Журавли

Было время, когда Эдгар Чан Мартин был счастлив. Время, когда он гордился своим родом. Время, когда ему, еще совсем мальчишке, было невдомек, чем занимается семья Чан. Вечерние собрания скучны, Эдгару интереснее книжку почитать или подразнить экзотического попугая в большой клетке – дядя Зу с укоризной наблюдает за племянником, качает головой и не знает, кто из этих двоих умнее: бестолочь-мальчишка или гневно щелкающий острым клювом старый Ара. Мартину не интересны дела семьи Чан, ему любопытнее наблюдать, как колдует мама. Она строга к сыну, не оставляет без внимания даже его самый незначительный проступок. Но всегда оставляет дверь приоткрытой, когда творит заклинания. Она знает – он смотрит. Худые бледные плечи окольцовывают татуировки: узкая черная полоса снизу, чуть выше – золотистая и зубчатая, словно корона. Темные с едва заметной сединой волосы женщины перехвачены шелковой лентой на затылке, пышный хвост спадает до лопаток. К ленте прицеплен камушек: полупрозрачная и практически невесомая бирюза. Мама называет ее жемчужиной ангела-хранителя. У Эдгара тоже есть такая – и татуировки тоже! – но пользоваться магическим камнем у него еще не получается. Его одолевает страх, когда мама хладнокровно вспарывает кожу на ладони острым сколом витражного стекла. На его инеевой поверхности остались следы старой крови, им пользовались не раз и не два. Эдгар прячется, когда кровавый ангел-хранитель оглядывается на дверь и слегка улыбается. От этой улыбки у него стынет кровь в жилах. Он решается зайти в комнату, когда ангел выслушал приказ хозяйки и ушел. Прямо через окно. Наверное, у этого ангела все-таки есть крылья. Почему-то Эдгар уверен, что перья этих крыльев алые. Мама пренебрежительно называет ангела обычным бездушным существом. Эдгар трогает стянутые свежей кровавой коркой рубцы на ладони матери и старается оставаться спокойным. А потом в их доме появилась девочка. Чернявая, бойкая и жутко вредная. Со смешным для слуха немца именем – Тви. Эдгар улыбается и хихикает украдкой, чтобы она не услышала. Соседский парнишка уже получил от нее тумаков и резко зауважал девочку. Но Эдгар продолжал считать ее забавной, а слишком темную родинку на подбородке у складки губ нелепой. И ее саму – нескладной; слишком высокой и очень худой. Когда Зу сказал, что Тви станет его женой, он не выдержал и рассмеялся. Впервые он так громко и заливисто хохотал. Впервые он был так сильно наказан. Впервые он узнал, как больно бывает видеть женские слезы. Впервые он просил прощения, слушая через запертую дверь ее всхлипы. Впервые он понял, как сильно может болеть сердце. Впервые он пообещал себе, что больше никогда не увидит ее слез. Тви уехала через неделю. Тви забрала с собой скупое солнце и последнее осеннее тепло. Тви оставила Эдгару сплетенный из красных ниток браслет, сухой поцелуй в щеку и пустоту в душе. Эдгар оставил Тви ромашку на прощание, ощущение губ на запястье и томное волнение где-то внутри. Их следующая встреча пройдет через несколько лет, когда Тви станет уже совсем взрослой. Их следующая встреча произойдет под звон церковных колоколов. В следующую их встречу Эдгар увидит ее не в привычных бриджах и безрукавке, а в пышном свадебном платье. Их следующая встреча станет последней, ведь они останутся друг с другом навсегда. Неуклюжий поцелуй в губы, их вторая попытка. Но выходит почти дружеский клевок, словно птичий. Она прекрасно-смущенная, невинная, такая нежная и хрупкая. Он держит ее дрожащие руки в своих ладонях и чувствует шероховатость старых рубцов на мягкой коже. Жемчужина сверкает в ее волосах золотой каплей. Эдгар подносит ее ладони к губам и, склонив голову, целует пальцы. Она одергивает руки и прижимает к перетянутой корсетом груди. Ярко накрашенные губы подрагивают. Ей всего семнадцать. Ему уже двадцать три. Он мягко заправляет смоляную прядь длинных волос за ушко и ласково касается ее щеки. Желает спокойной ночи и оставляет ее одну. Позже Тви находит его в маленьком саду у особняка, где почти не слышен шум празднующей семьи. Мягко опускается рядом с ним на холодный гранит клумбы, подобрав неудобные юбки и про себя проклиная традиционные европейские свадебные наряды. Стягивает с волос заколку и невесомую ткань полупрозрачной фаты. Эдгар предлагает ей бокал вина. Тви без раздумий сжимает высокую ножку фужера. Она не любит белое вино. Эдгар тоже предпочитает ему красное бордо. Тви опускает голову ему на плечо и тихонечко вздыхает. Эдгар ищет ее ладонь и ненавязчиво переплетает пальцы. Тви не протестует. Эдгар боится, что Тви упорхнет от него, когда восток начнет светлеть. Но она тянет его за собой, крепко держит за руку. Их ночь еще не закончилась. Тви плохо умеет признаваться в своих чувствах. Эдгар смущенно краснеет и давит из себя улыбку, но не произносит ни слова. Порой, в таких вещах они легко узнавали себя в друг друге. Тви знает, как у него бегут мурашки от ее игривых поцелуев в шею. Эдгар навсегда запомнит, как она трепещет и млеет от его дыхания у горла. Ей уже восемнадцать. Ему всего двадцать четыре. Он примеряет белый халат с крестом-розой на груди и занимает ответственный пост в лаборатории Черного Ордена. Она дарит спокойствие и уют в доме одним своим присутствием. Она делает его неутомляемым и, кажется, бессмертным. Эдгар хочет так думать, когда она приходит встречать его с работы. Совершенно прекрасная, все та же непоседливая девочка. Он кладет ладонь на ее живот и испуганно одергивает руку, когда их малыш толкается. Тви только смеется на неуклюжесть своего мужа. Эдгар приходит с работы первым и умоляет Бака немного помолчать. Бак не слушается, дует губы и обиженно сверкает индиговыми глазами, полными слез. Успокоить плачущего Бака может только Тви или Зу. У Тви хорошо получается руководить лабораторией и воспитывать ребенка. У Эдгара хорошо получается только работать. Тви считала, что Бак уже взрослый и может оставаться дома один. Эдгар же тайком звал дядю Зу, чтобы он посидел с внучатым племянником, пока их нет. Тви знала, но молчала. Однако, все же иногда Эдгар стоял в углу вместе с бубнящим себе под нос Баком. Бак все больше уделял внимание книгам и делу семьи Чан. Бак все чаще приходил в лабораторию вместе с Зу и все дольше оставался у дыр в бассейнах со спящими Вторыми. Он хотел верить, что спящие дети слышат его. Попытки докричаться до своих родителей он уже бросил. Порой ему хочется забыть, что за дело вела его семья. Забыть, что его родителей до сих пор проклинают и искренне ненавидят. Но Бак постоянно возвращается сюда, к безлюдному озеру на краю бамбуковой рощи. Открывает маленькую книжицу, заложенную старым, плетеным из выцветших нитей браслетом и читает в который раз обрывки фраз, что еще можно разглядеть в брызгах давно засохшей крови. «Ты никогда не будешь…» «Я верю… счастлив» «…любили тебя» «…ради тебя…» «Прости нас» Бак не протестует, когда Фоу забирает из его замерзших рук старый дневник, и устремляет взгляд на безмятежную гладь озера. Снежинки касаются холодной поверхности и исчезают без следа, не тревожат темную воду. Легкое касание к лопатке. Фоу приобнимает его за плечо и доверчиво утыкается лбом. Звучит привычное и давно необидное «Дурак». Его маленький, преданный ангел-хранитель. Совсем не кровавый, как считал отец. Совсем не бездушная машина, как думала мама. И что родители не обрели покой и долгожданное счастье, он тоже верить не хочет. Ведь на том берегу, в плену холодной мглы, танцует пара белых журавлей*.