WOAS. Rare Fandoms. vol.2

[Никлаус и Спартак — фракийские воины, братья, обманутые и попавшие в плен к римлянам, в итоге проданные в рабство и оказавшиеся в лудусе Батиата. Но если Спартак в лудусе выживает и сражается ради воссоединения с Сурой, то его брат Никлаус принимает свое новое положение и стремится к славе великого гладиатора. Все персонажи — люди. ООС.] Наставник взмахивает кнутом, и тот ядовитой змеей рассекает воздух — с угрожающим свистом, неумолимо, прицельно. Новые шрамы на лице Никлауса — очередная метка его непокорности и дерзости, сопровождаемая его хриплым, полубезумным смехом: фракийцы сведут Наставника с ума, не иначе. Эномай взмахивает кнутом еще раз, и еще, и еще — сколько же кровавых полос понадобится этому псу, чтобы он заскулил от боли? — Не выйдет, Наставник, — криво усмехается слева Агрон, словно кто-то спрашивал его мнения. — Этого не сломить даже тебе. Агрон не получал ударов кнута уже целую вечность, но сегодня его длинный язык сыграл с ним дурную шутку — и он получил свое так же. Возможно, стоило бы осадить и рассмеявшегося Крикса тоже — хотя бы словесно, но Эномай не решился на это в момент, когда на балконе стоит жена Батиата с подругами. Об одержимости Лукреции чемпионом Капуи знали все — впрочем, хозяйка лудуса и не делала из этого секрета, а напротив, была непрочь похвастать своим объектом страсти перед праздными и капризными красавицами, которые пресытились жизнью слишком рано и искали удовольствий как можно более грязных и низменных. Ее подружек развратило богатство, саму же Лукрецию — отчаяние. Дом Батиата переживал не лучшие времена — в затянувшийся период засухи хозяин даже не мог позволить себе наполнить резервуары водой и его супруга, чтобы хоть как-то улучшить положение, вынуждена была тайком продавать свои украшения за сущий бесценок: Эномай знал это, поскольку именно он сопровождал Лукрецию в ее тайной вылазке на рынок. Но все могло наладиться — сегодня резервуары и купальни были наполнены, вино лилось рекой, свежие фрукты и мясо в изобилии стояли на столах, а Лукреция демонстрировала своим именитым подругам тех породистых животных, которыми ее муж заполнил их лудус. Если ей все удастся, то Батиат будет допущен к грядущим Играм — и у них снова появятся деньги, и слава, и положение в обществе. Всего-то и нужно, что угодить Илитии, дочери сенатора Альбиния и супруге претора Глабра. Если только она замолвит словечко за дом Батиата отцу… — Бей еще! — этот звенящий от восторга голосок, звучащий с балкона, принадлежит именно ей, Илитии. — Бей! — потребовала она возбужденно. — Бей, бей же! Эномай вопросительно взглянул на свою госпожу, и Лукреция едва заметно кивнула, повелевая ему исполнять каприз дочери Альбиния. Наставник перехватил кнут поудобнее и вновь обрушил на самого дерзкого пса — фракийца Никлауса. Смех Крикса — пренебрежительный смех, надменный, — повторился снова, и непокорный фракиец, в одно мгновение выскользнув из-под кнута, бросился на галла с животным рычанием. Его брат, Спартак, собирался было вмешаться, но Эномай остановил его с помощью кнута и Барки. Тем временем, Крис и Никлаус, чье лицо и без того было залито кровью, сошлись в жестоком рукопашном бою, и дочь Альбиния восторженно хохотала и хлопала в ладоши на балконе, ее свита картинно вздыхала и охала, а Лукреция напряженно улыбалась и хмурила брови: ей пришлось не по вкусу, что ее фаворит не одержал победу в первые же мгновения схватки. В конце-концов, именно Лукреция резким кивком велела прекратить драку, и Эномай вместе с другими гладиаторами подчинился. — Какое восхитительное животное! — глаза Илитии лихорадочно блестели, когда она взглянула в лицо Лукреции. — Я хочу видеть его ближе, дорогая! Хочу рассмотреть его как следует! Хочу рассмотреть его во всех деталях! — Боюсь, что Крикс у нас на особом положении, и мы не… — начала было хозяйка дома свою осторожно-ревнивую отповедь, но дочь сенатора нетерпеливо прервала ее: — Крикс? Нет, нет, мне не нужен Крикс! Я хочу второго, он бесподобен! — Фракиец?.. — на губах Лукреции появилась снисходительная усмешка, но она быстро исправила эту оплошность, завидев недобрые огоньки в глазах Илитии, и подобострастно улыбнулась: — Да, конечно. Фракиец. Он бесподобен, ты права, Илития. Я сейчас же пошлю за ним. Еще вина? — Разумеется, — благосклонно улыбнулась в ответ Илития и, подхватив Лукрецию под руку, увлекла ее прочь с балкона. — Скажи, а можем ли мы приказать ему делать то, чего захотим? Он подчинится? Лукреция невольно отыскала взглядом Невию — судя по тому, как возбуждена была Илития зрелищем боя и как расширены были ее зрачки, она попросит лишь об одном: чтобы фракиец снял одежду. Однажды Лукреция уже допустила, чтобы подобное произошло с Мелитой и Ганником. Плевать на Ганника, но Мелита была ей дорога по-своему… Пожалуй, стоит отослать Невию на время, ведь она такая хорошенькая, а Илития жадна до различного рода пороков и зрелищ. Если хочет, чтобы член фракийца побывал в чужом чреве, то пусть подставит свое — мерзкая дрянь, посмевшая поставить этого пса выше Крикса! Ашур всегда крутился поблизости, и, лицемерно уверив Илитию в том, что гладиатор покорно исполнит любой каприз хозяев (с этим фракийским дерьмом дисциплина — пустой звук, увы), Лукреция отослала его за Никлаусом. К счастью, ее новая «подруга» не положила глаз на Крикса — пришлось бы отказать ей в аудиенции с ним, и это неизменно повлекло бы за собой неприятности. С фракийцем же пусть делает, что пожелает — возможно, стоит вообще подарить ей этого выродка. В лудусе он все равно бесполезен — Лукреция слышала, как Эномай жаловался Квинту на упрямство раба… * * * — Ты неплохо потрепал Крикса сегодня, пес, — Ашур редко высказывал кому-то свое одобрение, а особенно — рабам, которые еще даже не прошли инициацию в гладиаторы, но фракиец стал исключением. Впрочем, фракийцу на его одобрение было плевать — он молча шагал следом по коридорам хозяйского дома и думал о чем-то своем. Его лицо, покрытое свежими рубцами от кнута, хоть и было отмыто и обработано медикусом, сукровило. — Госпожа велит тебе исполнять ее прихоти, — Ашур, впрочем, не обиделся, когда фракиец промолчал в ответ на его реплику. Он не искал благосклонности раба, а просто желал немного позлорадствовать над небольшим провалом чемпиона Капуи. Ненависть к Криксу струилась в венах почти каждого обитателя лудуса — галл умел заводить друзей. Впрочем, у Ашура были наиболее веские причины для ненависти… — Будь покорен и почтителен, — продолжал наставлять Ашур. — Не смотри женщинам в лицо — это дерзость. Отвечай на вопросы внятно и коротко. Обнажайся уверенно и работай членом так же хорошо, как кулаками, если придется. От исхода этого визита зависит все твое будущее, быть может. — Я должен буду трахнуть госпожу? — только и спросил фракиец глухо, и Ашур рассмеялся в ответ: — Как высоко ты взлетел в своих мечтах, раб! Максимум, что тебе светит — это служанка посимпатичнее. Смотри, держи язык за зубами об этих своих амбициях, а не то можешь вернуться в лудус без члена! — Значит, и в этом Крикс стоит выше нас всех. Что ж, а зависть и ярость фракийца в адрес Крикса определенно нравились Ашуру: возможно, им все же стоит стать друзьями, на худой конец — союзниками. Нужно обдумать это хорошенько… * * * Рассевшиеся по скамьям богатенькие шлюхи, сопровождавшие Илитию, восхищенно заахали, когда привели фракийца. Лукрецию не волновала реакция этих идиоток, ее целью была Илития — и хозяйке дома понравилось то, что она увидела. В глазах дочери Альбиния пылали восхищение и похоть, и от Лукреции не укрылись ее подрагивающие от нетерпения руки, которые холеная красавица поторопилась спрятать в складках своего платья. — Приказывай ему сама, дорогая, — мягко подтолкнула Илитию Лукреция. — Он целиком в твоем распоряжении. — Ах, правда? — Илития залилась румянцем от удовольствия и немедленно перешла к делу: она обратилась к фракийцу высоким от волнения голосом: — Эй, ты. Как твое имя, гладиатор? — Никлаус, госпожа, — отозвался фракиец и вскинул на Илитию ясные, пронизывающие голубые глаза. Лукреция видела, как вдох застыл на губах Илитии, как задохнулась она от неожиданности. Эти глаза — они пленили ее, и пусть фракиец повел себя дерзко, взглянув ей в лицо, но он покорил ее этим. Ах, Илития, Илития! А ведь фракиец еще даже не был гладиатором — всего лишь жалкий раб, проходящий подготовку. Неужели дочь Альбиния пала так низко, чтобы возжелать раба? Эта мысль не могла не тешить Лукрецию. — Никлаус, — повторила Илития с очевидным удовольствием. — Сними свою одежду, Никлаус. Я желаю осмотреть тебя целиком. Твердой рукой фракиец отбросил прочь свою набедренную повязку, и свита Илитии вновь хором заахала — что ж, даже Лукреция признала, что Юпитер был благосклонен к этому псу и одарил его весьма щедро. Раб выполнял все требования Илитии без единого возражения, и Лукреция была рада этому: она-то боялась, что фракиец станет демонстративно упрямится и испортит ей все, но вышло все совсем наоборот. Илития была у нее в кармане — жадно глядя, как по ее приказу фракиец играет сам с собой, она едва ли не дрожала от сжирающей ее страсти. — Хочешь, я подарю его тебе, милая? — змеей искусительницей обвилась вокруг дочери сенатора Лукреция. — Хочешь собственного гладиатора? — И я смогу выставить его на Играх? — восторженно уточнила Илития, не отрывая взгляда от чарующего действа, происходящего перед нею. — Для начала он должен пройти инициацию, но, в общем-то, да, — заверила ее Лукреция. — Ты сможешь выставить его на Играх. Ты сможешь делать с ним в с е, что пожелаешь. — Ты правда сделаешь это для меня, Лукреция? Правда подаришь мне это совершенное животное? — задохнувшись от предвкушения, Илития вцепилась в руку хозяйки Лудуса. — Конечно, милая! Мы ведь подруги, — ласково отозвалась Лукреция. — О, Лукреция! Ты просто чудо! Он будет биться на Играх против Крикса, гарантирую! Наши гладиаторы станут будоражить сердца! Лукреция вежливо улыбнулась, не став высказывать мысли о том, что фракийский пес никогда не встанет на одну ступень с Криксом. Мечты Илитии так наивны! Дочь Альбиния после заката покинула дом Батиата вместе со своим подарком — абсолютно довольная и посулившая Лукреции свою протекцию перед отцом. * * * Что ж, ему не суждено было получить метку гладиаторов славного дома Батиата, но Никлаус получил нечто гораздо более важное — он получил шанс, которым его брат бы побрезговал, а вот он сам упускать таковой не намеревался. Госпожа Илития отдала его в лудус Солония — извечного соперника Батиата, где он прилежно тренировался и прошел инициацию. Метка Солония ничего не значила по сравнению с тем, какие перспективы открывала перед ним госпожа. Прекрасная, избалованная, капризная стерва Илития ночами призывала его к себе и таяла в его объятиях, и больше он не был фракийским псом и грязью под ногами римлян, он звался по имени — срываясь с ее порочных губ сладостным полустоном, это «Никлаус» звучало сладкой музыкой, — и он мог просить ее о чем угодно. Ослепленная страстью и даже любовью — о, женщины всегда благоволили к нему! — госпожа стала его игрушкой, хотя предполагалось все совсем наоборот. И когда на своих первых Играх он победил Крикса, фракиец по имени Никлаус знал — впереди у него еще много славных побед, и толпа еще не раз взревет, приветствуя его. Илития помогла его вознесению, а уж удержаться на вершине он собирался любой ценой.