По вечерам

      По вечерам он часто писал отчеты. Зарывался в бумаги с головой. Нельзя сказать, что так проходили все дни, но эта документная рутина всяко лучше, чем очередная вылазка. После смерти Ирвина они никуда не высовываются. Да и куда с девятью солдатами? Когда — то людей было больше. Он сам не знал, что так притягивает юнцов к разведотряду. Потерять тех, к кому привык или сдохнуть самому? Еще повезет, если смерть будет быстрой и внезапной. Мучиться никому не хочется. Они уже близки к разгадке тайны титанов. Все три книги у них, да и Криста сможет помочь. Кто бы мог подумать, что 104 кадетский корпус будет самым интересным? Что на нем все наконец может закончиться?       По вечерам она дежурила. До того, как из них осталось совсем мало. Имир пропала, но уже известно, что она с Райнером. Бертольт и Браун титаны, как те же Имир и Энни, Эрен и Армин… Саша восстанавливается, Жан и Конни скорее всего спят. Сколько всего произошло. Она с нетерпением ждет, когда все закончится. И лучше для неё. Может, человечество и сможет узнать разгадку происхождения гигантов, но им это не мешает так же убивать людей. Да, сейчас они отвоевали стены с большими потерями, но это не значит, что они не пробьют её снова. Все давно привыкли к горам трупов и лужам крови. Особенно разведотряд. Они привыкли к потерям и предательству. Боль уже давно стала обыденной. Их лица уже не были такими юными и невинными, теперь это лица солдат, прошедших через многое. Те, кто были слабыми, стали сильными, а те, что уже были сильными, стали еще сильнее.       Сейчас по вечерам у них уйма работы, из — за которой они стали ближе.        Он часто звал её к себе за помощью и не заметил, как привык. Привык оставаться с ней вдвоем в одной комнате. Привык наблюдать за её работой и прогрессом. Он сделал из нее хорошего солдата, хоть это и стоило больших усилий. Привык к её тембру голоса, а позже и не заметил, как он изменился. Он хотел сделать из неё хорошего бойца, но не машину для убийств. Они долго трудились над её дисциплиной. И даже тогда, когда она была готова перерезать ему глотку за сыворотку, он и сопротивляться не мог. Она могла это сделать, но не сделала. Она сидела из — за своей выходки в темнице, ничего не ела и почему? Она так и ничего не сказала. И, может, единственное о чем он думает, глядя на неё - это «Надеюсь, она выживет». Дойдет до конца, уйдет за стены с двумя парнями — титанами и хоть немного поживет. Поживет своей молодой жизнью, может отправится на материк, может попробует создать семью. Она должна выжить.       Он и не заметил, как одним вечером она подалась вперед, а он не стал сдерживаться. Не пошел по правилам, мол, «я — твой капитан, ты — мой подчиненный». Лишь позже она сказала, что потянулась за бумагой, но не стала отталкивать. Не стала отталкивать такую похожую, израненную и холодную душу.       По вечерам она часто заглядывала к нему и занимались они вовсе не работой. Они попробовали на вкус ту жизнь, что была до войны, жизнь, которая была у многих.       По вечерам они вместе ходили на могилы солдат. Тогда уже темнело, по земле гулял ветер. Потом возвращались домой, о чем-то говоря. Никто не знал о чем, ведь говорили они тихо, почти неслышно. Многие люди узнавали их. Даже без формы и плащей. Почти каждый второй знал их в лицо. Двух сильнейших. Иногда, сидя на кухне, она пыталась вспомнить технику семейной вышивки, что показывала ей мать, пока была жива. Конечно, методом проб и ошибок. Он часто убирал от неё иголки. Она каждый день навещала их могилы. Меняла цветы, ухаживала за надгробиями. Вечерами они сидели на кухне. Она что — то готовила, а он просто смотрел.       Одним вечером она пришла бледная. Он повел её в ближайший госпиталь. Врачи оставили её там, а ему сказали идти домой. Через неделю он узнает, что она беременна, но скорее всего родить не сможет. Её состояние не становилось лучше. Он был с ней рядом. Она попросила его кое о чем. Через шесть месяцев начались роды. Девочка.       По вечерам они вместе ходили на могилу. Маленькая девчуля, что была её копией, спросила:       — А кто рядом?       — Её семья. — тихо выдавил из себя.       По вечерам он пытался научить её той вышивке, что так калечила её мать. Позже у неё стало получаться.       — А какой она была? — послышался девичий голос.       — Почти такая же, как ты. — он всегда отвечал одинаково. Но он говорил чистую правду.       По вечерам он стоял около трех могильных плит. Иногда что — то нашептывал. Что-то про дочь. О том, как сильно она похожа на нее. Как быстро она растет и все хорошее. Он горд за неё. Иногда рассказывал о матери. Спрашивал, увиделись ли они, и как там ей. Обещал, что все будет в порядке и с ним, и с ней. Говорил о том, что это она должна была его похоронить, с дочерью.       По вечерам он прокручивал все в голове. Одним весенним днем он решил сказать дочери, что будет, когда и его не станет. Несколько простых просьб. А ведь как чувствовал, через месяц и он погиб. Девушка все сделала так, как он и сказал. Держала дом в чистоте, часто ходила к Ханджи, та вскоре приютила её. Не переставала вышивать и следила за собой. И последняя его просьба «Навещай нас по вечерам».