- Ну что, сдала? - молодой человек, имеющий холеный вид и гордо носящий свое имя, - Флориан Финеас Горацио Альдебрант или просто Финн, - оторвался от похлебки и с любопытством, округлив и без того большие глаза, уставился на присевшую рядом девушку.
- Нет, - тихо ответила Гвинлиан.
- Как это, нет? - удивился Флориан. Глаза его при этом стали чрезмерно огромными - сын аристократской четы Альдебрантов даже не подозревал, насколько комичным порой выглядит.
- Как можно завалить историю? - не успокаивался парень.
- Представь себе, Финн, можно, - чуть громче ответила Гвинлиан и подвинула свою порцию похлебки. Звук, который при этом издала посуда, получился довольно резким и заставил несколько человек в столовой обернуться на шум.
- Что попалось-то? - вернулся к расспросу Флориан, откусив ломоть хлеба.
- Этот... как его... Священный поход на Долы.
- И ты не знала?!
- Знала, просто... запуталась.
То, с каким спокойствием, если не сказать равнодушием, отвечала Гвинлиан, возмутило Флориана даже больше, чем сам факт незнания одного из самых важных исторических конфликтов. Кусочки лука, которые она вылавливала ложкой из похлебки и выкладывала на стол, интересовали ее даже больше, чем проваленный экзамен. Поэтому Финн, решивший выразить все свое негодование, возвел глаза к потолку, томно хлопнув длинными ресницами, и с шумным выдохом закачал головой. В этих простых движениях чувствовалось глубокое сожаление о том, что названная тема досталась не ему, - сожаление, а также горячая готовность дать исчерпывающий ответ, попадись на экзамене этот вопрос. И он, Флориан, обязательно бы блеснул знаниями, полученными не только в рамках основного курса истории, но и в ходе факультативных занятий, а также, возможно, удивил бы преподавателей осведомленностью о некоторых фактах, по крупицам собранных из книг самых дальних полок библиотеки ферелденского Круга магов.
Гвинлиан, наблюдавшая за негодованием товарища, не обиделась. Она уже давно привыкла к нареканиям этого чудака по поводу невыученных уроков и недостаточного усердия в учебе. Она даже слушала, а порой просто делала вид, что слушает, - его долгие рассказы о традициях и обрядах племен аламари, восхищения древними гномьими тегами. Гвинлиан терпела даже его рассуждения о необходимости использования удобрений для усиления целебных свойств эльфийского корня - лишь бы этот Всезнайка давал списывать. Финн, в свою очередь, прекрасно понимал, с какой целью эта ученица старается быть хорошим слушателем. Однако обиду по этому поводу не испытывал, наоборот, ему льстило в некотором роде покровительствовать тому, кто в знаниях был слабее его.
Впрочем, молодых людей такой порядок вполне устраивал.
Флориан, мечтавший стать старшим, а то и Первым чародеем, делал блестящие успехи в учебе, а Гвинлиан... Пожалуй, единственным стимулом Гвинлиан сдавать экзамены хотя бы на «удовлетворительно» был страх усмирения. Нет, девушка не боялась потерять магический дар, который она, будь такая возможность, без сожаления продала бы. Но вот стать усмиренной было бы для нее самым страшным проклятием. Многие подшучивали над ними, кто-то им сочувствовал, а Гвинлиан их боялась. Полуживые-полумертвые создания с лицами без выражения, словно у покойников, своим бесстрастным и безобидным видом внушающие тот же безотчетный страх, что и темные пустые коридоры Башни.
Гвинлиан вздрогнула от резкого звука: какой-то неуклюжий парнишка умудрился разбить глиняный горшок, пустой, благо, но это не уменьшило недовольства старой ворчливой поварихи, не преминувшей осыпать бранью нашкодившего ученика, который поспешно ретировался из столовой, спасаясь от ее гнева.
Финн, как оказалось, тоже ушел (скорее всего, в библиотеку), оставив Гвинлиан наедине с давно остывшим обедом. Еда в этой Башне казалась девушке чаще всего невкусной, что было неудивительно: маленькая неуютная столовая с мрачными стенами из грубого камня, с низким сводчатым потолком, местами подкопченным из-за сальных свечей, с маленькими окошками, запыленными настолько, что нельзя было сказать наверняка, какого цвета сегодня небо. Более всего столовая ферелденского Круга магов своим видом напоминала таверну одной из забытых Создателем деревень, которых даже нет на карте, но в которых часто случаются жуткие события.
Гвинлиан передернуло от собственных мыслей. Аппетит был испорчен окончательно.
"А ведь она готовит эту похлебку лучше всех".
При воспоминании о сестре в груди девушки неприятно защемило, а по сердцу растеклась тягучая тоска.
Хизер была старше ее лишь на три года, но разница между ними чувствовалась всегда. Сестренка, по своему обыкновению, была бойкой, решительной, а она, Гвинлиан, - неуверенной, всегда во всем сомневающейся. Хизер рано начала проявлять самостоятельность, может быть, именно поэтому ей было доверено вести часть хозяйства. Иголка всегда была послушной в ее ловких руках, начищенные горшки на полках просто блестели, а какими вкусными были ее блинчики! И, конечно, похлебка! Не то, что здешняя баланда. Яркая, веселая, с открытым взглядом искрящихся живых глаз, с манящими ямочками на щеках от не покидающей лица улыбки, Хизер собирала вокруг себя толпу мальчишек и девчонок в то время, как Гвинлиан, сидя под раскидистым деревом во дворе, ждала, когда кто-нибудь из ребят пригласит ее в игру. Но обида не успевала укорениться, так как сестра всегда брала ее с собой, и тогда в кругу соседской детворы под звонкий смех и дружное веселье Гвинлиан забывала о своих сомнениях и огорчениях.
До той поры, когда один паренек из их компании, который нравился ей, не поцеловал ее старшую сестру.
Этого было достаточно для глубокой обиды.
Гвинлиан, проведя в слезах много ночей, лишь через некоторое время смогла простить Хизер. И только став старше, она поняла, что людям отведена разная роль: кто-то способен светить ярко, а кому-то достается лишь греться в его лучах. И что она, Гвинлиан, не сумеет затмить свою сестру. Поэтому нет смысла держать на нее обиду. Тем не менее она была рада узнать о состоявшейся помолвке Хизер с Освальдом, достойным молодым человеком знатной фамилии из того же родного Хайевера... А как, наверное, рады за нее родители...
Родители... Точнее, те люди, которые когда-то перед сном читали ей, Гвинлиан, сказки и целовали в лоб, которые на Первый день дарили очень вкусные леденцы и которые страшно разозлились, когда Гвинлиан показала им, как красиво в ее руке расцветает огонек. Когда они привели храмовников, она заплакала, не понимая, почему вдруг стала для родителей не нужной, не родной, почему они отдают ее этим страшным людям.
Этого простить она не смогла.
Оказавшись в Круге магов в двенадцать лет, Гвинлиан поняла, что ей досталась та же роль, что и во дворе родного дома, - роль неприметной скромной девочки, - с той лишь разницей, что здесь не было места забавам и беззаботному веселью. Помимо обременительной учебы приходилось терпеть неусыпный надзор и несправедливое отношение храмовников к ним, магам, особенно к ученикам, еще не прошедшим Истязания. И пусть ей самой не приходилось ощущать на себе в полной мере издевательства храмовников, но каждый день пребывания в Башне был похожим для нее на тюремное заключение. Однако пойти наперекор существующей системе или хотя бы дать отпор своим надзирателям, Гвинлиан не решалась. Но недавно она узнала о неких братствах, существующих внутри Круга. Подробности не были ей известны, но в общих чертах девушка понимала, что они борются за права магов. Каждый по-своему. А это значит, что она, как и другие маги, скоро станет ближе к своей мечте.
Улыбнувшись этой приятной мысли, Гвинлиан с не свойственной ей решительностью схватила перо и принялась писать письмо, не замечая небрежно оставленных на пергаменте клякс:
Дорогая Хизер!
Как ты поживаешь? Как там отец и мать? Не знаю, зачем я это спрашиваю; еще много лет назад стало понятно, что я не их ребенок. Моя единственная семья - это ты, и я благодарю Создателя, что у тебя хватило любви и мужества по-прежнему называть меня сестрой.
Я очень рада за тебя, и мне очень было приятно узнать о твоей грядущей свадьбе. Ну и счастливая же ты! Подцепила себе хорошего паренька. Подумать только: такой молодой, а уже хозяин собственной усадьбы! Скоро у тебя будет собственная семья. Хизер, я тебе уже даже завидую.
Но, пожалуй, пора кончать завидовать. Мы надеялись на лучшее и молились, что что-то в конце концов произойдет, и вот я вижу, как тюремная решетка прогибается и рушится. Слишком уж много несправедливого было сделано моим собратьям, и было бы невообразимо, чтобы Создатель позволил этому продолжаться. В Башню пришли перемены, я это чувствую, и это меня одновременно и возбуждает, и пугает.
Сестренка, любимая, не знаю, когда я в следующий раз напишу, но не беспокойся. Если все пойдет хорошо, писем, возможно, больше не понадобится - я сама объявлюсь у тебя на пороге!
Люблю тебя. Гвинлиан.
*****
- Ты принимаешь мои условия? - вкрадчиво спросил демон желания, нежно проводя когтистыми пальцами по щеке Гвинлиан. Рогатая чертовка приподняла за подбородок голову девушки и впилась в нее взглядом своих сводящих с ума глаз. Гвинлиан не нужно было что-то говорить вслух, не требовалось даже кивнуть головой - в ее глазах без труда читалось все: страх, мольба и привычная для большинства магов мечта о свободе, доме и семье.
Заполучить тело этой смертной оказалось слишком просто, а потому - неинтересно. Девчонка не оказала никакого сопротивления, не попыталась даже дерзить или хитрить, как поступало большинство самоуверенных глупцов в тщетной попытке одержать победу. Но тем слаще становился выигрыш, а это... Это можно было бы счесть за оскорбление, если б демоны умели обижаться.
Но требовался сосуд - чертовка в последний раз взглянула в светлые глаза своей жертвы.
Какие-то секунды - и процесс необратимой метаморфозы завершен.
Окажись здесь сторонний наблюдатель, то он ужаснулся бы виду стоявшего посреди комнаты чудовища: в этом изуродованном теле с многочисленными наростами и огромным горбом, с неестественно длинными, похожими на крюки руками, с жутко искаженным лицом и совершенно безумным взглядом невозможно было узнать скромную ученицу Круга. Лишь полы мантии могли указать на то, что ЭТО когда-то было человеком.
Чудовище переползло порог комнаты и устремилось по коридору Башни в поисках своей первой жертвы. Однако после нападения Ульдреда многие уже были мертвы, а те, кто выжил, как и Гвинлиан, превратились в Одержимых.
*****
Напрасно Хизер ждала ответа от сестры. Писем больше не было.
Лишь через месяц на рыночной площади, когда какой-то купец разгружал свои товары и делился с соседями последними новостями, она случайно услышала о трагических событиях в Башне магов и об объявленном Праве уничтожения.
Хизер стояла с чувством отстраненности и безучастности к происходящему, постепенно осознавая непоправимое: судьба вновь разлучила ее с сестрой, на этот раз - окончательно.
