Волною и мечом

Они — Скай, Брэндон и Ривен, — влетают в распахивающиеся ворота, плавно описывают круг, намеренно, показушно красуясь, и привычно сканируют взглядом территорию розовокаменного двора школы. Директора Саладин и Фарагонда, феечки Винкс, облачённые в походную униформу — чересчур открытую — спасибо, верно, солярийке — походную униформу, — и та самая «лесная девушка». Так окрестил её принц Эраклиона, когда встревоженная, взволнованная фея пламени Дракона позвонила ему чуть свет, сбивчиво рассказывая о полуживой незнакомке, найденной девушками в алфеевской роще.       Роща — определённо не место для такой, как она, ведь первое, что замечает Скай, — волосы новенькой похожи на волны.       Волны он видит даже не глазами — сквозь тёмное стекло шлема, — волны он видит головой, как какую-то картинку из журналов, что Стелла, первая модница, постоянно разворачивает перед их лицами. И потому волосы Лейлы — её представляет им, «лучшим фонтероссовцам», ментор Саладин — кажутся ему плавными линиями длинных шлейфов, мелькающих на ярких страницах под наманикюренными пальчиками феи света.       «Света, который озарит любую пещеру, одолеет любого врага — они сражались с насекомоподобными монстрами Трикс, им ли не знать, — станет всей твоей жизнью, смыслом, а ты, друг, играешь с новенькой?» — Скай самыми уголками губ ухмыляется репликам Брэндона, пытается поддержать тон, но получается, кажется, не слишком. Иначе говоря, не получается совсем: он понимает это, ловя смешливый взгляд Лейлы, которая, с какой-то невиданной специалистом пластичностью, проходит мимо.       Мимо — к виндрайверу Ривена — конечно же, Ривена, кого же ещё: Блум крепко обнимает его, садясь позади, Стелла собственнически обвивает Брэндона, а Лейла, подумать только, какая строптивица! — в два счёта умывает его приятеля-острословца, беря управление на себя.       «На себя, умница, да», — Скай умудряется следить краем глаза, не сбавляя скорости: она следует за ним смазанным алым пятном, плавно и правильно входит в поворот, приземляется, чуть задевая носом мотоцикла металлическое покрытие модифицированной «совы», спешит снять шлем и легко сходит в ангар, освобождаясь от объятий разобидевшегося Ривена, — и Скай может поклясться Великим Драконом, что его руки во время езды находились гораздо выше, чем то предполагают приличия и что ему, Скаю, это… не нравится?       Не нравится ему и перекрытая тканью, согревающей мышцы, коленка Лейлы: он специалист, он знает, как выглядят растяжения — большая удача, если ты не повредил связки на тренировках Кодаторты. Когда он говорит об этом самой несчастливице, сталкиваясь с ней в отсеке со снаряжением, та только нарочито мягко, снисходительно «хэй, я знаю, что делать» улыбается.       Улыбаться в пещерах, впрочем, никому из них не приходится, несмотря на все старания Стеллы, солнечной девочки, разогнать окружающую их твердокаменную тьму. Они с Блум парят где-то под сводами, выжигая огнём и светом дегтярных монстров, пока Скай сражается на земле рядом с Лейлой. Она, гибкая, как молодой побег, перевоплощается тоже — сквозь лопатки режутся крылья эраклионовских стрекоз — их полным-полно в болотистых лесах, — однако в зелени её костюма наследному принцу бедного водой королевства видятся податливые морские водоросли.       Водоросли… он некстати — его меч, липкий от слизи, застревает в глотке очередного врага — вспоминает Океан, что видел лишь однажды, в не таком далёком, но, всё же, детстве, и в движениях Лейлы, похожих на танец, ему мерещится спокойное, уверенное биение океанского сердца.       Сердце его всё ещё рвано, бешено стучит после боя. Лейла запечатывает чем-то — «волшебным клеем» — проход, замуровывая их в длинных, верно, не имеющих конца тоннелях — но создания тьмы остаются по ту сторону стены, и Скай находит в себе-таки силы вздохнуть. Он отирает лезвие о форменный плащ, когда ему вдруг кажется, что новенькой девушке — девушке не лесной, нет, с сердцем Океана в груди — изумительно пойдёт синий тоже.       — Это работа настоящего специалиста, — говорит Скай и протягивает ей руку, помогая подняться. Он знает, что её нога, несмотря на все заверения, всё-таки болит — штурм замка врага не прошёл так безболезненно, как она дала ему понять, — и потому в том, что он поддерживает её за талию, едва касаясь пальцами тёплой кожи цвета талого шоколада, нет ничего такого.       Такое начинается, когда камень крошится под ногами Брэндона, точно песчаник, и он летит вниз — страшный горловой крик отскакивает от сводов пещер — и не проходит и мгновения, как Стелла, безрассудно храбрая принцесса Солярии, падающей звездой следует за ним. Скаю только и остаётся, что смотреть — из-за пышных рыжих волос бросающейся ему на грудь в порыве отчаяния Блум. У него лишь меч и щит — это, конечно, кое-что, но этого ничтожно, преступно мало, чтобы спасти друга.       Другой — другая, — в отличие от него, старается, не отягощённая бременем ненужных для воинов эмоций, что-то предпринять: Лейла выгибается, пытаясь — крылья всё ещё покрыты плёнкой слизи — подняться в воздух, — и Скай засматривается, не может не засмотреться, на мягкие линии её тела. На упругую, вздымающуюся грудь под блестящим топом, на округлые, едва прикрытые тканью бёдра, на напрягшиеся икры, выточенные искусным скульптором. В ней нет угловатости и ещё подростковой смешливости Блум — в ней девичьи страсть и чувственность, абсолютно, тотально очаровывающие, и сейчас не время для этого осознания, но Скай…       Скай понимает, что пропал (и даже попал — попался). ~       Второе, что замечает Скай, — Лейла действительно похожа на принцессу. Он узнаёт о «голубой» — какая ирония! — крови, текущей по её венам, много, много позже — кажется, об этом едва упоминают Винкс в одном из своих бесконечных разговоров — но этот факт так идеально укладывается недостающим фрагментом в общую картину, что Скай понимает: он видел в ней принцессу всегда.       Всегда с заглавной буквы принцессу: ведь именно она слышит в срывающейся со сводов пещер капель воды короткую, нежную мелодию — и едва ли наследница потерянного Домино осознает, что улавливает их слух, Ская и Лейлы… такты традиционного королевского вальса.       В вальсе они и встречаются позже: на Солярии устраивают большой бал — не иначе, как под чутким руководством принцессы, которую, впрочем, затягивают дела фей, — однако королевская семья Андроса, до того уклонявшаяся от подобных приглашений с текучестью, присущей венценосным особам водной планеты, внезапно прибывает в полном составе. Скай как раз поправляет одному из младших братьев — шкодливых, Дракон их забери, близнецов, — мантию жёлто-белого — эраклионовской геральдической лилии — оттенка, и потому не сразу слышит, кого объявляет церемониймейстер.       Церемониймейстер, правда, летит в пасть всем уродливым подземным монстрам сразу, едва специалист вглядывается в идущую по правую руку от короля престолонаследницу — и начинает узнавать в ней лесную девушку — Лейлу. И самая главная его ошибка даже не в этом преступно позднем узнавании — он глубоко заблуждался, когда думал, что ей пошёл бы синий.       Синий, беззаветно-синий — цвет его собственных, как говорит мать, глаз, цвет неба родной планеты, цвет любимого топа Блум — и уж точно не цвет Лейлы Андросской. На ней потрясающее бирюзовое платье — и Скай никогда не сможет описать его даже словами, не то что кистью — он не зоркий художник Хелия. Однако он видел Океан в солнечный день, с пляшущими по волнам радужными бликами, и одно он в состоянии сказать точно: если мировые воды могут вочеловечиваться — то они сейчас стоят перед ним.       — Я вспомнил тебя, — почти шепчет Скай, кланяясь. Лейла шумит обманчиво тяжёлыми юбками, присаживаясь в реверансе, и каскады тёмных волос, соскальзывая со спины, обламываются о худые, чуть сведённые внутрь плечи, как об острые пики скал. — В детстве я был с отцом на Андросе, и ты… ты показывала мне Океан.       «Океан теперь весь в тебе», — хочется добавить ему, но отважная фея не даёт продолжить, вовлекая его сначала в тот самый ритм вальса, а затем в сложные фигуры котильона, известные им, впрочем, с малых лет. Она держится так знакомо свободно — ровно настолько, насколько позволяет дворцовый этикет, — говорит велеречиво и медленно, когда обращается к нему, но смеётся очень, до быстрого, судорожного сглатывания мягко, по-настоящему, — чем он не может ни упиваться. Скай чувствует себя преступником, касаясь голых, даже не затянутых в перчатки, — какая дерзость! — рук, вдыхая прогорклый, солоноватый запах её кожи во впадине за ушной раковиной и… внутренне, подло радуясь.       Радуясь, что дела фей никогда не ждут и принцесса Солярии не наблюдает за ними с другого конца зала, в изумлении округляя глаза и давясь пузырьками в шампанском. ~       Дракон соединяет их вновь в самом сердце Диких Земель: Лейла ускользает в молле от Флоры, безуспешно выбирающей между розовым и зелёным, — у них не ладится с самой крипты Торренуволы, Скай бежит от Брэндона с его шуточками и от Блум, что только и говорит о своём новом профессоре и ни о ком другом, когда он звонит. Скай даже хотел вызвать его на дуэль, пока не понял, что это, конечно, сущее мальчишество. Ему, кронпринцу богатейшего в Магиксе королевства, лучшему ученику второго курса Фонтероссы, опускаться до такого нельзя, — вновь думает он, когда платит за мороженое в фудкорте. Кислотно-пурпурные, как губы Лейлы, сладкие шарики, обёрнутые толстыми рифлёными вафлями, — и специалист с феей прогуливаются вдоль витрин так, будто им не суждено гореть в погребальном костре Феникса, чьё пламя, если только они тому не воспрепятствуют, охватит всю Вселенную.       — Знаешь, когда я была маленькой, — Лейла старается не смотреть вниз — она же принцесса — эта её спина, вздёрнутый подбородок, — но взгляд то и дело натыкается на тонкие ниточки стыков плит в полу; по её пальцам струится липкая розовая патока, но она не замечает — верно, ей так хочется поделиться этим с ним. — Я любила смотреть, как тренируются гвардейцы отца во дворце. Я была девочкой, боящейся темноты, и только за их спинами я чувствовала себя… в безопасности. Особенно, когда ушла Энн. И, когда она ушла… когда она ушла…       Вселенная сжимается до крохотной точки — до родинки на её лице, в самом уголке глаза, — и разворачивается (вместе с ним, оборачивающимся к ней) вновь страшно, страшно медленно. Лейла пытается незаметно стереть одинокую слезу, спускающуюся по её щеке к подбородку, и её пальцы в мороженом касаются кожи, оставляя розовые полосы.       Полосы, что тотчас исчезают под ребром ладони Ская.       — Когда она ушла, — собирается с голосом Лейла, гордо поднимая взгляд и оставаясь в этой опасной зоне близости, — я поняла, что должна стать такой же сильной, как наши гвардейцы, если я хочу дать отпор врагу. Запертая в своей комнате, я тренировалась, повторяя их движения.       Скаю знакомо это стремление — стать лучшим — и он понимающе, мягко хмыкает, пока фея рассказывает, что даже в кринолине, узком корсаже и с причёской, над которой потрудилось два придворных парикмахера, чувствовала себя, точно в рыцарских доспехах.       Доспехи, эти незримые стальные латы, верно, всегда при ней — как ещё объяснить её бесстрашный выпад против властолюбивой королевы Аментии. Это должна была быть аудиенция с просьбой о помощи, пока в разговор — со своим отточенным до каждого движения мускулов реверансом и твёрдым, уверенным голосом — не вступает Лейла Андросская.       Андрос может гордиться взращённой наследницей. Скай же (самым краем сознания, что не забит переживаниями о Блум, запертой в темницах Даркара) ею восхищается — быстро, секундно — пока не вступает в бой.       В бой, финальный, последний, специалисты с Винкс бросаются, прорываясь сквозь тугие струи затхлого подземного воздуха и полчища теневых монстров. Скай не забывает — в каком-то горячечном порыве, ведь теперь можно не сдерживаться — подставляться под самые опасные их атаки, лихачит, красуется — «не думать, не вспоминать», — ведь Блум там, в этом свисающим огромным сталагмитом замке. Отчаянием за несколько вёрст разит и от «совы», что под чутким руководством Тимми и огневым прикрытием «ястреба» движется к намеченной цели: сквозь шипение радиосвязи он слышит натянутый смех фей — вновь очевидные старания солярийки разогнать тьму, обхватывающую плотным кольцом, — на второй план отодвинуты волнения за подругу. Они и так теряют непозволительно много времени на сантименты — в нём говорит Воин, жаждущий битвы, — но Скай человечнее этого Воина. Он знает также и как важно обрушивать удары на головы врагам с чьим-то именем на губах.       — Скай… — Лейла — единственная, кому не с кем прощаться, — до этого стоящая чуть в стороне, надменно смотрящая в сторону, подходит к нему, кладя на плечо смуглую руку, окольцованную браслетами, — Не волнуйся за Блум: мы вернём её — поверь мне.       Он легко сжимает в ответ самые кончики её пальцев, безмолвно благодаря за поддержку, однако, когда Скай — сквозь Феникса и тёмные заклинания — идёт к Блум, он не допускает ни единой мысли о Лейле. Он думает лишь о том, как спасти огненную девочку — вроде как, его огненную девочку.       Девочку, что может опалить его языками своего пламени, но это — подвиг, и Скай готов его совершить. ~       Третье, что замечает Скай, — Лейле не нужен рыцарь, что спасёт её, ведь она просто не та, которую нужно кому-то спасать. Он сидит на одной из скамей «ястреба», увлекая в объятия выхолощенную, уже не Тёмную Блум, и утыкается подбородком, губами, носом в пропахшие гарью рыжие волосы. Лейла обнимает себя за плечи, руками выставляя щит против этого мира. Лейла сильная, несгибаемая — она сама в силах себя спасти.       Спасительница сдержанно, почти экономно улыбается ему, отворачиваясь, — и Скай возвращает ей эту улыбку, с трудом приподнимая уголки губ и погружаясь в сон.       Не во сне — на бегло устроенном пиршестве в Алфее — он ловит её, вольную, как волна, взглядом в толпе — и понимающе кивает.       Он — просто не для неё. ~       Однако когда год и девять месяцев спустя — после Валтора, после спасения Домино, после заварушки с магами Чёрного круга — после череды оглушительных побед и — единственного — поражения — разбитая, сломленная горем Лейла появляется на их балконе, Скай тотчас бросается к ней.       К ней — наследной принцессе планеты воды с ракушками и белоснежными нимфеями в волнах волос, длинными лентами, перекручивающими пряди, и сверкающей, как водная гладь, короной. К ней — закованной в тот самый узкий корсаж и слои юбок, стелющихся плавными линиями морских течений. И это не доспехи, о которых она рассказывала на Диких Землях, это — погребальные одежды — демонстрация не только великой скорби, но и полной потери защиты от мира. Он внимательно, насторожённо, смотрит на неё, осевшую на холодный бетон, и не решается подойти. Не подпустит? Оттолкнёт?       Толкает позади дверь Хелия: это их последняя ночь на Земле, завтра — уже через несколько жалких часов — они отправляются обратно в Фонтероссу, и им всем нужно прийти в себя после битвы, какого.… Скай читает его лицо, как всегда внимательное, сосредоточенное и — хвала Дракону — понимающее, потому что, вдруг видя скулящую, захлёбывающуюся солью слёз Лейлу в кольце рук — всё-таки решился — принца Эраклиона, он лишь молча кивает, оставляя их вдвоём.       Вдвоём они бывали редко, и потому он не знает, как себя вести: всегда рядом были Блум, или Брэндон, или все Винкс и специалисты разом, но дело, конечно же, не в этом — Скай просто не знает, что нужно делать в таких ситуациях. В академии ему показывали, как нужно выживать, раньше, во дворце, его учили манерам и этикету, фехтованию и танцам, ему преподавали философию и риторику, но даже самый выдающийся оратор, когда-либо шагающий по землям планет Магикса, не знает нужных сейчас слов.       Слова никакие не помогут и не вернут — увы, нынешнее Слово не обладает силой. И эта беспомощность — тотальная, абсолютная: быть рядом и не быть в силах сделать что-либо, — убивает больше, чем ощущение холодной стали меж рёбер или огонь Тёмного Феникса, выжигающий плоть до костей.       — Лейла… — Скай где-то слышал, что самый важный для человека звук — это его имя, и потому он пытается её успокоить, шепча его ей в висок, во впадину за ушной раковиной, в вену на сильной шее. Он широко проводит ладонями по пышным волнам, по раскрасневшемуся от истерики лицу, но что ей эти имена и эти ладони, когда всё в её глазах, подобных гладкой чёрной стене, безжизненных и пустых: его нет, его правда нет (Скай знает об этом, он был с ней на Тир на Ног, он сам водрузил посох на его мёртвое тело). У той девушки, которую он помнит, не было и не могло быть никогда таких глаз — но Дракон, верно, решил иначе.       Иначе Он оставил бы Набу в живых, Он оставил бы его с ней — как можно вообще было что-то у неё отобрать? И Скай готов пойти на Того с мечом только лишь за то, как она царапает в бреду голые плечи, как неразборчиво что-то хрипит, как до боли сжимает запястья — пытается отстраниться, оттолкнуть, вернуться домой на Андрос, в магазин к Винкс — куда-нибудь: «лишь бы не быть здесь, лишь бы не предавать его память», — а потом вновь разражаясь рыданиями.       Рыдания в какой-то момент — никто не считает — заканчиваются, перерастая в сиплые поскуливания. Предрассветное марево застилают серые, как сталь, тучи, и первые капли дождя со звоном разбиваются о металлические перила балюстрады. Скай крепче сжимает в объятиях Лейлу — боится, что одно прикосновение капли к коже — и она обернётся солёной водой и разобьётся о берега траурной пеной.       Пена пока — это только её одеяния, лёгкие, почти невесомые, когда он бережно поднимает её с плит, и Лейла цепляется за него — сильными ногами — за поясницу, руками — за плечи, прячет заплаканное лицо, вжимаясь носом ему в шею.       В шею же Скай дышит ей, когда Лейла забывается беспокойным и тревожным сном на его кровати: она лежит, подставив ему спину с острыми позвонками — инстинктивно доверяя. Он позволяет себе лишь обнять её, сжать её узкие ладони на груди, — на случай, если во сне из её горла вырвется полузадушенный хрип — отголосок страшного кошмара. Он не может вернуть ей Набу, не может страшно, подло соврать, сказав «всё будет хорошо», сказав «время вылечит эту рану», но он может стать ей плечом и — щитом.       Щитом, что укроет её от всего мира и от себя самой — какой бы сильной она ни была. ~       На следующий день Лейла отыгрывает с Винкс последний на Земле концерт — Скай наблюдает из зала, медленно идя сквозь толпу. На её лице слой тонального крема, скулы вычерчены так искусно, что с их рисованности хмурится даже Хелия, а губы подведены матовым пурпуром — и это точно раскраска племени, прячущегося в лесах. Это защита. Это её собственноручно — и заново — выкованная броня.       Брони не может быть без меча — и барабанные палочки, столь стремительно двигающиеся меж пальцев феи волн, становятся парой клинков, неверно поблёскивающих в мерцающем свете софитов. Лейла улыбается — но натянуто, подёргивает ногой, отбивая ритм, и это страшно — видеть, как она храбрится, пытаясь спрятать тупую, ноющую боль, которая способна смести Вселенную, но призвана остаться похороненной в этом обманчиво хрупком теле.       Тело её коконом окутывает энергия, взращивающая мощные крылья на узкой спине, и, наблюдая за этим, за тем, как она отталкивается от земли и взмывает в небо, как отправляется, выжженная дотла, дарить людям этого мира добро и любовь, Скай понимает — не замечает, это не наносное, это много, много глубже, именно понимает, — о ней самое важное.       Она больше, чем собственная спасительница.       Она герой.       А героям, конечно, нужны щиты, и он будет им, если она его о том (не) попросит. Если нужно — живым.