Сага о Походе на Север

Большой драккар с тридцатью парами весел остановился поодаль от темнеющей впереди скалистой гряды. Тут же сильный северо-западный ветер туго натянул широкий парус, синий с белым. Гребцы ритмично заработали веслами, удерживая корабль на месте, не позволяя ветру и волнам сносить его в сторону. Тяжелые сосновые лопасти длиной в рост человека порхали, как крылья бабочки, в сильных руках викингов. На высоких бортах драккара были развешаны щиты, в таком порядке, чтобы каждый воин мог в случае надобности легко схватить свой щит. На круто изгибавшемся кверху форштевне возвышалась огромная статуя Тора с железным молотом в руках. Бог грома, защитник Мидгарда, постоянно грозил молотом разбушевавшимся волнам, смиряя их ярость. На носу неподвижно замершего драккара стояли несколько викингов, оставив свои весла. Впереди всех был высокий юноша с темно-рыжими, почти совсем красными волосами, разметавшимися от ветра по его плечам и спине, не отводивший глаз от морских глубин. Он выглядел на удивление сильным и крепким, его мощная фигура была вполне развита, как у зрелого мужчины. И только лицо, хоть и с крупными чертами, обветренное и резкое, все же указывало, что молодому викингу не исполнилось еще двадцати зим: на нем едва начинала расти борода, такая же рыжая, как и волосы, так что щеки и подбородок юноши казались опаленными. Но, несмотря на молодость, заметно было, что он пользуется уважением своих спутников, почтительно собравшихся сейчас за его спиной. Хотя одежда на нем была не лучше, чем у других: такие же куртка и штаны из выделанной кожи, да плащ, носивший следы штопки и морской воды, - но в море ничего не значил скромный внешний вид. Словно символ власти и воинской славы, за спиной рыжеволосого юноши угадывался контур огромной двусторонней секиры в кожаном чехле, и, рассмотрев его внимательно, никто бы не усомнился в способности молодого викинга владеть ею. Сейчас, когда рыжеволосый юноша глядел, не отрываясь, в море, как будто искал нечто, известное ему одному, в его янтарно-карих глазах сверкали золотые искры, губы беззвучно прошептали что-то, чего не услышал никто... Наконец, молодой викинг обернулся к двоим из своих спутников, стоявшим ближе других. Это были крепкие светловолосые воины, еще молодые, хоть и намного старше своего предводителя. Они только что указали ему точное место, руководствуясь, по-видимому, какими-то известными только им признаками или ощущениями, потому что ничто не отличало внешне эту точку в море от любой другой. Теперь оба всматривались вперед с тем же волнением, чувствуя, как учащенно бьется сердце при одном воспоминании о давно ушедших временах. - Так это точно то самое место? Здесь мой отец сражался с Золотой Змеей? - голос рыжеволосого юноши подозрительно дрогнул при этих словах. Они мгновенно переглянулись, как могут лишь люди, объединенные общими судьбоносными воспоминаниями, и одновременно кивнули. Затем тот, что был повыше, тихо ответил: - Да, Вермунд, это здесь. Теперь сюда может легко подойти корабль, а раньше торчала подводная скала, на которую и налетел с размаху первый "Молот Тора". Ее тоже испепелила молния Метателя Молота, вместе с... со всеми, кто пал в той битве. - Здесь, под нашими ногами, покоится пепел тех, кто ценой своей жизни остановил нечисть, не дал Золотой Змее править Срединным Миром, - оживленно добавил второй викинг. - Никто, кроме нас со Свеном, не спасся тогда. Да и мы - только благодаря Стирбьерну. Вермунд вновь пристально вгляделся вниз, туда, где под килем второго "Молота Тора" плескались волны, такие привычные и безопасные по сравнению со страшными штормами Зимы йотунов, наполовину обезлюдившей Землю Фьордов. Он неисчислимое множество раз, с самого детства, слушал рассказы о подвигах своего отца, великого Стирбьерна, погибшего в поединке с Золотой Змеей королевой йотунов. В детстве Вермунду было очень жаль, что он не родился раньше, чтобы сопровождать отца во всех его походах, как были с ним в последнем бою Свен и Кари, совсем еще мальчишки тогда. Но место гибели своего отца юноша видел впервые. Ему хотелось придти сюда именно так - на собственном корабле, с хирдом викингов, опоясавшись отцовской секирой. Чтобы отец, взглянув на него из Вальхаллы, мог гордиться им - не только сыном по крови, но и наследником его духа. И вот, наконец, Вермунд счел себя достойным такой "встречи". Из загона на корме драккара выволокли живого козла. Животное упиралось и блеяло, словно предчувствуя свою судьбу, но викинги без труда притащили его на нос корабля. Вермунд сперва срезал острым ножом пучок шерсти со лба козла и сжег его в пламени факела. Потом сильным точным ударом перерезал животному горло и бросил тушу за борт. Снял со своей шеи необычное украшение, сплетенное из мелких раковин и цветных бус, с переплетенной цветной бахромой, и тоже бросил в море. - Прими дар от своего сына Вермунда и от своей жены, королевы Одинисы, великий Стирбьерн, победитель Золотой Змеи, - звучно произнес рыжеволосый юноша, и викинги его хирда повторили за ним отдельные слова. Не было человека в Земле Фьордов, не знавшего, чем все ее жители обязаны Стирбьерну. Напоследок Вермунд уколол ножом себя в левую руку и вытянул ее так, что кровь стекала в море. И, пока горячие алые капли обрывались вниз, юноша заговорил торжественным и вместе с тем взволнованным голосом: - Я здесь, отец! Узнай свою кровь и благослови меня, чтобы и я мог совершить не меньше, чем ты при жизни, и был так же достоин милости богов! Прошу тебя, вознесенного самим Тором в Вальхаллу на громовой колеснице: пошли мне часть своей силы и удачи! Открывший Землю Закатного Солнца, помоги и мне увидеть не меньше! Победитель сильных врагов, пусть и твой сын докажет, что не зря родился мужчиной. Хоть тебе не суждено было узнать меня, но я надеюсь, что годен быть твоим сыном, и не останусь безвестным в памяти людей. Обернувшись затем к своим спутникам, юноша молча перевязал руку куском полотна. Лицо его сделалось суровым. Теперь Свен и Кари вышли вперед, за много лет привыкнув все делать вместе, хоть и не были братьями по рождению. Они, не сговариваясь, воочию видели сейчас перед собой великую битву, отбушевавшую на этом самом месте восемнадцать зим назад, на борту другого драккара. - Стирбьерн и для нас был отцом, пусть недолго. Он принял нас к себе, еще мальчишек, потерявших дом и семью, он же спас нам жизнь, а сам остался умирать вместе с остальными, - проговорил Свен. В этот момент бешеный порыв ветра ударил в лицо викингам, так что они с Кари поспешно отерли глаза. Следующим проговорил один из гребцов, с усилием вращая весло, чтобы драккар оставался на месте: - Я не знал Стирбьерна так хорошо, но с детства слышал, что во всей Земле Фьордов не было викинга сильнее и храбрее него. - Это правда: вот и через Пояс Льдов на севере никто никогда не мог пройти, кроме Стирбьерна, - вмешался еще один викинг. - И в свой последний поход за Золотой Змеей Стирбьерн ушел добровольно, хоть покойный конунг и останавливал его. Ничто на свете не могло ему помешать, - добавил третий. Еще долго викинги вспоминали о подвигах Стирбьерна, что видели сами, а чаще слышали от родных и знакомых. Долго возрожденный "Молот Тора" оставался на месте гибели первого, по точному образцу которого был построен выросшим сыном Стирбьерна. Наконец, Вермунд решительно повернул рулевое весло, взяв курс к северу. Викинги, устав от однообразных движений, с радостью теперь вспенили веслами "землю рыб и островов", как именовалось море на поэтическом языке скальдов. Длинный белесый след еще долго тянулся за кормой драккара. - Разве мы идем не в Сванехольм? - поинтересовался Кари, вместе со Свеном сидевший на носу корабля, на передней паре весел. Молодой рыжеволосый предводитель, еще погруженный в свои мысли, не сразу спохватился, что забыл сообщить о дальнейшей цели. Даже Свен и Кари, его телохранители и названые братья, ни о чем не знали! Покраснев от стыда в один цвет с волосами, Вермунд обернулся к своей команде: - Простите, друзья: здесь слишком много говорилось о прошлом, чтобы легко было сразу вспомнить о будущем! Нет, Сванехольм пока подождет. Сначала мы пойдем к Ледяному Острову, открытому моим отцом. Хочу взглянуть, вправду ли там так хороша утренняя заря, как говорится в саге, сложенной Бьярни, другом отца. И, хотя он говорил с нарочитой юношеской самонадеянностью, но названые братья слишком хорошо знали сына Стирбьерна, и догадались, о чем тот мечтает. - А что после Ледяного Острова? - вполголоса поинтересовался Свен, приподнимаясь на скамье. - Скажи, Вермунд: ты хотел бы отправиться на запад, за море? Туда, откуда родом твоя мать? Юноша встряхнул головой, как норовистый конь, отбрасывая попавшую в лицо прядь волос. - От вас ничего не скроешь, да и незачем! Конечно, хотелось бы взглянуть на родину моей матери. Я викинг, и Земля Фьордов - мой дом, но и Земля Закатного Солнца, которую я знаю только по рассказам матери, тоже не чужая для меня. Хотелось бы познакомиться с ее сородичами, узнать, жив ли еще ее отец, мой дед, и трое викингов, оставшихся там. А еще... Иногда я думаю о том, что задумывал отец, и мечтаю пройти из Земли Закатного Солнца дальше, в еще неизведанные моря. Вот было бы настоящее дело для сына Стирбьерна, не так ли? - закончил эту пламенную речь, Вермунд взглянул по очереди в глаза друзей, проверяя, не встретит ли осуждение. Ни тот, ни другой не решились ему возразить, хотя от грандиозности замыслов молодого вождя и у них мурашки пробегали по коже: широкое открытое море сразу представлялось во всей бездонности, а палуба "Молота Тора" сразу начинала казаться хрупкой и непрочной. Но Вермунд и без их опасений уже принял решение, и теперь сурово покачал головой. - Когда-нибудь я обязательно отправлюсь к Земле Закатного Солнца! Но не теперь: прежде я женюсь на моей белоснежной Сольвейг, и хочу хоть несколько лет прожить с ней в радости и мире, пока море не позовет меня сильнее ее объятий. Те из викингов, что слышали слова предводителя, понимающе усмехались. Им ли не знать, что для большинства викингов море - вторая возлюбленная, если не первая, и отказываться от дальних странствий им не легче, чем от семьи и дома. Конечно, бывают и исключения - вот Лейв, ярл Лесной Земли, отец Сольвейг, невесты Вермунда, навсегда покинул побережье, ушел со своей семьей и хирдом далеко вглубь страны. Но Вермунд, сын Стирбьерна - иное дело: уж его-то земное счастье не заставит надолго пустить корни. И без того, вряд ли бы он согласился отложить свои замыслы хоть для кого-то, кроме золотоволосой и черноглазой красавицы Сольвейг. - Значит, к Ледяному Острову, - подвел итог Свен. - Ну и спешить же нам придется, если ты хочешь вернуться до начала зимних штормов! К тому же, скоро твоя свадьба. Вермунд взглянул в серое осеннее небо, по которому ветер беспорядочно гнал рваные клочья туч. - Мы справимся, даже если шторма нас застанут. Мой отец никогда не избегал штормов, и я не стану. А что до свадьбы - я пока еще не слышал, чтобы хоть один жених опоздал на собственную свадьбу. Впрочем, Сольвейг меня простит, даже если так случится, - при упоминании невесты лицо рыжеволосого викинга заметно смягчилось. Он повернул рулевое весло, обходя поднявшуюся из моря скалу, и улыбнулся, пока никто его не видел, представляя, словно наяву, свою невесту - высокую и стройную, с яркими золотыми волосами, рассыпавшимися по плечам, с необычными для Земли Фьордов темными блестящими глазами. Сын Стирбьерна не помнил точно, когда именно они с Сольвейг поняли, что им не нужен в дальнейшей жизни никто, кроме друг друга; кажется, они знали это всегда, с самого детства. Мощные взмахи весел уносили "Молот Тора" все дальше, навстречу северному ветру. За кормой еще долго тянулся светлый пенящийся след. А тем временем далеко на севере, там, где всегда царила зима, все еще властвовали силы, чуждые человеческой природе. Там заканчивался Мидгард и начинался Йотунхейм, мир ледяных великанов, в котором никто не смог бы жить, кроме них самих. Там поднимались седые горные вершины, будто пытаясь вспороть небеса; там над бескрайними снежными плоскогорьями бесновался ветер; там кое-где росли чахлые, изуродованные деревья с искривленным стволом, усохшие, горбатые, униженно стелющиеся по земле. Там все еще жили необычные животные устрашающего вида, давно исчезнувшие в местах обитания людей. Там стекали с гор бурные водопады и слышался треск льда, неуклонно сползающего в море. Ледник, и снежные вьюги, и вечно бушующее на севере море в бесконечные зимние ночи пели песни того времени, когда мир был молод... Неудивительно, что жители Мидгарда всегда боялись севера и того, что могло исходить оттуда. Ведь зимние великаны-йотуны отнюдь не оставались для них в песнях скальдов да сказаниях, которые так хорошо рассказывать вечером у очага. Не так уж давно, даже по человеческим меркам, была Зима йотунов, когда лишь ценой страшных трудов и великих жертв жителям Земли Фьордов удалось отстоять свою жизнь и свободу. И, хоть после гибели ужасной Золотой Змеи и вождей всех Кланов, уцелевшие йотуны не напоминали о себе явно, но люди не сомневались, что у себя на севере те по-прежнему готовят коварные замыслы. Да и как могло быть иначе, если всем известно, что племени Имира придет конец лишь вместе со всеми Девятью Мирами, при Рагнароке, но не раньше. После сокрушительного поражения йотуны уже не имели сил, чтобы влиять на жизнь Мидгарда, и люди заметили, что последние годы выдались теплее обычных: зима была не такой суровой, и шторма на море случались реже, а летом созревал хороший урожай. Но то в Мидгарде; а что там делается в бескрайних ледяных пустынях, лежащих за землей лапландцев - о том и храбрейшие из викингов не могли думать без содрогания. Никто из них никогда не переступал границ Йотунхейма. Но если бы хоть один из них мог оказаться в тот день на обширной площади возле Ледяного Дворца, быстро убедился бы, что йотуны не смирились с поражением, случившимся совсем недавно по их меркам. И меньше всех был готов жить спокойно и безвестно Эдгар, молодой вождь Клана Орла, любимец и, по слухам, тайный сын королевы Морны. В решающем бою восемнадцать зим назад Эдгар увел остатки своего племени, своевременно сообразив, что поражения не избежать. С тех пор он воспользовался замешательством своих сородичей и смог заново сплотить обезглавленные остатки Кланов. Многих йотунов воодушевило, что нашелся хоть кто-то, сохранивший надежду на продолжение борьбы там, где сама Золотая Змея потерпела неудачу. Конечно, было бы опрометчиво ослабленным остаткам их племени бросаться на врага в атаку сразу. Эдгар был достаточно умен, чтобы научиться на ошибках своих предшественников. Он готовил мощное средство, чтобы бросить вызов миру людей. Сейчас самопровозглашенный вождь йотунов стоял во дворе возле длинной и приземистой постройки из неотесанного камня. Ее ворота были выкованы из темного металла, не похожего ни на один из известных людям. Вправленные прямо в обледенелую каменную толщу, ворота производили впечатление несокрушимой мощи. И, как видно, были поставлены не зря: изнутри слышались сильные беспорядочные удары, от которых сотрясались каменные стены. Довольно усмехнувшись, Эдгар сделал знак йотунам-слугам, и те осторожно отперли ключом тяжелые ворота. Оттуда хлынула волна горячего воздуха, потому что каменный дом был построен над подземными источниками, дающими тепло, нужное тем, кто обитал в нем. А в следующий момент из ворот ринулись, отталкивая и сминая друг друга, десятки воинов в полном вооружении. Все как на подбор, рослые и крепкие, они, казалось, хотели вырваться в дверь одновременно, и никто не мог посторониться, пропуская других. Так что во двор, расчищенный от снега, вывалился огромный ком из переплетающихся тел, рук и ног. Вопящее на разные голоса, хохочущее, рыдающее от боли, наносимой друг другу разными его частями, грохочущее железом месиво покатилось по двору, не замечая никого вокруг, кроме своей свалки. Хлопотавшие во дворе йотуны тут же подскочили, охаживая этот человеческий клубок плетьми и дубинками. Эдгар в свою очередь сильно хлестнул одного из бойцов, оказавшегося на вершине свалки. Потом ухватил его за плечо, заставляя подняться. Выпрямившись, тот оказался почти на полголовы выше вождя йотунов и шире в плечах. На первый взгляд выглядел настоящим воплощением могучего воина: мощный и крепкий, под бледной кожей вздувались железные мускулы, способные свернуть шею быку. Под глазом у воина наливался синяк, черные волосы беспорядочно растрепались. Но, взглянув ему в глаза, каждый растерялся бы. Глаза черноволосого богатыря, большие, широко раскрытые, блуждали, как у младенца, неспособные ни на чем сосредоточиться надолго. Они не выражали ничего, кроме искреннего недоумения, меж тем, как сам воин замер перед Эдгаром, не пытаясь освободиться. - Ну что, мой Первый, ты знаешь, кто я? - медленно протянул вождь йотунов. Тот, к кому он обращался, шмыгнул носом, как обиженный ребенок, пристыженно опустил голову и пробормотал, запинаясь: - Ты - мой отец и учитель, который поит нас вкусным напитком, чтобы мы росли большими и сильными... Отец, а когда мы пойдем в бой? Скоро ли можно будет поиграть с чахлыми людишками из Мидгарда? - Скоро, скоро, только потерпи пока, - заверил его Эдгар тоном, каким обычный отец уговаривает сына подождать праздника. - Иди, пей эликсир жизни, а то не окрепнешь. К тому времени слуги растащили в разные стороны собратьев Первого и вынесли для них стол, уставленный множеством глиняных чашек. Из большой бутыли, искусно вырезанной из прозрачного, чуть зеленоватого льда, в чаши был разлит напиток яркого-золотого, как цветки купальницы, цвета. В морозном воздухе разлился запах смолы и дыма. Почувствовав его, воины с глазами детей бросились к столу и жадно осушили свои чаши, вылизали их затем досуха, чтобы уж точно не пролилось ни капли. При этом на всех без исключения лицах отразилось выражение неописуемого блаженства. Слугам пришлось опять взяться за плети, чтобы никто не перехватил чужую порцию. Дикое это было зрелище, дикое и нелепое. Эдгар наблюдал за ними с удовлетворением. Наконец, хлопнул в ладоши, и вся сотня пар наивно распахнутых глаз обернулась к нему, как обычные дети к своему наставнику. - Очень хорошо, мои милые, - проговорил он ласково. - Теперь я хочу посмотреть, как вы умеете сражаться. Хорошо ли ты, Хринг, выучил их? Могучий одноглазый йотун из клана Волка усмехнулся, раздавая подопечным деревянные мечи, не заточенные топоры и копья для учебного боя. Было еще рано давать им настоящее оружие: слишком легко они входили в раж и совсем не умели рассчитывать силу. Но и с учебным оружием тренировка была внушительным зрелищем. В бою только что казавшиеся недоразвитыми существа не хлопали глазами. Умение владеть оружием они затвердили накрепко, после каждой дозы волшебного эликсира, а в сочетании с природной звериной силой и ловкостью это делало их действительно грозными воинами. Воздух свистел и дрожал от их взмахов, щиты и доспехи коробились даже от ударов не заточенным оружием. Окажись здесь обычный человек, вероятнее всего, не выдержал бы и одного такого выпада. Вдоволь насмотревшись на них, Эдгар кивнул Хрингу: - Хорошо. Эти почти готовы. А что с младшими группами? - Растут, мой вождь! - довольно прорычал одноглазый йотун. - Их пока рано выпускать на площадь, но в подземельях тренируются каждый день. За последнюю луну родилось еще десять младенцев. Их уже отняли от матерей и дали эликсира. Эдгар выслушал его доклад благосклонно, однако не успел ничего ответить. Потому что внезапно налетел ветер, бледное зимнее небо потемнело, и сквозь стремительный шквал камнем вниз упала огромная черная птица. Опустившись на землю, она обернулась женщиной в одеждах цвета ночного неба, высокой и стройной. Ее черные волосы развевались на ветру, точно дым, на губах мелькнула ироничная усмешка, которую она постаралась скрыть, подойдя к Эдгару. Тот расплылся в улыбке, протянув ей руку. - А-а, сестрица Инга почтила нас своим вниманием! Расскажи нам, что нового в мире! - проговорил он вкрадчиво. Угольные брови Инги нахмурились при этих словах. - Я просила тебя! - проговорила она сдержанно. - Об этом не здесь. Пойдем в мои покои, - сказал он, оглядевшись по сторонам. Тем временем воспитанники, заметив, что никто больше не следит за ними, побросали оружие и принялись перебрасываться снежками, слепленными из сброшенной в сторону большой кучи снега. Так как снежки они лепили по своей силе, то в воздухе теперь со свистом проносились целые снежные глыбы, способные снести голову кому послабее. Но развлекающиеся воспитанники йотунов только оглушительно хохотали, когда в кого-то из них врезался очередной великанский снежок. Инга брезгливо поджала губы при виде них, и, не оглядываясь больше, направилась во дворец так быстро, что Эдгар едва успевал за ней. В просторной комнате горели факелы, освещая развешенные на стенах драпировки из шкур белых медведей. Очага не было: те, кто жил здесь, не нуждались в тепле. Вождь Йотунов усадил гостью в почетное кресло напротив своего и велел принести для них обед и медовый напиток. - Так слушай, Инга, - начал он вкрадчиво, глядя ей в глаза. - Чем ты недовольна? - Ты знаешь, чем, - ответила она, сосредоточенно нарезая жареное мясо. - Зачем ты навязываешься мне в братья? У могучего Хресвельга не было сыновей. - Но для народа лучше, чтобы считали иначе, - выразительно отвечал Эдгар. - Я из Клана Орла, как ты и твой отец, верно? Значит, только один из наших мог быть моим отцом, если матерью была великая королева Морна. Этого достаточно, чтобы йотуны признавали меня вождем. И, значит, ты - моя сестра по отцу. - Но это ложь, и ты прекрасно знаешь! - фыркнула Инга. - Никогда королева не отдавала предпочтения моему отцу, как и другим вождям Кланов, как бы они ни желали того. Она не ставила никого из них выше других. - О, ты так думаешь? - глумливо усмехнулся Эдгар. - Ну что ж, тогда объяви на тинге, что я не брат тебе, а заодно уж расскажи, что единственным, кого повелительница Морна желала сделать своим мужем и соправителем, был человек, да еще и из проклятого рода Асгейра, потомок Рагнхильд Отступницы, ее будущий убийца! И простись навсегда с надеждой отомстить за отца, потому что после этого йотуны уже никому не смогут верить, и ни за кого не пойдут сражаться. Эдгар вложил в эту речь столько силы, что Инга на некоторое время замерла неподвижно, будто потерянная. Наконец, нехотя кивнула. - Я не собираюсь порочить погибших. И я говорила не о них, а о тебе. Зачем тебе понадобилось отдавать пленных человеческих женщин на ложе своим воинам, плодить полукровок? Зачем ты тратишь Зелье Жизни, бывшее тайной тайн у племени Имира, ускоренно выращивая их? Не по заветам предков смешивать кровь с людьми. Чем же тогда виновата Рагнхильд Отступница, которую весь Йотунхейм проклинает уже пять сотен зим? Но и на это у Эдгара был готов ответ. Он хорошо обдумал, чем убедить сомневающихся. И теперь усмехнулся, играя золотой цепью на шее, знаком главы рода: - Тут нечего сравнивать! Рагнхильд ушла к людям, и ее потомки все были людьми. Тем не менее, нам есть чему поучиться и у них. Если Стирбьерн - даже не полукровка, а далекий потомок йотунов, - смог одолеть могущественнейшую из племени Имира, что смогут сделать сотни полукровок, обученные нами? Тысячи, десятки тысяч? Они не понимают страха смерти, не знают сомнений, и сомнут все поселения людей, как мокрую тряпку! - Значит, ты решил побить людей их же оружием? - Инга покачала головой. - Но позволь тебе заметить... братец: Стирбьерн куда лучше сознавал свою цель, чем это возможно для твоих созданий. Это же идиоты! Твое зелье превращает младенцев во взрослых воинов, но у них остается ум младенца. И ты думаешь, они смогут победить людей, защищающих свою жизнь и свой дом?! - Я пущу их в ход не раньше, чем их будет достаточно для большой войны, - невозмутимо отвечал Эдгар. - Полукровкам не нужен ум. Думать за них будем мы, чистокровные потомки Имира. Все, что от них требуется - звериная сила и боевой задор, а этого у них хватает. Кроме того, они сильнее самых крепких людей. Так что, когда мы заселим Землю Фьордов и продвинемся дальше, людям следовало бы сказать спасибо, что мы улучшаем их чахлую породу... Ты еще о чем-то хотела спросить меня, Инга? - Нет, - черноволосая женщина склонила голову, размышляя. - Я знаю, ты не из тех, кто меняет решения, и ни к чему спорить с тобой. Я знаю, что ты жаждешь власти, а не справедливости, о которой говоришь так много. Но ты один не сломался и готов по-прежнему бороться за наше дело... Дочь Хресвельга встала, чтобы уйти. Эдгар склонился к ней и почтительно поцеловал обе руки. - Я очень рад, что ты это понимаешь, милая сестрица! - сказал он на прощание. Инга стремительно вышла из кабинета, не оглядываясь назад. Спустя несколько мгновений она, вновь обернувшись черной птицей, взмыла в небо, взвихрив крыльями целую тучу снега.