Нарисуй меня

- Скажите мне, Тина, как долго я буду выгораживать вас перед президентом? Тина слушала этот вопрос каждый месяц. Неделю. В этот раз в холодном голосе Персиваля Грейвза звучала усталость. Он устал ее спасать. Было бы проще уволить нерадивого аврора, понизить, но внутренний голос подсказывал, что девчонка когда-нибудь окажется полезной конгрессу. Магической Америке. Каждый раз, выслушивая этот вопрос, Тина молчала. Она опускала голову и рассматривала свои ботинки. Что она могла ему ответить? Простите, мистер Грейвз, но я совершенно случайно выдала себя и операцию преступнику. Простите, мистер Грейвз, но я совершенно случайно попала заклинанием не в того, кого нужно. Простите, мистер Грейвз, но я совершенно случайно уродилась такой непутевой… - Вам снова нечего мне ответить? Девушка утвердительно покачала головой, все так же стоя с опущенной головой, словно провинившаяся школьница. В глазах уже стали собираться слезы, но, убереги ее Мерлин, ее влажные глаза увидит Грейвз. - Так и будете играть в молчанку? – он устало потер переносицу. – Можете идти. Но я спасаю вас в последний раз. - Спасибо, - на выдохе сказала Тина и поспешила скрыться за дверью. Грейвз откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Кого ты обманываешь, Персиваль? Завтра ты снова будешь искать слова для оправдания Голдстейн перед Серафиной. Тина без сил рухнула на стул и опустила лицо в ладони. Грейвза здесь нет, можно дать волю чувствам. Одна слеза пробила стену из пальцев и упала на стол. Тина поспешила убрать ее рукавом блузки. Сегодня ее не уволят, но, если она и дальше продолжит доставлять неприятности аврорату (да чего тут греха таить – самому Грейвзу), она вылетит из конгресса быстрее, чем успеют поймать Гриндевальда. Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, Тина вернулась к работе. Стол был завален незаконченными отчетами, всевозможными ориентировками, а магический ежедневник пестрел от количества дел. За всем этим хаосом пряталось то, что к работе не имело совершенно никакого отношения. Рисунки. Быстро наброшенные силуэты мужчины. Когда появляется твоя родственная душа, ты начинаешь ее рисовать. Сначала очень размыто, просто делая эскиз. Потом рисуешь со спины, и линии ставятся четкими и ясными. И только потом переходишь к лицу. Тина никогда хорошо не рисовала, но однажды, после очередного выговора Грейвза, она взяла листок бумаги, карандаш и, будто находясь в каком-то забвении, нарисовала спину мужчины. В пальцах чувствовалось приятное покалывание. Мозг не отдавал себе отчета, а рука с карандашом беспощадно двигалась по бумаге. С каждым днем рисунков становилось все больше и больше. Тина рисовала и на работе, и дома. Она видела, как рисовала Куинни, как однажды на ее рисунках появилось лицо ее родственной души. Сама же пряталась, словно в этом было что-то постыдное. Сейчас она чувствовала огромную потребность в рисовании. В голове появился новый образ, и ей не терпелось перенести его на бумагу. Чистый лист долго искать не пришлось. Линия за линией Тина вырисовывала овал лица своей половинки. Пальцы горели огнем, но она продолжала водить карандашом. Острые скулы, правильные черты, пара морщинок, аккуратно уложенные волосы. Рука резко остановилась, когда она закончила рисовать воротник рубашки и добралась до лица – нарисовать глаза, губы… Жар пропал, а карандаш выпал из рук. Ей не суждено сегодня узнать свою родственную душу. Тина поспешила спрятать рисунок в ворохе бумаг. - Не может быть, Тина. Ты нашла свою родственную душу! От голоса сестры Тина в испуге встрепенулась и выронила рисунок. - Что ты несешь, Куинни? – прячась под столом от сестры, чтобы достать рисунок, и чувствуя, как краснеют ее щеки, попыталась оправдаться она. - Я знала, знала, что этот день наступит! – радовалась младшая Голдстейн, обнимая сестру за плечи. – Кто он? – заговорщицки прошептала она. Хорошо, что Куинни все это время не стремилась заглянуть в ее мысли. Хорошо, что не пыталась сделать это сейчас. - Я не знаю, - тихо сказала она, чтобы никто ненароком их не услышал. – Сначала это были простые силуэты, сегодня – овал лица. Но это довольно взрослый мужчина. Я рисовала морщины. - Как долго? - Полгода. Куинни вздохнула, потому что это был очень длинный срок. Полгода Тина жила в неведении, кого выбрала для нее судьба. - Он снова грозился тебя уволить? – теперь она точно копалась в голове Тины. - Да, - не стала скрывать правду она. Куинни сильнее обняла сестру. - Все будет хорошо, скоро проявится портрет, - утешала она, но Тине не нужно было сострадание. - Мне все равно, кто это, - резко одернула ее руки Тина, засунула рисунки в папку и спрятала ее в ящик стола. - Ты не знаешь, что такое видеть свою половинку на рисунке, но знать, что вы никогда не будете вместе, - глаза Куинни застелили слезы. Тина знала, кто изображен на рисунках сестры. Это был немаг Якоб Ковальски, владелец пекарни. Куинни часто бегала к нему за выпечкой, пока однажды не стала рисовать. У мужчины тем временем на торте появился силуэт девушки так похожий на силуэт Куинни. По закону Куинни не имела права быть его женой. Просто потому, что он немаг. Вот только судьбе никакие законы не писаны. - Прости, - Тина взяла сестру за руку. - Ты не понимаешь своего счастья, - по щеке пробежала слеза. – Возможно, он волшебник и с ним ты будешь счастлива и любима. Чего не скажешь обо мне, - последние слова она прошептала. Девушка заключила Куинни в крепкие объятия. Больше всего на свете она хотела, чтобы младшая сестра никогда не плакала. Она хотела видеть ее в белом платье, счастливой и рядом со своей родственной душой. Неужели это так сложно, судьба? *** Вечером Тина рисовала снова. Это была скорее тень, но в полный рост. Высокая, точеная фигура с широкими, крепкими плечами. Снова уложенные волосы и руки почему-то оказались в карманах брюк. Тина была уверена, что это были именно брюки. Строгие такие. Но эти руки… До боли знакомая привычка. Тина закусила карандаш. Интересно, а мистер идеальный мужчина Грейвз тоже рисует? Девушке захотелось засмеяться от одной только мысли об этом. Серьезно, Грейвз, выводящий линии тонкой талии какой-нибудь девушки. А в порыве вдохновения еще высовывает язык. Теперь Тина откровенно улыбалась. Нет, такие уже вряд ли рисуют. У таких уже определенно кто-то есть. Кто она – родственная душа Персиваля Грейвза? Определенно она моложе его, но старше Тины. Она очень высокая и статная, обязательно с аристократическими корнями. У нее длинные черные волосы, которые водопадом струятся по спине, которая всегда идеально прямая. Она красива с лица, каждая черта ее идеальна, словно высечена каким-нибудь скульптором. И у нее большие, цвета крепко заваренного зеленого чая глаза с густыми ресницами. От полета своей бурной фантазии Тина горько улыбнулась. Она далеко не такая. Волосы она обрезала как только поступила на службу в аврорат. Она всегда предпочитала слегка сутулиться, так делая себя на пару сантиметров ниже. Глаза у нее всегда были запуганными, а цвета самого обычного – карие. И одевалась она всегда в мешковатые вещи. Главное, чтобы удобно было. Совсем противоположность идеала Грейвза. Собственно, почему она сейчас думает о своем начальнике? Она должна его ненавидеть за то, что тот грозится ее уволить. Но в душе даже нет ни капли обиды. Только мысли, которые как теплое одеяло греют ее по ночам. И сны, которые никогда не станут явью. *** - Где же он? – Тина не заметила, как уже вслух звала свой отчет, который так требовал Грейвз. – Я же клала его на видное место. Она перебирала папку за папкой, достала все содержимое ящиков. Как сквозь землю провалился. Грейвз четко дал ей понять, что ждет отчет в десять утра. На часах уже было без пяти. На лбу уже появилась испарина, а нужная бумага не спешила находиться. - Голдстейн, неужели вы способны не справиться с простейшей задачей – положить отчет мне на стол, - резко появился перед ее столом Грейвз, внимательно ее осматривая, держа руки в карманах брюк. От неожиданности Тина вздрогнула с кипой бумаг в руках, от чего последние взмыли в воздух и упали на пол. Перед глазами возник злополучный отчет. - Вот он, сэр, - Тина протянула ему бумаги, стараясь не смотреть в глаза. Уголки губ Грейвза слегка дернулись вверх, и он взял отчет из ее рук. Мужчина только собрался уходить, как в поле зрения попали далеко не отчеты рейдов. Рисунки. Тина проследила за взглядом начальника и в ужасе поспешила собрать их, но Грейвз уже стал их поднимать и изучать. Брови задумчиво сошлись на переносице, появилась морщинка. Он перебирал рисунок за рисунком, а Тине хотелось сгореть от стыда. - Вам необязательно это смотреть, сэр, - она опустила голову. - Кому-то достанется жена-катастрофа и тридцать три несчастья, - весело сказал он. Тина подняла глаза: Грейвз улыбался. Нет, он смеялся над ней! Девушка со злостью вырвала из его рук рисунки. Она бросила на них полный ненависти взгляд и одним движением разорвала. - Никому она не достанется. Я не верю во всю эту чепуху. Она развернулась на каблуках и ушла, оставив Грейвза в недоумении. Он хмыкнул и пошел к себе в кабинет. Пальцы Тины пронзил адский жар. Она не заметила, как ринулась к ближайшему столу, схватила листок и карандаш и принялась рисовать. Раз линия, два линия. Силуэт. Три линия, четыре линия. Овал лица. Пять линия, шесть линия. Строгий дорогой костюм. Семь линия, восемь линия. Руки в карманах. Девять линия, десять линия. Густые брови и внимательный взгляд. Тина перестала дышать и лишь спустилась по стене, крепко сжимая рисунок. Она ожидала увидеть на нем кого угодно, только не его. Грейвз положил отчет Тины на стол. Он никогда не спешил их читать. Отчет самого безбашенного аврора предпочитал оставлять на десерт и смаковать. Тина умела писать. Может, даже лучше, чем ловить преступников. Пальцы снова приятно покалывало. Желание рисовать стало постепенно притупляться. Грейвз открыл ключом ящик стола и достал оттуда папку. На первом рисунке была смазанная тень девушки. На втором – ее тонкий силуэт. На третьем – спина с небрежно наброшенным пальто. На четвертом – тонкие, сжимающие медальон, пальцы. На пятом – овал лица, обрамленный непослушными волосами. На шестом – девушка в полный рост в одежде, которая была большего размера, чем было нужно. На седьмом – только испуганные глаза. На восьмом – снова овал лица и тонкая шея, которую совсем немного касались волосы. На девятом – профиль девушки с полным решительности взглядом. На десятом – на Персиваля Грейвза смотрела она. Та, чьи рисунки он собирал пару минут назад. Интересно, а кого рисует Порпентина Голдстейн?