Не его — Мэри.

Знаешь, Мэри, в моей голове звери. Они бы тебя съели, если бы я разрешил.

Мэри Морстен была особенной. Нет. Не так. Мэри Морстен была особенной для него. Как бы Шерлок Холмс не хотел этого признавать, но осознание этого факта появилось в первые же секунды, стоило ему увидеть ее. Правда, он понял это не сразу и вряд ли кому-то признается в этом. Впрочем, это не было ни для кого секретом, что свои эмоции и чувства он распознавал с опозданиями. По одной простой причине, что Шерлок Холмс отрицал любое проявление сантиментов. Мэри Морстен была особенна в своей внешней простоте. Она не походила на женщин, которых он встречал. Она не пыталась ему понравится, как это делала Молли Хупер. Она не пыталась его унизить, как это делала Салли Донован. Она не пыталась его заинтриговать, как это делала Ирен Адлер. Она просто была собой, несмотря на то, что она могла сделать это все с ним. Впрочем, первое у нее получилось без усилий. На второе она была способна из-за своих не малых интеллектуальных способностей. Третье же было на поверхности… ее прошлое было тайной, и Шерлок был уверен, что на раскрытие всех интриг в ее нелегкой судьбе не хватило бы его одной жизни. Она раздражала его от макушки и заканчивая кончиками пальцев ног. Потому что Мэри Морстен зашла куда дальше, чем многие, кого он повстречал на своем пути. И при этом не прилагая никаких усилий. Дело было в том, что Мэри просто ему нравилась. Без каких-либо причин. Безосновательно. И это выводило его из себя. Потому, как он был уверен, что ничего не бывает просто так, и возможно, ответ находится на поверхности, но уловить его суть не удавалось. Мэри Элизабет Морстен нравилась ему сама по себе. Без подтекстов. Без загадок. Ему нравилась ее широкая улыбка, открывающая белые ровные зубы. Нравились мягкие короткие волосы, что на кончиках завивались. Шерлоку нравились ее голубые глаза, обрамленные темной дугой... Смотря на нее, ему хотелось улыбаться. Что он и делал. От Мэри Морстен пахло фиалками. В сознании поселилась мысль, что это лучший запах в его жизни, который ему удалось прочувствовать. Каждое движение Мэри легкое, ее касания он сравнивает с крыльями бабочки, что удивляет. Ведь он знает, какая тяжелая рука может быть у нее. У той, кто с легкостью выстреливает в подброшенную монетку. Он ненавидел ее за то, какие эмоции она в нем вызывает. Они были противоречивыми. Двумя крайностями одной плоскости. И как бы Шерлок не пытался понять… почему именно она? Ответа он найти не мог. Он привык, что всему есть объяснение. Он знал почему ему нравится Ирен. Он знал, почему его не привлекает Молли. Но он не знал, какого черта в его голове заняла свою нишу Морстен. В детстве мама что-то говорила о том, что, когда мужчина встречает ту самую женщину, это становится ясно с первых секунд. И что чувства к человеку возникают не из-за чего-то, а просто так. Но Шерлок не мог смириться с таким ответом к своей… одержимости? О, он знал, что мог бы уничтожить ее, приложив немного усилий. Мог бы вычеркнуть ее из жизни Джона Ватсона. Все что ему нужно было сделать, так подчеркнуть ее неприглядное прошлое перед другом. Выставить все ее минусы на поверхность. В конце концов, он был хорошим манипулятором, и это не составило бы ему труда. Вот только… что-то внутри него хотело, чтобы Мэри была рядом. Даже будучи женой его друга. Он мог бы… но не станет.

Но я их гоню из прерий, на ключ закрываю двери. Сидят на цепях звери, на ржавых цепях души.

Он не был уверен, что вообще когда-либо испытывал что-либо подобное. Он ощущал «это непонятное» где-то там, где принято считать, что находится душа. Шерлок не дает понять никому о своей симпатии ни взглядом, ни словом, ни действием. Просто потому, что вся эта ситуация кажется ему неправильной. Он кажется себе неправильным. Ему кажется, что она что-то сломала внутри него… разрушала порядок, который царил в его голове многие годы. Шерлок не делает ничего. Вообще. Ведет себя как всегда. Просто потому, что он себе не может объяснить происхождение своих чувств, а объяснить их окружающим, казалось, и вовсе невозможным, да и что там… просто на просто не хотелось. То, что он ощутил когда-то давно к Ирен Адлер было лишь отголоском. Та была загадкой и этим зацепила его. Тут же все было иначе... у Морстен тоже были свои тайны, но его симпатия к ней обусловливалась совершенно не этим. Несмотря на маленький ураган, что бушевал внутри при виде нее, Шерлок мог контролировать эти своим эмоции, хоть они и были ему незнакомы. Он довольно ясно понимал, что Мэри, уже, Ватсон — жена его лучшего друга. К тому же, если быть предельно откровенным, даже если бы женщина не являлась таковой, это бы ничего не изменило. Да, с Мэри можно было не бояться за ее безопасность… тут следовало бы бояться за безопасность других людей. Дело было в самом Шерлоке. Его устраивало то, что он сейчас имел. То, что происходило. Его устраивала жизнь без отношений, о которых окружающие так пекутся. Ему было комфортно в своем одиночестве, просто потому что оно не было ему в тягость. Может когда-то давно, будучи маленьким мальчиком, его это задевало. Но не теперь. Шерлок смирился с тем, что Мэри ему нравится. Может быть, даже больше, чем нравится. Но он трезво осознает, что не хотел что-либо менять. И если откинуть в сторону его желание жить без сантиментов. Убрать Джона из их жизни. Представить, что ему бы хотелось быть ближе и что это было бы взаимным… Шерлок от чего-то понимал, что никогда не был бы с ней. Потому что она не заслуживает такой жизни. Не заслуживает временами молчаливого или нервного до срыва со склонностью к наркотикам, его. Мэри заслуживала честного, доброго, открытого и любящего Джона, который точно сможет обеспечить ей домашний уют; который будет приветлив и не позволит себе из-за плохого настроения оскорбить любимую женщину. Шерлок искренне желал Мэри Джона Ватсона. Он согласен на роль стороннего наблюдателя. Ему нравится смотреть на нее, пока никто не видит. Нравится смеяться над ее шутками. Нравится находится в ее обществе. И он почти счастлив, хоть внешне и не подает каких-либо признаков, когда она случайно касается его или по-дружески обнимает. Шерлок понимает, что никогда не позволит себе ничего более.

А звери мои ночью, рвут кожу и плоть в клочья. И каждый их клык заточен. Играют на струнах жил.

Просыпаясь посреди ночи, он словно мантру произносит слово «сантименты». Словно это поможет избавиться от них. Иногда при свете луны внутри что-то неприятно ноет. Желает большего. Но он отмахивается от этих мыслей и вспоминает сны, в которых почти счастлив, и которые после пробуждения подвергают его легкой меланхолии. Ему не снится ничего пошлого, как это бывало с Той Самой Женщиной. Нет. Все по-другому. Обычно Мэри одета в легкое цветочное летнее платье. Она улыбается слишком заразительно и держит его руки в своих. Шерлок всегда смеется над чем-то, что она рассказывает, и изредка Мэри становится на носочки, дабы легко коснуться его губ. Почти невесомо. И в эти секунды его ноздри щекочет аромат фиалок. Просыпаясь, ему кажется, что он все еще чувствует его. Вспоминая сон, Шерлоку становится тепло. Да, наверное, это слово лучше всего обозначает его чувства и ощущения. Вчера он видел ее вновь. И должен признать, что беременность ей к лицу. Легкий розовый румянец, сияющие глаза, округлившийся живот. И вся она… легкая, словно перо. Вчера, внутри, что-то слегка кольнуло сквозь его броню. Вчера, всего лишь на секунду, он подумал о том, что возможно хотел, чтобы этот ребенок был его. Но все быстро вылетело из головы, стоило ему понять, что это совсем не похоже на него. Он не соответствует своему шаблону. Шерлок вновь ощущал легкое раздражение. Потому как Мэри Ватсон заставляла его желать того, чего он раньше совершенно не хотел. О чем он элементарно не задумывался. Иногда ему хочется выпить от мыслей, что с ним делает Мэри, какие стороны в нем открывает. Иногда Шерлоку становится смешно, потому что женщина даже не подозревает о том, как влияет на него. Не подозревает, какую власть имеет над ним.

Но все-таки, между прочим, /пусть я и Обес- точен/, ты вся, до ресниц и точек — причина того, что я жив.

Он не лгал Джону, когда говорил, что она, отдав свою жизнь, придала его жизни ценность, и он понятия не имел, как потратить эту валюту. Морстен и представить не могла, какой груз весит на его шею, своим поступком. Потому что это была не просто чья-то жизнь. Это была ее жизнь. Благодаря ей он сейчас здесь, но он не был уверен, что хотел бы этого. Ведь вся суть его существования всегда заключалась в том, чтобы найти дело поинтереснее и не подсесть вновь на иглу. Вот и все. А у Морстен был муж, который ее любил, была дочь… совсем еще маленькая, чтобы что-то понимать. И был он, который обещал охранять их всех и не смог сдержать слово. В ту самую секунду, когда она закрыла его. Когда пуля достигла своей цели. Он ощутил, как внутри что-то умирает. Шерлок еще никогда не чувствовал себя таким растерянным. Он уверен, что жизнь еще никогда с такой силой не била его под дых, выбивая душу. В голове возникает бредовая мысль о том, что Морстен и была его той самой - пресловутой душой. Прибегает Джон, и он отходит в сторону. Смотрит на лицо женщины, которая заставила его чувствовать то, о чем он только слышал. Шерлок хочет наклониться к ней. Рассказать ей все о себе, о том, как она важна и как он хочет, чтобы она жила, но понимает, что это все больше не имеет смысла. А потому жадно смотрит, пытаясь запомнить, как можно больше. Запомнить живые голубые глаза и витающий аромат ее тела в воздухе. Мэри плачет. Он бы и сам расплакался как ребенок, но это слишком большая роскошь, а потому он сдерживается, ощущая болезненный ком в горле. Женщина оборачивается к нему. Смотрит, улыбается сквозь боль и слезы. Шерлок старается ответить ей тем же, правда получается так же паршиво, как и у нее. — Эй… Шерлок. — Голос звучит надрывно, с хрипом. Он отзывается сразу же. — Да, Мэри? — Смотреть на нее невыносимо больно. Но и не смотреть на нее он не мог. Сейчас, сидя в своем кресле, он вспоминает свое посещение в морг, когда нужно было опознать тело Той Женщины. Он помнит, как вышел из морга, как брат протянул сигарету, и как его взгляд упал на людей у входа, которые плакали о своей утрате. Тогда Шерлок подумал, что с ним и Майкрофтом что-то не так. Раз смерть не вызывает в них тех же эмоций, как и у большинства людей. И только теперь он понял. Все понял. Кажется, грудную клетку разрывает и сердце вот-вот выпрыгнет наружу. Но он продолжает выдавливать из себя улыбку и смотреть на нее. — Ты… Ты мне так нравишься, я говорила? — Ее голос такой испуганный. Такой по-детски наивный. Хочется прижать к себе, сказать, что все будет хорошо, но он просто кивает. — Да-да, ты говорила. — Многие бы уже отвернулись, отвели бы взгляд, чтобы не видеть кого-то настоль важного в таком состоянии. Но Шерлоку страшно. Потому что это последние секунды, когда он видит ее живой. Когда Джон глушит свой крик, прижимая к себе тело мертвой жены. Шерлок сдерживается, чтобы не повторить действий друга и не позволить себе этой слабости. Видит Бог, в которого он не верит, он убил бы ту старую мразь и глазом не моргнув. Джон злится, и Шерлок понимает его. Сам же он выполняет последнюю волю Мэри Ватсон. И он бы солгал, сказав, что сам не хотел опуститься на дно своего отчаяния. Солгал, если бы сказал, что не видит спасения в героине и других наркотических веществах. С очередной дозой он погружается в бездну и ему немного становится легче. Но он помнит, помнит, что его задание заключается в другом. Джон ненавидит его, совершенно не понимая, что сильнее, чем сам Шерлок, ненавидеть его не сможет. Мэри Морстен была солнцем. Далекой от него, но, тем не менее, согревающей. А теперь ее не было. План удается. Со своими трудностями и тем не менее... Джон возвращается к нему. Ватсон рассказывает о переписке с незнакомкой. Говорит, что он — Шерлок, ни в чем не виноват, что это был выбор самой Мэри. Минутами позже он извиняется перед воображаемой женой, и Шерлок ему завидует. Хотелось бы ему тоже видеть ее. Кто-то мог бы сказать, что он псих, если в самом деле желает этого, но сейчас ему как-то все равно. Ему пишет Эта Женщина, и естественно данный факт не остается незамеченным Ватсоном. Вернувшийся к нему друг пытается уговорить его ответить, мол, однажды времени может не хватить. Джон и не подозревает насколько он прав. Даже и не мыслит о том, что его уже не хватило. Шерлок сдерживается, чтобы не рассказать… Не рассказать о том, что Эта Женщина никогда не сравнится с Розамунд Мэри. Не сравнится с ни его и такой желанной, как далекая звезда — Мэри Элизабет Ватсон. Не сравнится с той, кого он возможно… Что? Любил? Мэри забрала с собой то, что взрастила в нем. Оставив его в начале своего пути. Оставила его ни с чем. Шерлок потерял что-то важное. И он не уверен в том, что кому-то удастся вызвать в нем что-то подобное, что удалось Мэри. Не его — Мэри.