Монета встала на ребро

Despite the lies that you're making Your love is mine for the taking! My love is just waiting To turn your tears to roses. I will be the one that's gonna hold you I will be the one that you run to, My love is a burning, consuming fire! Skillet - Whispers in the Dark

В это же время Когда они ехали по ночной дороге, освеженной ознаменовавшим начало апреля дождем, Акане чувствовала, что грядет буря, кожей ощущая разливающееся между ней и Когами напряжение. И не то, чтобы она была против, а очень даже за, но... Слишком уж была хитрая улыбка у Шиньи, словно он задумал что-то...такое. Знать бы еще, что? Или лучше нет, а то неинтересно будет? В прихожей свет включить ей не позволили - её сразу же привлекли к себе, требовательно и жадно целуя, подавляя всякое сопротивление, которого, надо заметить, особо и не было. В конце концов, этот спор дался нелегко и ей. Но ничего, сегодня оба оплатят и закроют все свои счета. Поэтому она отвечает на поцелуи, позволяя вести себя в комнату, жадно вдыхая этот холодный, горьковато-терпкий запах – запах сигаретного дыма смешанный с холодно-свежим ароматом парфюма. Боже, это отрезвляет и пьянит одновременно. Как прикосновение горячих рук к обнаженной коже. Пиджак, рубашка, шелест расстегиваемого платья... Скользящие по обнаженным плечам ладони и упавшая на глаза повязка. - Шинья? Что... – она тянется к повязке, но её руки перехватывают, не позволяя убрать её, а над ухом раздается вкрадчивое: - Не нужно это делать, - кончик пальца касается нижней губы, мягко поглаживает, - Это нарушает правила. - Какие правила? – чувствуя, как платье сдает свои позиции, падая к ногам. - Узнаешь, - дыхание касается шеи, - Теперь моя очередь играть. Она не успевает ничего ответить, потому что её подхватывают на руки и вновь припадают к её губам в поцелуе. Единственной связной мыслью после того, как её бережно опустили на постель, было – «Что можно сказать в оправдание опоздания, что мы еще не говорили?» Потому что ночь предстояла долгая, томительная и жаркая… В это же время, квартира Сугимото Нэоко Макишима стоял перед дверью, с замиранием сердца ожидая ответа, словно обвиняемый – приговора. Давно с ним такого не было. В последний раз он чувствовал это, когда Нэоко уезжала. Нэоко…. Он пришел к ней, чтобы выяснить все раз и навсегда, разобравшись во всем и поставив точки над «i». Ему нужно знать, что она чувствует: ненавидит ли его, презирает ли, плевать ли ей на него… Чтобы в ответ на все сказать, что она все равно принадлежит ему. И он сделает все, чтобы она вновь полюбила его. Даже если ему придется похитить её и запереть, спрятав от мира. Мокрая куртка неприятно липла сквозь рубашку, вода капала с волос на плечи, капли падали с челки на лицо… Наспех перевязанная ладонь все еще болела и любое сильное или резкое движение могло снова вызвать кровотечение. Но он не обращал внимания на боль. Ему было все равно. Пока он увидит Нэоко и не получит ответы на все вопросы, он не уйдет. Пусть даже если путь окажется в Бюро с его тюремным блоком. Грустно усмехнувшись, Шого вновь нажал на кнопку звонка. Нэоко устало вытянулась на постели поверх одеяла. Вечер удался на славу, теперь было главное не проспать завтра. Впрочем, что-то подсказывало ей, что и сам Гиноза тоже придет далеко не впритык и уж тем более не за полчаса. Главное, чтобы вечер прошел хорошо, тем более, что для Яёй это будет шанс. И теперь дело за ней. А погода и царящий за окном ливень не помеха. Даже наоборот. Улыбнувшись этой мысли, Нэо поднялась и потянулась за ночной сорочкой, пока она не уснула прямо в халате, когда раздался звонок в дверь. - И кого там ночь принесла? – удивилась она, посмотрев на часы, прежде чем выйти в прихожую, поплотнее закутавшись в халат. Первым желанием Нэоко при виде стоящего за дверью человека было...нет, не вызвать Гинозу и остальных. И не достать пистолет и лично ранить его, чтобы доставить в Бюро. А впустить, даже нет, втащить в квартиру, впечатать в стену и тихим, злым голосом, сказать лишь одно: - Белозвезд, ты глупая сволочь! – прошипела она, но не спеша открывать дверь. Будто что-то перехватывало её руку. Гордость? Злость? Ненависть? Нэоко не знала, а в голове рефреном звучали строчки этого глупого предсказания из пирожного. Он вернется дождливой ночью – твой падший раненный ангел. Да, он вернулся. Но зачем? Бередить только покрывшуюся тонким струпом рану? Снова ставить её перед выбором? Разрушить с трудом поставленное заново равновесие, и так шатающееся под страхом того, что рано или поздно о её состоянии станет известно? - Нэо, - позвал ее Шого, будто чувствуя её, - Нэоко, я знаю, что ты там. Я хочу просто поговорить с тобой, - продолжил он, слыша в ответ лишь тишину. Она была там. Он знал это. Как и то, что она вряд ли захочет его видеть, но…. - Синегривка, - прошептал он коснувшись больной рукой двери. Не соверши глупость – от судьбы не убежишь. От судьбы? Какой еще судьбы? Он уже принес ей судьбу, оставив руины. С неё хватит и их! И плевать, что он пришел к ней сейчас, рискуя, что она сдаст его Бюро. И самым отвратительным было то, что она прекрасно знает, что и не подумает это сделать, утешая себя тем, что лучше он сбежит из страны, чем будет в тюрьме воплощенным напоминанием о том, что могло бы быть. - Зачем ты пришел? - глухо бросила Нэоко, прижавшись лбом к мягкой обивке двери, - Уходи. Пожалуйста. - Я хочу поговорить, - тихо сказал Макишима, - Просто поговорить с тобой. Пожалуйста, дай мне объяснить все. Прошу тебя. Я... я не хотел делать этого с тобой. - Чего? Обездвижить и сбежать? - спросила Нэоко, - Зная, что тебя схватит Бюро? - резко распахнув дверь, она схватила его за руку, втаскивая в квартиру, - А потом, как последнему идиоту, прийти сюда, став идеальной мишенью? - Позволь мне все объяснить. Скажи, если бы я этого хотел, то следил бы за тобой все это время? - глухо спросил Шого, - Был бы взволнован тем, что ты снесла тот «жучок»? И знаешь, я не поверю, что моему обществу ты предпочла общество этого старого пса. - А вот эти слова советую взять назад, - зашипела Нэоко, - Оскорблений в адрес моих коллег я не потерплю. И да, общество латентных действительно лучше чем ты. - И чем же? - едко спросил Шого, - Чем же они лучше? Скажи! - Тем, что они хотя бы честны с собой и другими! Ни один из них не вырубил меня, не дав времени все обдумать! Не лгал мне! И не бросал! – все, что накипело за время этой бессильной тоски, наконец-то получило выход, избавляя её от этого сжимающего плечи камнем груза, - Знаешь, почему я не сказала тебе, что работаю в Бюро? - И почему? – ревность, злость, бессилие… Все смешалось, набирая обороты, - Хотелось бы знать! - Потому что они знают, кто ты. Они ищут тебя! А я... Я до последнего не верила, что это ты! Пусть это кажется абсурдным, но это так! Мне даже пришлось солгать, что я понятия не имела, что ты в этой школе! Я люб..., - так хочется сказать «люблю», но она упрямо продолжает, - ила тебя, а ты.... - А что, теперь чувств нет? – опасно тихо спросил Шого и, увидев, что девушка отвела взгляд, бессильно ударил кулаком о стену, не обратив внимания на вновь полоснувшую ладонь боль, - Какой же я дурак… Боже, любовь действительно яд – ослепляет и туманит разум. Неужели я мог поверить, что, несмотря на семилетнее расставание все сможет вернуться на круги своя? Что мы все равно сможем быть вместе? – прикрыть глаза, - Нельзя войти в одну и ту же реку дважды, а я имел глупость забыть об этом. Я надеялся, что все получится. Метался в поисках выхода, менял и рушил все планы, не зная, что делать, какой путь выбрать… - Думаю ты сделал свой выбор, когда просто сбежал тогда, вот и все, - сказала девушка отвернувшись от Шого, чтобы он не видел её лица, искаженного вызванной этими словами болью и осознанием того, что сейчас она не оставляет от руин их счастья и камня на камне. Что она все же совершает глупость, пытаясь если не сбежать, то поспорить с судьбой. Но только вот у самой судьбы на этот счет явно свое мнение и свой взгляд. Потому что он не позволит ей разрушить оставшийся фундамент и стены. Нэоко почувствовала, как её обхватили за плечи, а потом над ухом раздался хриплый шепот: - Если ты думаешь, что я отпущу тебя, то ты ошибаешься. Я чувствую твою ложь. Но я подожду. И рано или поздно я все равно приду не просто к тебе, а за тобой. Ты уже моя. - Я тебе не вещь! – Нэо вырвалась, сбрасывая с плеч руки Шого, даже не обратив внимания на оставшуюся на халате кровь, - И не одна из твоих подопытных игрушек, которых мы потом ловим, раз они делают за тебя всю грязную работу. Это им ты можешь сказать, что они твои. А я не собираюсь бежать к тебе по первому твоему зову, чтобы выполнять все твои прихоти! Я любила тебя, но я не могу простить твой обман. Уходи, Шого. Пожалуйста, пока я действительно не вызвала кого-нибудь из группы. И не приходи боль..., - однако тут перед глазами все поплыло, и Нэоко невольно схватилась за стену, чтобы не упасть, инстинктивно положив ладонь на живот. Видимо, этот разговор может обойтись очень сильным стрессом, который выдаст все. - Нэоко! «Черт, только не сейчас», - подумала она, чувствуя, что стена не самая надежная опора, однако тут же чувствуя, что её поддерживают, не давая упасть. - Что с тобой? - в голосе Шого слышится тревога. - Все нормально, - сухо ответила Нэо, отстраняясь, - Тебя это теперь касается в самую последнюю очередь, если вообще не касается. - Нэо, что с тобой? - повторил Шого, - Позволь мне самому решать, что меня касается, а что нет. Твое состояние относится к первому, если ты еще не знаешь. - С чего это? – вновь вскинулась Нэо, - С чего тебе теперь за меня волноваться? - Потому что я люблю тебя, - ответил Макишима, - Несмотря ни на что. Да, я назвал любовь ядом, но потому, что сейчас она приносит боль нам обоим. Можно войти в другую реку, круг все равно замкнется. Я нашел выход, но… - Врешь! – перебила его Нэоко, - Если бы любил, то не врал бы мне! Ты бы смог найти способ все рассказать, и, видит Бог, я бы приняла правду – я помню тот наш разговор о системе, еще в школе. Но сейчас мне хочется знать одно: убей ты меня тогда, когда на мне была голограмма и сними ее уже потом, чтобы ты чувствовал? Почему-то напрашивается вариант, что радость, что одной шестеренкой столь ненавистной системы стало меньше! – кажется, она уже отпустила вожжи и её несет под откос. Ну и пусть. Может, теперь он навсегда исчезнет из её жизни? Произойдет то, чего она хочет…и боится больше всего на свете. Шого смотрел на Нэоко и не верил своим глазами. Что с ней стало? Почему она словно не слышит его? Почему она словно потеряла над собой контроль и явно не слышит даже себя? - Я не убил бы тебя, - тихо ответил он, - Даже думая, что на твоем месте другой инспектор. - Да? - спросила девушка, - Мне напомнить, что ты убил подругу Акане, когда она провалила твое проклятое «испытание»? Благо Когами вытащил ее можно сказать из тьмы! А ты… ты и так причинил мне боль, уже тогда, в школе. Так мило беседовал с Наото, а сам был готов бросить её Коре, как кость! Но эти чувства…Они вели меня тогда. Они, а не разум...И теперь поздно что-либо менять. Я уже начала новую страницу, в которой для тебя явно не будет места. Поэтому, уходи! Прошу тебя, Шого. Я не хочу тебя видеть! - Нэо... - Уходи, - Сугимото отвернулась, давая понять, что разговор окончен, но внутри все разрывалось от боли при мысли, что сейчас она отталкивает свою любовь и отца своего нерожденного ребенка. Ставит точку в споре с судьбой, но почему-то не чувствует себя победительницей. А ведь она не сказала ему. И не скажет. Она так решила. Макишима как-то странно улыбнулся. В неуловимой улыбке смешались и грусть, и злость, и странная нежность. Подойдя к ней, он легко коснулся её плеча. - Ты позволишь один поцелуй? На прощание? Нэо вздрогнула, но даже не обернулась в ответ на эту просьбу. Если она позволит ему поцеловать себя, то... То не сможет отпустить. И на круги своя вернется то, чего они не желают. - Прощай, Синегривка. Шорох шагов, тихо закрывшаяся дверь. И сорвавшийся с губ шепот: - Прощай, Белозвезд, - утонувший в всхлипе. Нэоко обессилено опустилась на пол и, уткнувшись лицом в ладони, разрыдалась от боли и отчаяния. Её желание сбылось – последние нити были перерезаны. Вот только последняя уже оказалась вживленной в сердце, плоть и кровь. - Шого, прости, - прошептала она сквозь слезы, - Но так будет лучше для нас обоих. А на сложенном вчетверо и прикрепленном к дверной ручке белом листе бумаги обжигающе алели горькие стихи: «My love is just waiting To clothe you in crimson roses. I will be the one that's gonna find you I will be the one that's gonna guide you My love is a burning, consuming fire Я все равно буду с тобой всегда. Я люблю тебя. Моя Нэоко…»