понимает – попал в яблочко. Она предпочла бы свалить еще раньше, но кучку подростков в гостиной бросить просто не может. Он сам здесь ровно потому же. Она неопределенно пожимает плечами и дожевывает кусок пиццы. Не говорить же странному пареньку, которого она даже не знает, что Питер хочет увезти дочь в другое место - к семье, что должно вроде как подразумевать Дерека и Кору. Скотту она не сказала. - Не то чтобы мне было ради чего оставаться. Айзек не изливает душу, просто констатирует факт. И подобные факты он предпочитает выдавать кому-то, кто не будет задавать вопросы или смотреть на него с сочувствием. Девушка 8 лет бегавшая по лесу в шкуре зверя весьма далека от таких условностей, а потому подходит по всем пунктам. - Понимаю, - признается Малия, наблюдая, как серо-голубой переливается по кромке его радужек в свете флуоресцентных ламп. Красиво. - А как же Скотт? Или … «Или» он не произносит. Малия и так понимает о ком речь, и почти благодарна, что не приходится слышать имя Рэйкена лишний раз. Сложно. Почти ненормально. Никто из них даже не успевает понять, когда все становится таким сложным. Наверно, когда она позволяет безграничной преданности к Скотту смешаться с желанием простить Тео, а после разорвать кого-то из них на куски. - Не хочу говорить об этом. Айзка не волнует с кем из них она спит, и спит ли вообще. Его беспокоит только, что атмосфера в стае нездоровая, разрывающая на части. Если они все хотят выжить - с этим придется что-то делать. Малия даже приблизительно не представляет с чего начинать. Она надеется, что, когда они найдут Стайлза, все решится само собой. - Ладно, - кивает Лейхи резко, даже жестко. Ее равнодушие ничуть его не цепляет, только выступающие ключицы немного путают мысли. - Ладно. Обоюдное «отвали» подошло бы больше. Обоюдное «ладно» не заглушает интерес, и уж точно делает все запутаннее. Они вытаскивают Стайлза спустя пару дней. Они вытаскивают всех. Само собой все не решается даже близко. Нахлынувшие воспоминания душат Малию посильнее чувства вины. И тем больнее смотреть на Стилински, сжимающего в объятиях Лидию. Она рада, что все они живы. Она рада, что они снова вместе. Но пустоту внутри это не заполняет. А потому крепче обхватывает себя руками. Холодно ей как снаружи, так и внутри. И накинутая Лейхи на ее плечи куртка ни черта не помогает. Настолько растеряна и обижена на мир, что хочет оказаться где угодно, но только не здесь. Она исчезает с вечеринки по случаю возвращения Стилински. Как и ключи от лофта из кармана куртки. Впервые за долгое время Айзеку не хочется кого-то отпускать. Стоять посреди гостиной, пить и наигранно улыбаться оказывается не так уж весело. Он выскальзывает на улицу через заднюю дверь под очередной тост Стайлза. Он чувствует себя слишком чужим на этом празднике жизни и на самом деле хочет только вернуть ключи. Он думает именно так, хотя и отталкивает плечом ржавую дверь гораздо резче, чем следовало бы. Находит Малию на полу около кровати, завернутую в пыльное покрывало, бессмысленно уставившуюся прямо перед собой. Она больше напоминает раненого зверя. Одинокого и поверженного. Айзек хорошо знает какого это. Вспоминает, как зарывался в это же самое покрывало, после того как тело его девушки скрылось за бурой земляной насыпью. Ловит себя на мысли, что общего у них гораздо больше. Лейхи вытаскивает оставленную когда-то им самим бутылку рома из шкафчика на кухне и опускается на пол рядом с ней. Пробку ему приходится выдирать зубами, как и внимание Малии. Она недовольно фыркает и шоколадный ее глаз будто затягивает инеем. Слишком заметно даже в полумраке грязной комнаты. Включить свет никто из них не решается. Жидкость приятно обжигает горло, и Айзек довольно усмехается: напиться он не сможет, но никто не мешает ему пытаться. - Хейл значит, а? – спрашивает он так, будто вот-вот рассмеется. Он слышал как спасенный Питер назвал ее дочерью, что сделал, похоже впервые, и невидимый пазл в голове Лейхи наконец сложился правильно. Думать, что причина его интереса только в фамилии кажется ему куда правильней. Безопасней. - Тейт нравится мне больше, — отстранённо отзывается Малия, хотя уже сомневается, что это действительно так. - Понимаю, - равнодушно бросает оборотень. Их отрывистые фразы больше напоминают карикатуру на нормальный разговор. Его устраивает. - Питер тот еще козел. Она не отвечает. В самом же деле, не рассказывать ему, что «тот еще козел» - очень немногое из того что у нее еще осталось. Больше тем для разговоров у них нет. - Не хочешь говорить со мной? - Не хочу привыкать к тебе. Айзек нервно моргает. Он не видит никакой связи. Для Малии это практически одно и то же. Мысль, что он сможет понять, пугает ее больше одиночества. Она тянется к бутылке в его руке. Айзек не отпускает, лишь приподнимает правую бровь в притворном изумлении и качает головой. Он совсем не против, но ему нужно что-то взамен. - Я сбежал, потому что девушка, которую я любил, умерла, - выдает он, словно это достаточно весомый аргумент, чтобы оставить выпивку себе. Это вроде как нечестно, но кому какое дело? - Мой отец – Питер Хейл, - Малия тянет совершенно бесполезный ром на себя, и Айзек лишь смеется и сжимает бутылку крепче. Ему недостаточно. - Мой отец запирал меня в морозильной камере все мое детство. Тейт делает вид, что ей абсолютно всё равно, хотя брови все равно сходятся на переносице. Она может ему посочувствовать, а вот уступить – ни за что. - Моя мать пыталась меня убить, - пальцы Малии сжимаются еще сильнее. Она хотела сказать что-то другое, но заклинивает ее почему-то на этом. - Я вроде как убил свою мать,— шепчет он, словно их могут услышать. Он никогда не произносил этого вслух. - Она умерла, рожая меня. Айзек вообще не знает зачем ей это говорит. Айзек не изливает душу, просто желания сдаваться у него еще меньше, чем у упрямого койота. - Моя сестра и приемная мать погибли в аварии. - Дерек выгнал меня из стаи. Для оборотня то практически одно и то же. Малия едко усмехается. Они молчат почти минуту. - Стайлз любит Лидию, - выплевывает она наконец, делая вид, что ее это ничуть не задевает. Вместо «Лидия» она хочет сказать «не меня», но он и так это знал. Это знали все, кроме самой Малии. Айзек отпускает бутылку, и Тейт с удовлетворением прикладывается к горлышку: напиться она не сможет, но никто не запретит ей притвориться. Айзек жадно следит за движением ее губ. - А ты? Она совсем не знает, что ему ответить. Она даже не знает, что такое любовь. Это слово растворяется в воспоминаниях о поцелуях в темноте спальни Стайлза, долгих тренировках со Скотом и вкрадчивом шепоте Тео, застрявшем под ребрами вместе с выпущенными им пулями. Правда в том, что она вроде как не нуждается ни в чем из этого, но ничего взамен жизнь ей не предлагает. Малия откидывает голову на край кровати и смотрит в его глаза до невозможности пристально. - Я люблю серо-голубой вокруг твоих зрачков. Она говорит это не ему, скорее удушающей темноте вокруг. Айзек предпочел бы наоборот, в конце концов у него явное преимущество – темнота не может ее поцеловать. Айзек сминает губы койота своими и думает, что ничего более правильного не делал уже очень давно. Малия поддается инстинктивно, хотя и считает, что ничего более глупого не делала со времен превращения в человека. Его язык проходится по ее мягким губам, и возражения сменяются хриплым рыком, когда тонкие пальцы скользят по ее коже под футболкой. Воздуха пугающе мало, но она совсем не хочется сопротивляться. Тянет его наверх, на холодные простыни, стаскивая мешающую футболку. У него границы дозволенного размыты уже давно, у нее их не существует вовсе. Они, вероятно, очень пьяны, ведь как иначе объяснить, что загнанный ритм под ребрами рискует заполнить собой все помещение? Они, скорее, очень одиноки, чтобы остановиться, остыть и проверить в словаре смысл словосочетания «неверное решение». Одежда падает на пол быстрее этой мысли. Лейхи покрывает поцелуями ее шею. Жадными, мокрыми, торопливыми. Запах обнаженной кожи сводит обоих с ума, забивает легкие, отпечатывается на кончиках пальцев. Тейт кусает его в плечо резко, требовательно, прокладывая языком влажную дорожку по бледной коже. Слишком сложно сдерживаться, особенно когда он сжимает ее бедра, почти задыхаясь от недостатка кислорода и ее хриплых стонов. Он двигается медленно, осторожно, едва сдерживаясь. Ровно до того момента, когда когти койота прокалывают тонкую кожу на спине, оставляя алые полосы. Малии его осторожность не нужна. - Быстрее... - рычит она ему в ухо, закидывая ноги на его бедра и заставляя ускорить темп. – И даже не думай останавливаться. Он и не думает, пусть даже есть вероятность, что завтра Питер подвесит его за яйца. И не останавливается до тех пор, пока перед полуопущенными веками не разрываются фейерверки, а опухшие от поцелуев губы не начинают шептать его, Айзека, имя. Сбежать с дурацкой вечеринки кажется теперь лучшим решением в их жизнях. Айзек ловит себя на мысли, что не против задержаться в Бейкон Хиллс, а Малия впервые за много месяцев не хочет никуда убегать. Горячие поцелуи оседают где-то в промежутке между жадными вдохами, оставляя сомнения за пределами смятой постели и хейловского лофта.