С корабля на "бал"
17 января 2019 г. в 03:10
— Что-то случилось? — Станислав перевел взгляд на командира спасателей. Вопрос, впрочем, риторический. Понятно, что случилось.
— Крупная природная катастрофа, — Юргенсен невесело усмехнулся. — По принципу «где тонко, там и рвется». Есть тут у нас очень интересная область, материковый разлом. Место необычное и живописное: гейзеры и кипящие грязевые колодцы, фумаролы, высохшие озера с соляными скалами и прочими красотами. Туристы туда летят толпами, причем не только наши, но и со всего сектора. Локалита геологически чрезвычайно активная и, разумеется, очень опасная. Но разве это народ остановит?! Любители экзотики валом валят. А как запретишь? Нет, формально запретить можно, но всех не устережешь, слишком уж область обширная. А народ нынче настырный и прошаренный, так и норовит туда влезть на скоростных флаерах, с системами джи-пи-эс оповещения — чтоб от патрулей удобнее уклоняться.
Ну и с другой стороны, это любопытная туристическая достопримечательность, привлекательная для людей, совсем закрыть ее от посещения было бы неправильно. Решили объявить разлом национальным природным парком, и если не запретить для посещений, то хотя бы регулировать. Поток туристов ограничить, официальные стоянки сделать, места для турбаз выделить и разрешенные маршруты организовать — там, где относительно безопасно. Только, во-первых, всегда находятся любители полазить вне разрешенных маршрутов. Во-вторых, безопасность там действительно относительная. Потому что вся эта территория — одна огромная кальдера спящего супервулкана.
— Нечто вроде Йеллоустоунской долины на Старой Земле? — с интересом спросил Дэн.
— Точно! Представьте, глубоко под поверхностью дремлет огромный очаг расплавленной породы, озеро магмы площадью несколько сотен квадратных километров. И этот магматический «гнойник» периодически воспаляется, то есть активизируется. Где-то наблюдается быстрый подъем поверхности почвы, а где-то ее провал; где-то огромные трещины образуются, озера кипят, короче — вся эта кальдера буквально бурлит. А именно тогда самый большой наплыв посетителей, хотя именно в эти периоды находиться там опаснее всего. Мы, МЧС, не раз предупреждали, что это добром не кончится. Слишком уж непредсказуема эта активность, никогда не знаешь — слегка побурлит или всерьез рванет. Но народ же у нас такой: пока гром не грянет…
Ну вот и грянуло. Да так, как до сих пор не гремело. — Юргенсен устало потер виски и отвернулся от монитора. — Причем как всегда, сначала многие туристы ситуацию недооценивают, отказываются покинуть отели и маршруты по тревоге, до последнего тянут с эвакуацией, а потом начинается паника и местная служба безопасности просто физически не в состоянии вывезти всех и сразу. Плюс к этому всегда на территории парка оказывается полно незарегистрированных туристов-экстремалов, которые, когда им припекло задницу, выходят на связь и истерически требуют их спасать. Из мест, и в обычное время труднодоступных для бригад спасателей.
Андерс взял с полки банку молотых кофейных зерен, несколько кружек и поставил их возле кофеварки.
— Я еще не в курсе полной картины и масштабов катастрофы, но все наши бригады уже там, и работы, как сообщают, выше крыши. Короче, заслуженные выходные отменяются на неопределенный срок.
— Но наш фирменный кофе я вам приготовить успею. Пара часов у нас есть, пока долетим до базы. А там я вас высажу и рвану прямиком в зону бедствия. Вот и позвал вас в гости, называется! — Он невесело улыбнулся. — Но, может быть, еще успеем повидаться до вашего отлета. Не знаю, сколько суток операция продлится. Очень надеюсь, что не очень долго. Мы в таких случаях работаем на износ. Чуток оклемаемся после смены и снова выходим — подменить тех ребят, кто уже совсем измотан.
— И часто у вас там случается… такое, — осторожно спросил Станислав, нарушив затянувшееся молчание.
— В том-то и дело, что не часто, — Юргенсен вздохнул. — Обычно у нас все спокойно, поэтому штат спасателей невелик. Начальство жмотится, бюджет на новые ставки не выделяет. Да и на имеющиеся людей найти сложно, текучка большая. Вот и приходится работать на пределе возможностей, когда случается ЧП подобного рода.
— А волонтеры? — поинтересовался Вениамин, рассеянно помешивая кофе.
— Помогают и волонтеры, — подтвердил один из спасателей. — Но волонтерам же не всякую работу поручить можно. На голом энтузиазме волонтерство не помощь, а головная боль: как бы самих помошников спасать не пришлось. Врачи нужны, медсестры, да хоть бы и просто люди с крепкими нервами, которых бы вид крови не пугал. И физически крепкие: завалы там разбирать, по скалам лазить, людей вытаскивать. Техника техникой, а человеческие руки для таких работ все равно незаменимы.
На какое-то время все замолчали снова, думая каждый о своем.
Вениамин Игнатьевич отложил ложечку и спросил:
— А врач-терапевт с опытом военно-полевой хирургии вам в качестве волонтера подойдет?
***
Ситуация на месте оказалась еще хуже той, которую им обрисовали по мере подлета к месту катастрофы. Если бы не залегающая неглубоко под поверхностью магма, дело бы ограничилось землетрясением силой в пять — шесть баллов. При такой силе толчков даже и разрушений особых не было бы, если учесть, что здания в регионе строились сейсмоустойчивые, по современной технологии. Но кора, истонченная и растрескавшаяся над кальдерой, обрушилась в нее при очередном тектоническом сдвиге. Сотни тысяч кубических метров жидкой лавы излились на поверхность, образуя целые реки и озера расплавленной горной породы. Целые куски поверхности проваливались в образовавшуюся гигантскую каверну, забирая с собой лес, строения и посадочные площадки с десятками запаркованных флаеров. А там где поверхность устояла, лавовые языки отрезали людей от путей спасения. Все произошло точно по закону подлости. Природа выбрала время для катаклизма с особой изощренностью: самый пик туристического сезона. К тому же канун местного праздника в этом году впритык подходил к концу недели и, таким образом, у людей получились продолженные выходные. Которые многие желали провести в прославленной долине. На территории заповедника находились более двух тысяч человек — большинство из них в двух отелях, при административном центре. Еще несколько сотен людей находилось в примыкавшем к этой зоне курортном комплексе «Термальный бассейн». Горячие минеральные источники, природные купели с лечебной водой и грязью. Считалось, что область, где были расположены отели и административные здания парка, достаточно стабильна и безопасна. Как выяснилось, считалось зря. Первая серия толчков произошла под вечер в пятницу. Сейсмографы зарегистрировали целый всплеск множественных сотрясений небольшой амплитуды. Как будто по коре планеты пробежала дрожь. К сожалению, никто не обратил на это особого внимания. Люди знали, что эту область «трясет» регулярно и без серьезных последствий. Все были настроены на отдых и предвестники катастрофы восприняли не как угрозу, а как особенность местного колорита. Вечером, позднее, произошел толчок более сильный, а вскоре еще два. Служба безопасности распорядилась временно закрыть для посещения наиболее опасные маршруты парка и рекомендовала покинуть отели на его территории. Но отдыхающие, многие из которых уже начали праздновать, рекомендации проигнорировали. Никто не захотел уехать из заранее забронированных (с большим трудом!) и оплаченных номеров. Тем более, что и эти толчки никаких разрушений не вызвали и вскоре прекратились. Казалось, природа уже выплеснула свою злость и притихла. Но природа лишь предупредила. «Честно» выждала, дав возможность людям внять предупреждению. И ночью, около половины третьего по местному времени, нанесла удар. Как показала запись с монитора, третья серия толчков, наиболее сильных, закончилась образованием огромной трещины в самой живописной и самой сейсмически опасной зоне. Зияющий провал вскипел жидкой каменной массой, разогретой до тысячи градусов. Река лавы хлынула из трещины, растекаясь во все стороны. Потом образовалось еще несколько «горячих точек» в разных локалитах. Точки стремительно росли, превращаясь в пятна. К тому времени, как по тревоге была поднята местная служба безопасности, вся область превратилась в кипящий котел. Небольшие клочки нетронутой земли, еще находившиеся в «котле», стремительно таяли, как сахар в горячем чае. С турбазы, находящейся там, даже не успели послать сигнал тревоги. А когда туда долетел флаер спасателей, спасать уже было некого. Если бы. Если бы знать! Если бы спасатели местной службы безопасности еще вечером, после первых признаков надвигающегося ада, закрыли парк для посещений и начали эвакуацию людей… Если бы они не тратили время напрасно, облетая первичный очаг в безнадежной попытке найти выживших, а направили бы усилия для спасения людей из отелей… Если бы они сразу, не ожидая появления вторичных очагов возле административного городка, оповестили о катастрофе центральную службу МЧС, жертв могло быть намного меньше. Но они не знали, что в этот раз природа не ограничится очередным спуском пара из магматического котла. Люди просто еще не сталкивались с трапповым извержением лицом к лицу. Полевые госпитали, точнее пункты приема раненых, организовали почти в десяти километрах от парка. Ближе было небезопасно. На территории теперь уже бывшего гостиничного комплекса спасательные катера не могли даже сесть. Настолько нестабильной была тонкая силикатная корка, отделяющая надземный мир от подземного ада. Не могли использовать и технику для разбора развалин: слишком рискованно, и чтоб не спровоцировать новый обвал, обломки приходилось разбирать вручную. Работать нужно было быстро, каждая минута снижала шансы людей на выживание. Слишком высокая температура и слишком высокая концентрация удушливых и ядовитых газов вообще много шансов не оставляла.***
Вениамин сидел у входа наскоро возведенного медицинского модуля, пользуясь возникшей передышкой. По местному времени лишь недавно рассвело, но прохлады не было и в помине. Ветер нес от почерневшего плато раскаленные волны жара. Когда-то очень и очень давно, когда еще обращение «Вениамин Игнатьевич» непривычно резало слух молодого врача, он вот так же сидел, закрыв глаза и привалившись к стене санитарной палатки, гордо именовавшейся полевым отделением хирургии. Дежавю? Почти. Тогда он тоже во время передышки предпочитал сидеть снаружи, истекая потом в горячем воздухе, несмотря на то, что внутри работал кондиционер. Потому что снаружи ощущалось меньше крови и боли. Только тогда горячий воздух пах раскаленным металлом и пряным запахом местной полыни. А здесь невыносимо несло серой и горелым мясом. Тогда ему точно так же приходилось решать, кого поместить в криокамеру, которых катастрофически не хватало, а кого попытаться спасти самому. Каждое решение давалось с трудом. У многих шансов было слишком мало, а у некоторых их не было вовсе. И тогда он тоже неловко прижимал к себе молоденькую девочку-медсестру, свежую выпускницу медицинского колледжа, приехавшую по контракту за романтикой и большой (по сравнению с «мирной» медициной) зарплатой. Романтика кончилась быстро, после первой же боевой операции. А на смену ей пришел тяжелый труд с ненормированным рабочим днем и кровь, стоны, боль и смерть. И сестричка сломалась. Обычная городская девчонка, воспитанная в принципах гуманизма, видевшая войну только в фильмах, а трупы — на чистых пластиковых столах, умытые и умершие в основном естественной смертью. И она тогда плакала навзрыд, уткнувшись ему в плечо, после того, как впервые увидела распаханных осколками или сожженных плазмой людей, кричащих, извивающихся в предсмертных судорогах или просто тихо уходящих из жизни у нее на руках. Когда Стэйси вслед за ним попросилась в волонтеры, заявив о себе как о медсестре (ну пусть будущей), Вениамин боялся, что она сломается… как та девочка-сестричка из его давнего военно-медицинского прошлого. Пытался отговорить, безуспешно. Но она, к его удивлению, держалась, собрав нервы в кулак, и не позволила себе истерить, когда столько людей нуждалось в помощи. Во всяком случае, пока ситуация не дала ей времени на переживания. Потом поток раненых и обожженных сократился, появилась возможность расслабиться, и сейчас она сидела, уткнувшись Вениамину в плечо, и тихо плакала. Так, как она это обычно делала, беззвучно истекая слезами. — Вениамин… Игнатьевич… Я, я сейчас успокоюсь, правда. Мне уже… приходилось видеть кровь и внутренности, у нас же на ферме животных забивали и разделывали… И их тоже было жалко, но все-таки не так, как, как… как этих людей. — Девушка упрямо выпрямилась и утерла слезы. — Я сейчас соберусь, вот увидите! Как только новых пострадавших подвезут, я соберусь! Я привыкну! Вы меня извините… — Ну что ты, Стась, ты замечательно держишься, особенно на первый раз, да ты у меня просто молодец! — Вениамин был совершенно искренен. Но выпить стакан воды с таблеткой нейростабилизатора ее все-таки заставил. — Многие в первый раз справляются гораздо хуже. Тем более, главную часть работы мы уже сделали. Я думаю, пострадавших теперь уже будут доставлять к нам все меньше и меньше. Так что держись! Доктор не стал уточнять, почему раненых уже не будет. Не потому, что из-под завалов уже вытащили всех людей. А потому, что всех, кого могли найти живыми, уже нашли. Теперь из-под тлеющих раскаленных обломков будут доставать в основном трупы. А очень скоро шансов на спасение у погребенных заживо не останется совсем. И не стал говорить, что привыкнуть к этому невозможно. Можно только притерпеться к боли…***
Едва они с Аликом вошли в здание космопорта, поняли: что-то здесь произошло. Никто в зале ожидания не дремал, как обычно, расслабившись в удобных креслах. Нигде не было слышно оживленных голосов и смеха, не видно веселых компаний, собирающихся в развлекательный круиз. Люди стояли застывшими кучками, выглядели встревоженными и озабоченными, переговаривались тихо. Некоторые плакали. Голоэкран, расположенный над центральным порталом, передавал картины настоящего пекла: темнота, разгоняемая заревом пожаров, текущая река раскаленной лавы, покореженные обгоревшие флаеры, обожженные люди на носилках в свете прожекторов. Внизу по кромке экрана непрерывно бежала новостная лента с места событий. Где-то на противоположной стороне планеты (судя по ночному времени) произошла крупная катастрофа с человеческими жертвами, решил Вадим. За входными дверями здания светило местное солнце, мирно шелестела листва деревьев, а мягкий ласковый ветер отдавал запахом скошенной травы и морской соли. "По крайней мере катастрофа не планетарного масштаба", — подумал агент, но номер Юргенсена набрал не без тревоги. Кто знает, что могло у них случиться за прошедшие три часа? К его облегчению, Агнес Юргенсен приняла вызов сразу же, по прежнему собранная, деловитая. И уже без синей полоски на кончике носа. — Вы уже в порту? — она не столько спрашивала, сколько утверждала. — Отлично. Берите такси и летите сюда, это недалеко. Есть новости. Вадим ничего не успел ни спросить, ни возразить, женщина отключилась, и агенту ничего не оставалось, как подчиниться. Но, по крайней мере, голос ее был решительным и бодрым, поэтому он надеялся, что новости у неё хорошие. Или хотя бы не плохие. Десять минут ожидания, и вызванный таксофлаер взмыл над куполом космопорта. Мелькнул, убегая на запад, бетонный квадрат посадочного поля, расчерченный разноцветной разметкой; таможенный и административный терминалы стремительно уменьшались в размере и исчезали из поля зрения. Под крыльями тянулись зеленовато-голубые верхушки деревьев, напоминая морские волны, а потом вдруг потянулась золотая кромка побережья и настоящее море. Бирюзовое под ними и переходящее в густо синий цвет вдали. — Это же настоящее море, пап! — широко распахнутые глаза Алика казалось приобрели зеленоватый оттенок, под цвет морской воды. — Мы будем плавать по настоящему морю, да?! Пацан прямо-таки излучал восторг, и Вадим внезапно ощутил прилив досады: он уже несколько раз обещал свозить сына на море, но так за весь последний год ни разу никуда и не выбрался. И ведь законный отпуск вроде бы положен, собираешься отдохнуть, планируешь что-то, но дни раскатываются, как бумажная купюра, размененная на мелкие монеты. Номинал израсходуешь тот же, но ни покупки сколь-нибудь значимой, ни даже вспомнить не получается — на что мелочь потрачена. Впереди замаячил мыс и за ним остров. Флаер пошел на снижение и вскоре опустился на парковку перед калиткой небольшого аккуратного особнячка. На дисплее высветилась надпись «Дубовый остров, улица Зеленая, дом 12». Значит, они на месте. Вадим вышел из кабины и осмотрелся. Как говорится, покажи мне свой дом, и я скажу, кто ты. Если верить первым впечатлениям, Юргенсены были людьми открытыми: забор возле дома имел скорее значение символическое и декоративное, нежели защитное. Хлипкий невысокий штакетничек, который спецагент мог даже не перепрыгнуть, а перешагнуть. Судя по разбросанным по стриженому газону игрушкам и ярко раскрашенному комплексу горок-перелезок, в этом доме водились дети, с возрастом примерно Аликовым. Да, в разговоре Агнес грозилась расставить по углам всех троих. Ну, значит, его парню тут скучно не будет.***
Детей оказалось двое. Третьим был большой рыжий пес породы золотистый ретривер. После того, как гостей схватили, втянули внутрь, забросали вопросами, облизали, потыкали мячиком, провели в столовую, заставили вымыть руки, напоили и накормили, Вадим наконец-то получил возможность перевести дух. Агнес Юргенсен выпроводила ребятню в детскую, и теперь они вдвоем сидели за столом, одним глазом наблюдая за тем, что происходит в комнате наверху, одновременно смотря репортаж с места катастрофы. — Вы извините меня пожалуйста, что я только сейчас перехожу к новостям. — Глаза Агнес при ближайшем взгляде оказались усталыми, и сама она выглядела старше, чем сначала думал Вадим. — Я не хотела разговаривать при детях, лишний раз зацикливать их на случившейся катастрофе. Сэмми-то, как настоящий мальчишка, думает только о том, какой папка герой, а вот Селлин с недавних пор очень боится за своего папу. Просто приходит время, когда до ребенка доходит, что человек может умереть, и это не понарошку, а навсегда. И многие дети переживают это понимание очень тяжело, пока не придет привыкание. Она тряхнула своими короткими волосами, и взгляд ее снова потеплел: — Зато я теперь не стану вас томить вопросом о плохой и хорошей новости и сразу перейду к хорошей. Ваш друг на том корабле жив! Они их, этих «мозгоедов», нашли, все живы и только кто-то один из них ранен, кажется, пилот. Остальные не просто живы-здоровы, но и прилетели сюда. Это здоровская новость, правда?! — Здоровская, — Вадим осторожно попробовал на язык полузабытое слово из детства, физически ощущая, как падает с души тот пресловутый камень. — Правда здоровская! Алику это слово понравится, оно такое раскатистое и сочное, с его любимой буквой «р». — Еще какая здоровская! А какая плохая? — А плохая в том, что я не знаю точно, когда они здесь появятся. Андерс, не успев выпрыгнуть из той системы, тут же улетел на место катастрофы, даже на базу не заглядывал. Позвонил, сказал что там запарка, не хватает людей, и отключился. Сказал только, что вернется как только сможет. И что его друзья с того потерянного корабля летят с ним на место бедствия как волонтеры. — И почему это меня не удивляет?! Типичные ммммозгоеды! Они так и сидели в кухне, не переходя в гостиную с уютным диваном. Болтали, пили чай с домашним пирогом. Домашняя камера, установленная в детской, транслировала героическую эпопею спасения людей из-под завалов. Завалы организовали, собрав в кучу игрушки, подушки, матрацы и одеяла. Мамина красная футболка с налепленным крест-накрест лейкопластырем стала попоной для собаки-спасателя по имени Пондер. Сначала малышня немного поспорила о том, кто будет диспетчером, кто спасателем, а кто спасаемым, но потом Агнес предложила им соломоново решение: и диспетчером, и спасателем, и пострадавшим могут быть все по очереди. День за окном клонился к вечеру, сменившись темнотой. Вестей от Юргенсена все еще не было, а новостные каналы с места катастрофы все также передавали картину ада, называя все новые цифры и все новые имена — списки пострадавших, погибших, пропавших без вести. Несмотря на это, Вадим чувствовал себя на удивление спокойно, невольно перенимая спокойствие и невозмутимость хозяйки. — Разумеется, я за Андерса переживаю, — призналась она. — Но я стараюсь этого не показывать, дурные мысли гнать, не думать о том, что может случиться. Ради детей. Они не должны видеть, как мама боится. Раз мама говорит, что все будет в порядке, значит так оно и будет! Папа вернется. И ваши друзья вернутся, вот увидите. Я думаю, под утро они прилетят. А вы пока вздремните, быстрее время пройдет. Или, если хотите, я кофе сварю и будем ждать вместе. Вадим выбрал второе. Спасательная операция в детской уже закончилась, первым дезертировал ретривер, все еще облаченный в красную майку Агнес. Просочился в полутемную гостиную, облегченно вздохнул и свернулся клубком в одном из кресел. Остальных сморило прямо там, среди «завалов». Они потихоньку, стараясь не шуметь, разобрали утомленных «спасателей» по постелям. Вадим отнес Алика в гостиную, осторожно переложил на диван, накрыл теплым пледом. Малой все-таки проснулся, обхватил за шею, прижался и сонно произнес: — Папк, а давай мы с тобой тоже мамку заведем? Или хотя бы собаку. Даже можно не рыжую…
