Близнецы

— Ау! — воскликнула Блэр и обернулась. Джорджина, облаченная в милейшее платьице в цветочек прыснула со смеху. Блэр перевела взгляд широко открытых карих глаз на свою руку, на которой красные пятна начинали синеть. Это было не единственное пятно по всему ее телу. Платья девочек существенно отличались — на Джорджине оно с тонкими бретелями, по колено; на Блэр платье было с горловиной, рукавом три четверти, а подол платья спускался до средины икр. Не зная эту семью, такую разницу понять было сложно. В действительности же платье Блэр прикрывало все синяки и ожоги, «щедро» оставленные ее сестрой Джорджи. Можно было решить, что Элеонора, мать близнецов, закрывает глаза на поведение дочерей, но это было не так. Она делала все, что только возможно было сделать, но близнецы не поддавались никаким уговорам, наказаниям, психологам… они были в своем мире, в котором свои правила. Они общались друг с другом глазами, и могли часами не промолвить ни слова, им это просто было не нужно. А если приходилось что-то говорить, зачастую этот лепет был непонятен никому, кроме них самих. Они даже звали друг друга по-своему — Джи и Би. Подняв взгляд вновь на сестру, Блэр встряхнула кудрями и направилась дальше по лужайке к качелям. Она никогда не кричала, не плакала, но и никогда не давала сдачи Джорджине. Лицо ее всегда в такие моменты сохраняло глубокое философское спокойствие, которое не должно быть свойственно девочке двенадцати лет. Джорджина, без сомнения, была худшей из двух — она ломала и крушила все на своем пути. Ее агрессия толкала ее на жесточайшие поступки, и сестра потерпала от них чаще всего. Но Блэр тоже не была ангелом — она хоть никогда и не пускала в ход кулаки, но ни один ребенок не уходил после общения с ней без слез. Кроме Джорджины, естественно. — Я хочу есть! — закричала Джорджи и сцепила пальцы мертвой хваткой на запястье Блэр. Джорджина была крепкого телосложения. Она ела вдоволь, и, носясь по округе разрушительным ураганом, крепла с каждым днем. Блэр же напротив была всегда худой и бледной, с плохим аппетитом. Часто после обеда она возвращала назад все съеденное куда-нибудь в кусты за домом. Настолько разный характер близнецов вполне оправдывал такие непохожие друг на друга имена. Обычно, когда встречаешь близнецов, ожидаешь услышать созвучные имена — Эммелина и Аделина*, Блэр и Клэр, Мэри и Кэрри… Блэр и Джорджина были похожи как две капли воды, и в то же время настолько разные, насколько могут быть только два человека, не связанные кровным родством. — Ступай и поешь, — хладнокровно ответила Блэр, не пытаясь вырвать руку из тисков, хотя разлитые красные пятна расползались по всему предплечью девочки. Она внимательно посмотрела в глаза Джорджине, и та вдруг расцепила пальцы. Поджав губы, Джорджина отступила на шаг назад от сестры. Хладнокровие Блэр было слишком сильным оружием. На любую силу найдется более могущественная, и, к сожалению Джорджины, в их ситуации ее физическая сила проигрывала. Блэр улыбнулась уголками рта, все так же спокойно глядя на сестру. Они были друг для друга всем. Их невозможно было разлучить, и никакое насилие над Блэр не отталкивало ее от Джорджины. У них не было друзей среди детей — они были слишком злыми и неприспособленными. Их особняк находился на краю города, поэтому гостей у них было крайне мало. И, слава Богу, как всегда повторяла Элеонора. Визиты им наносил лишь врач, и то, они становились все реже в связи с безрезультатностью всех попыток социализировать близнецов. Элеонор держалась из последних сил. Эти последние силы ей придавала Блэр. В очень редкие моменты где-то глубоко в ее глазах Элеонор находила искры доброты, понимания и привязанности. Иногда, когда Джорджина сворачивала шею очередной несчастной птице, по воле жестокой судьбы залетевшей во двор, Блэр, как только сестра утратит интерес к бесполезному тельцу, закапывала это тельце на заднем дворе. Делала это она так, чтоб никто не заметил, однако бдительная Элеонор (с такими отпрысками терять бдительность было чревато) пару раз замечала эти походы. А иногда, вот так, как сейчас, Блэр улыбалась уголками рта, брала сестру за руку и шла с ней туда, куда хотела Джорджина. — Если бы не ее сестра, Блэр была бы обычной девочкой, с подружками и нормальными интересами, — говорил доктор, — но Вы же понимаете… Элеонор понимала. Однажды они попробовали разделить близнецов на день. Этот опыт запомнился им на всю жизнь. Больше предпринимать такой меры они не собирались. Они сидели в гостиной ее величественного дома, самого шикарного дома в округе, но от того не более, а то и менее, счастливого. — Элеонор, у меня не осталось больше никаких идей. Я буквально готов опустить руки. Но прежде, чем я это сделаю, я все же хочу предложить последний вариант, — он замолчал, как будто взвешивая свою идею, оценивая, стоит ли ее произносить вслух, — девочек нужно отправить в школу. — Но… — возразила Элеонор с круглыми глазами. — Я понимаю, что Вы переживаете за девочек… — перебил ее доктор. — Поверьте, — перебила его в свою очередь Элеонор, — я переживаю не за девочек, а за детей в школе, — повернув голову к окну, она увидела дочерей, идущих за руки. На руке Блэр красовался огромный синяк, явно свежий. — Над ними будет усиленный контроль, — задумчиво произнес доктор, проследив за взглядом женщины, — но они об этом подозревать не будут. Как только ситуация будет близка к тому, чтоб выйти из-под контроля, мы примем меры. Девочки уже вошли в дом, пропав из поля зрения, а Элеонор все так же смотрела в окно. Она взвешивала все «за» и «против». В конце концов, понимая, что ситуация безвыходная, она тяжело вздохнула. — Хорошо, доктор. Давайте попробуем. * отсылка к роману «Тринадцатая сказка».