После финиша

***

      Мартен не расстраивается из-за девятого места в эстафете. К чему лишние переживания, ведь его лидерству в общем зачёте Кубка мира ничего не угрожает. Мартен совсем не злится на Симона за провальный первый этап — брат только оправился после болезни. В чём его винить, когда сам же и рекомендовал тренерскому штабу его для эстафеты. Но физические кондиции Фуркада-старшего оказались далеки от оптимальных, и стрельба не задалась. И поэтому младшему Фуркаду, вместо того чтобы бороться на финише с Шемппом и Свендсеном, пришлось вылезать с четырнадцатого места на девятое.       Опять победили норвежцы — какое-то дежавю прошлогоднего чемпионата мира. Норги — первые, французы — девятые, и беспощадный Симон Фуркад на первом этапе. Не иначе, снова Лессер сбивал его с толку... Интересно, смог бы Мартен обогнать россиянина, которому уже проигрывал финиш в этом сезоне. Бабикова, которого сумел догнать и перегнать Свендсен. Вон он стоит на подиуме и обнимает Л'Абе-Лунна. «Займите кто-нибудь Эмилю руки. Хотя бы букетом, спасибо.»       В спринте Фуркад-младший обязательно покажет всем, кто здесь чемпион. В эстафете результат зависел не только от него одного, в конце концов, а партнёры, как назло, подвели. В том числе, родной брат. Нет, Мартен ни секунды не переживает из-за этой эстафеты...       Симон неслышно подходит сзади, он хмур. Жан-Гийом и Кантен, кажется, копаются в раздевалке и не смотрят церемонию награждения. Симон становится рядом с младшим братом и задумчиво глядит на подиум, откуда на него в упор смотрят голубые глаза одного из немецких биатлонистов. Мартен поворачивает голову и с доброй улыбкой обнимает Симона, привлекая к себе. Обернувшись, Фуркад-младший видит, что Кантен вовсе не в раздевалке, а уже спешит к ним. Что за гримаса на его лице? Ах, ну да, как Фуркад смеет обнимать собственного брата... Мартен ободряюще гладит Симона и отпускает, предоставляя Фийону Майе возможность утешать его. Сам же Фуркад-младший непроизвольно двигается ближе к месту церемонии награждения. Когда уже чёртов Свендсен сойдёт с пьедестала, хотелось бы перекинуться в ним парой слов до начала их пресс-конференции.       Несмотря на не самую высокую позицию — а скорее именно из-за неё — у Мартена непременно хотят взять небольшое интервью. Ничего нового и необычного, Фуркад-младший давно привык раздавать их буквально на ровном месте... Заодно прикроет спину брательника, чтобы его лишний раз на доставали. Мартен провожает взглядом удаляющихся Симона с Кантеном: Фийон Майе заботливо приобнял Фуркада за талию и что-то бормочет прямо в ухо, неудобно наклонившись.

***

      Мартен отвечает на стандартные вопросы журналиста, а сам внимательно следит, чтобы эта «бесстыжая норвежская морда» не убежала на пресс-конференцию в обход него.       Эмиль добросовестно скалится перед теле- и фотокамерами и пока ещё радуется добытой в упорной борьбе победе. Но он жутко устал и не хочет участвовать в пресс-конференции. Пусть бы Бьорндален за всех отдувался, он самый опытный и умный, всё правильно скажет. Сейчас бы растянуться на узкой гостиничной койке и обнять вон того симпатичного брюнета из сборной Франции, который настойчиво сверлит Эмиля взглядом тёмно-карих глаз. Свендсен готов хоть до утра выслушивать его недовольное нытьё, жалобы на невезение и на брата, может быть, всё равно. Пусть болтает что угодно, доверчиво положив голову Эмилю на плечо.       Послезавтра спринт, отдохнуть бы как следует.       Свендсен спускается с подиума и, игнорируя оклики Хенрика и Уле, направляется прямо к французу, а тот едва ли не бежит навстречу, кое-как отвязавшись от интервьюеров. «Надо вести себя скромнее, пока рядом эти типы с камерой и микрофоном...»

***

      Ни Шипулин, ни Шемпп в пресс-конференции не участвуют. Антон провожает своего младшего тёзку, отдавшего слишком много сил на своём заключительном этапе, к раздевалке, передавая с рук на руки тренерскому штабу, и только тогда оборачивается. Шемпп всё это время шёл за ними и не решался окликнуть.       — Ты чего? — удивляется Шипулин.       Шемпп криво улыбается, пытаясь скрыть неловкость.       Они оба могут сегодня считать себя в какой-то мере неудачниками, несмотря на призовые места. Антон промахнулся однажды, но тем не менее вывел команду в лидеры и удержал первое место с отрывом от преследователей. А потом четвёртый этап — его, обычно, этап — и такая досада...       Немного поводов для радости и у Шемппа. Таким боевым составом да в родных стенах только и выигрывать, однако — лишь третьи и даже со штрафным кругом. Симон улыбается всё шире, глядя Шипулину в глаза. Антон как раз собрался начать корить себя за единственный свой промах, который не позволил уйти в гонку чуть раньше, тем самым увеличить отрыв от соперников, тем самым... тем самым... и так далее. Но глядя на Шемппа, Антон тоже вдруг улыбается, как будто собственным мыслям. Стоит, наверное, пригласить Симона на чашку чая вечером, тем более спринт не завтра, а через день. Пожалуй, тогда Шипулин и расскажет немецкому коллеге свои соображения насчёт сегодняшней эстафеты. А также припомнит Симону те объятия с Фуркадом на финише масс-старта в Оберхофе, где Антон оказался во втором десятке.       Такое впечатление, что Шемпп понимает его без слов: он смело обнимает Шипулина за плечи и притягивает к себе. Тихо произносит на ухо место и время встречи. Антон хлопает дружески, точнее, гладит — не совсем по-дружески — спину немца. Кивает, щекоча жёсткой щетиной щёку Симона, утыкаясь носом в воротник его куртки.       До вечера.

***

      Мимо них, едва не сбив парней с ног, ураганом проносится Лессер. Эрик категорически отказался идти на пресс-конференцию, спровадив туда уставшего Пайффера и улыбчивого милаху Долля. Лессер мчится в направлении раздевалки французов: она уже опустела, лишь печальный Симон Фуркад и Кантен Фийон Майе задержались, о чём-то негромко переговариваясь. Вернувшийся после болезни Фуркад-старший мягко говоря не блеснул на своём первом этапе. Фийон Майе буквально душит бедного Симона в объятиях — так кажется со стороны приближающемуся Эрику. «А теперь он его целует? Не может быть!»       Эрик останавливается около французов чересчур резко. Но они не сразу замечают его, стоящего рядом. Фуркад смущается. Он переводит взгляд с Кантена на Эрика и обратно, копает носком ботинка снег, ему смешно и неловко. Глаза Лессера сверкают ревнивым гневом из-под светлых бровей — вот-вот испепелит Фийона Майе. В свою очередь, обычно добродушное лицо Кантена быстро мрачнеет. Не ровен час парни вцепятся друг другу в глотки.       А всё из-за него, эх... Симон растерян, но драки произойти не должно. Фуркад успокаивающе гладит плечо своего молодого товарища по команде и что-то тихо говорит по-французски. Эрик не понимает, и ноздри его раздуваются, слышно, как скрипнули зубы. Кантен хмурится и нехотя направляется к выходу со стадиона вслед за остальными французами, но оборачивается почти на каждом шагу.       А они всего лишь мирно беседуют, такие оба невысокие и крепкие. Лессер так переживал за Симона, что намазал на второй стрельбе и зашёл на штрафной круг. Эрику нестерпимо хочется погладить темноглазого француза по небритой щеке, зарыться кончиками пальцев в короткие волоски щетины, но он спрашивает о здоровье. Симон кривится, а Эрику хочется расправить складку меж его красивых чёрных бровей и никогда не отпускать Симона к этому противному Фийону Майе. Лессер шутит: плоско, прямолинейно и как-то по-немецки. Но Фуркад улыбается.       «Холодно, надо идти.»       И они идут вместе, пока Симон не догонит своих. Брат, наверное, его уже потерял. И никуда Симону не деться от нудного бубнёжа Марти, найдёт ведь, к чему придраться. Вся надежда на Кантена.

***

      Массаж он делает фантастически. Если бы ещё не словесные излияния «многократного и заслуженного» Мартена Фуркада. Мнёт ловкими умелыми пальцами натруженные мышцы спины Эмиля, но язык работает ещё активнее. И как же больно ущипнул, садист, стоило только Свендсену невзначай всхрапнуть. Чемпионам простительно, в конце концов. Эмиль страшно радуется, когда Фуркад наконец затыкается и ложится рядом, правда, толкаясь с целью отвоевать себе чуть больше места на узкой гостиничной койке. Норвежец лениво сгребает гибкое тело в охапку и находит губами тёплые губы француза. «А, ну его, пусть сам целует...»