Одинокое оперное привидение

Январь 1879 г.

      Он сидел на диване, завернувшись целиком в плед, читал какую-то серьезную книгу и не хотел, чтобы его беспокоили.       — Я принесла вам чай, — она поставила чашку крепкого чая на журнальный столик. — Мне надо бы пройтись, вы не против?       Он пожал плечами, даже не глядя на нее.       — Эрику все равно, — его голос прозвучал слабо и безразлично. Мужчина выглядел измотанным и невыспавшимся, и Кристина хотела бы поговорить с ним, но не находила в себе ни смелости, ни мудрости. Ей следовало бы быть с ним милее, но она просто не могла.       На улице стояла лютая зима, и ей до дрожи хотелось поскорее туда — на мороз, чтобы щеки становились красными, а пальцы немели от холода. Она получала огромное удовольствие от столкновения с этими трудностями.       — Кристина может делать все, что она пожелает, — снова прозвучал тихий и безжизненный голос. — Эрику действительно все равно, но будет лучше, если он не будет этого видеть. Ему тяжело…       Она присела рядом и, помедлив, коснулась его худого плеча. Эрик вздрогнул и, закрыв книгу, обратил на нее усталый взгляд глубоко посаженных золотистых глаз.       — Эрик же попросил Кристину… пусть она уходит, ему нужно побыть одному, ему плохо, он не хочет никого видеть! — безразличие сменилось раздражением, и он заговорил очень быстро и нервно. — Как же она этого не понимает!       — Да, да… — она опустила голову, убирая руку. Ей отнюдь не хотелось раздражать учителя. — Я уже ухожу.       Он кивнул.       — Дверь, одежда, ключи — все в передней, — буркнул он.       Девушка встала и молча вышла из комнаты.       Такие диалоги были для них двоих обычным делом. Кристина понимала, что Эрик не может быть таким, как все нормальные люди, но каждый раз он почти что выводил ее из себя. В конце концов, он всего лишь ее учитель, с которым она старается быть милой...

Октябрь 1878 г.

      Эрик бродил по Опере, не зная, чем бы заняться. Вдохновение покинуло его вовсе, а театр был пуст: понедельник всегда был выходным днем, и никого еще не было внутри в девять утра. Темные коридоры и светлые пустые залы одинаково раздражали его, и мужчина отправился в любимую ложу номер пять. Там было тихо и пусто, как и в самом зале, но здесь ему никто не мог помешать. Мужчина прислонился спиной к любимой колонне, но, поразмыслив, опустился на стул — на него вдруг накатила странная усталость. Очевидно, ему не стоило приходить сюда, но бессонница замучила его вконец.       Тишина начинала действовать на нервы, и Эрик побарабанил пальцами по коленям. Он вслушался в тишине зала и осторожно, прячась за бархатной красной портьерой, подошел к краю ложи. Убедившись, что внизу и на сцене никого нет, мужчина выглянул и вовсе. Встав посередине, он расправил плечи и запел: сначала негромко, но с каждым мигом все более и более выразительно. Это была ария Тореадора из «Кармен», поставленной всего три года назад. Эрик всегда считал ее немного легкомысленной, но сейчас ему хотелось петь, и петь именно ее.       Его голос заполнял пустынный зал, заставляя Эрика почувствовать себя не жалкой тварью из подземелий, но вновь человеком, и человеком талантливым. Слишком редки были минуты, когда он мог в это поверить, и оттого были они столь ценны.       Когда он замолчал, снизу послышались робкие хлопки.       Хорошенькая блондинка в дорогом синем платье, казавшаяся ему сверху очень миниатюрной, стояла в партере и смотрела на него с восторгом.       — Это невероятно! — воскликнула она, заметив его взгляд. Отчего-то Эрик не метнулся за портьеру, не попытался исчезнуть — нет, он ждал и ждал с интересом. Девушка заинтересовала его даже слишком сильно, и Эрик впервые за долгие годы почувствовал какое-то приятное волнение. Она прижала руки к груди и запела. Ария Кармен звучала как-то наивно, а отнюдь не страстно, но даже в тишине пустого зала ее пение поразило Эрика. Он вдруг понял, чего он так ждал все время.       Он ждал эту девочку с голосом ангела.       Да, она должна еще поработать, и поработать довольно много, но, во-первых, она поет а капелла, а, во-вторых, она вряд ли распевалась достаточно хорошо...       Эрик смотрел на нее с возрастающим интересом.       — Кто вы? — наконец спросил он.— Вы ангел, спустившийся на землю?       Девушка рассмеялась и нервно оглянулась.       — Кристина Даае. Хористка.       Эрик чувствовал: это имя станет его приговором на ближайшие несколько месяцев.       — Я мог бы обучить вас... и сделать из вас приму.       Эрик и сам не заметил, как нашел в себе силы говорить нормально. Он смотрел лишь на нее.       — Но вы потребуете что-то взамен! Никто не делает таких подарков просто так! И потом... а кто вы?       — Поднимитесь наверх, — он тяжело вздохнул. — Поговорим чуть поудобнее.       Он встретил ее возле лож.       — Ну и? — поинтересовалась Кристина, глядя на него снизу вверх. Она едва доставала ему до груди, и Эрик отчего-то представил, как она становится на табуретку, чтобы заглянуть ему в глаза.       Он нервно поправил черную маску и посмотрел на девушку с какой-то смесью волнения и смятения.       — Вы ничего мне не должны... — начал он, и тут его прорвало. — Ваш голос прекрасен! Если уж восхищаться человеческим голосом, то вашим! Вы ангел, Кристина...       Она вздрогнула и посмотрела на него с робкой улыбкой.       — Но кто вы? — девушка смотрела на него в смятении.       — Зовите меня Эриком. Это имя подходит мне более всего... Так что, Кристина, вы согласны стать моей ученицей? Мы могли бы встречаться в пустой гримерной в конце коридора. Там всегда заперто, но я дам вам ключ...       Помедлив, Кристина кивнула. Она не выглядела более напуганной и, по-видимому, хотела рискнуть.

Февраль 1879 г.

      — О! Кристина решила посетить скромный приют озерного отшельника! — встретил ее язвительный голос мрачного хранителя озерной глади на пороге дома. — Как видите, здесь все по-старому...       — Мне не стоило тогда так говорить с вами, — она выцепила взглядом не до конца отстиранные красные пятна на рукавах рубашки, которые он так стремился скрыть, тревожно взглянула в его лихорадочно блестящие безумные глаза и потянулась ладонью к нему, точно желая коснуться. — Повод для ссоры был пустяковый, ведь правда?       Она не искала им обоим оправданий, но ей хотелось бы избавиться от этих воспоминаний поскорее.       Эрик осторожно положил ей руки на плечи. Она смотрела на него снизу вверх.       — Эрик, вы правда так скучали по мне?       Он вздохнул и едва слышно заговорил, и от его слов у Кристины внутри что-то отвечало болью.       — Эрик не может ни жить, ни спать, ни есть без Кристины. Он задыхается без нее, как будто бы эти стены становятся ему ненавистнее с каждым мигом. Господи, неужели Кристина этого не понимает?! Он любит ее... о, Кристина, позвольте Эрику эти чувства!       Он упал ей в ноги, целуя подол ее платья.       — Он у ее ног, бедный несчастный влюбленный! Кристина должна полюбить его! Ему так плохо... он, наверное, сошел с ума, но только он грезит о ней каждый день... ну почему она не приходила так долго? Она думала, что Эрик придет сам? Он был болен, болен... И ему до сих пор так страшно и плохо, он так хочет ее нежности, он мечтает об этом более всего на свете! Это унизительно — молить женщину о таком, но Эрик будет молить, потому что добровольно ему никто не сдастся!       — Эрик, — только и смогла сказать девушка, приседая на корточки и гладя своего несчастного учителя по волосам. — Господи, мой бедный Эрик!       Он сел на полу, глядя умоляюще и измученно. Кристина не выдержала. Она поднесла его руки к губам и нежно поцеловала, грея в своих ладошках.       — Вы не один, — прошептала девушка, преданно глядя ему в глаза. — Не один.

Декабрь 1878 г.

      Она блистала на сцене, и о ней писали газеты. Эрик сдержал свои обещания — он помог ее голосу стать ангельски прекрасным, и он ничего не требовал взамен. Они занимались очень усердно, и хоть иногда Кристине казалось, что они совершенно зря тратят свое время, ее успех заставил девушку поверить в ненапрасность ее действий.       В Опере сменилось руководство, а Карлотта умудрилась подхватить ужасную простуду, с которой намеревалась все равно петь, но просто не могла сдержать кашля. Ее отправили домой, утверждая, что придется вернуть зрителям деньги — прима выжила свою предыдущую дублершу из театра за несколько дней до инцидента. Кристина робко предложила свою кандидатуру, и уже в тот же вечер стояла на сцене и пела Маргариту.       Эрик сознался ей, что плакал, как дитя, слушая ее, так она растрогала его. «Вы представляете, как это глупо? Мне уже немало лет, а я услышал вас и разрыдался», — говорил он, нервно отпивая вина. Они устроили маленький праздник на двоих — учитель и ученица. Эрик много пил, не беря ничего в рот, Кристина же сделала лишь глоток вина, зато вдоволь наелась дорогим сыром и сладкими булочками. Учитель был очень печален, но она не находила в себе смелости спросить о причине.       — Кристина теперь не нуждается в уроках Эрика, — девушка заметила, что в минуты волнения ему свойственно говорить вот так странно. В последнее время он делал это почти все время, когда переставал контролировать себя. — Эрик мог бы потребовать с нее плату, но он всего лишь хочет, чтобы Кристина сделала кое-что для него...       — Что же я должна сделать? — ее ладони вспотели от волнения, а щеки стали отчаянно пунцовыми. Неприличные мысли тут же пришли ей в голову, и она ужаснулась им.       — Кристина ведь умная девушка... Она догадалась, что Эрик такое. Она много общается с балеринами и хористками, которые думают, что знают все про Оперу... знают они и про Призрака. Страшное, не заслуживающее сострадания чудовище, обитающее в ложе номер пять? Да, они говорят так. Но ведь Кристина и сама может отличить правду от вымысла.       Он будто бы боялся смотреть ей в глаза, и девушка все поняла.       — Вы Призрак. Оперное привидение... Легенда, ставшая реальностью.       — Оперное привидение, — кивнул мужчина, поднимая на нее печальные золотистые глаза. — Очень одинокое оперное привидение. Кристина — первый человек за долгое время, с которым Эрик по своей воле заговорил; первый человек, который не боялся его... может ли Эрик попросить Кристину о маленьком чуде для него? Может ли Кристина иногда приходить к нему и говорить с ним? Ему это так необходимо... Он покажет ей свои подземные владения! У него прекрасные меблированные комнаты внизу... о, Кристина, скажите да!       — Было бы глупо бояться вас теперь. Я буду приходить к вам...

Март 1879 г.

      — Вы правда думаете, что ваше состояние можно охарактеризовать как «все в порядке»? Эрик, вас шатает, вы еле стоите на ногах... Черт возьми, да почему вы всегда доводите себя до этого состояния, стоит мне хоть на неделю вас оставить?! — Кристина не находила слов от злости. — В первый раз вы пытались порезать себе вены, во второй — забыли есть, в третий — не рискнули спать... Что за черт?!       — Ради всего святого, помолчите... голова просто раскалывается, — Эрик полулежал в кресле, нервно потирая лоб. Кристина встревоженно наблюдала за ним.       Эрик впервые не попытался никак оправдаться, и девушка напряженно следила за ним.       — Может, вам лучше прилечь? У вас есть замечательная спальня... она, конечно, моя, но только я все равно почти не ночую здесь.       Комнаты Эрика Кристина откровенно боялась, ведь внутри она как-то увидела гроб, а он, заметив, что она подглядывает, сообщил, что это не комната, а склеп, и ему там лучше работается. Эрик никогда не показывал ей ничего из того, над чем он работал, лишь раз обмолвившись, что это опера.       — П-п-пожалуй, — его зубы выбивали дрожь, и его сильно шатало, когда он шел, заботливо поддерживаемый девушкой, по коридору. Она с трудом удержала его от столкновения с дверью. Мужчина свалился на кровать абсолютно без сил, и девушке даже показалось, что он потерял сознание. Девушка укутала его в одеяло, жалея, что не может приподнять маску и положить ему на лоб компресс — она уже поняла, что его лихорадит. Но ведь Эрик просил ее не трогать маску...       — Только не уходите, — он схватил ее за руку, стоило ей подняться с кровати. Кристина тихо вздохнула и свободной рукой погладила его по спине.       — Все хорошо... я здесь.       Он погрузился в беспамятство, метаясь по постели и то сбрасывая одеяло, то, напротив, закутываясь. Он бормотал что-то невнятное, хватал ее за руку и все время звал ее по имени.       Спустя пару часов девушка не выдержала.       Она отогнула краешек маски и положила ему на пылающий лоб для начала свою ладонь (одно это подействовало успокаивающе на него), а спустя некоторое время соорудила уксусные компрессы, которыми и сбивала его жар всю ночь. Кристина не думала ни о чем, кроме как о его ужасном состоянии. Она так и не решилась посмотреть на его лицо — она была слишком труслива.       В эту ночь она впервые испугалась потерять его.

Ноябрь 1878 г.

      — А можно мне взглянуть на ваше лицо? Почему вы всегда прячете его от меня?       Эрик тяжело вздохнул и посмотрел на нее с непониманием.       — Зачем вам это?       — Мне просто любопытно... ведь всегда интересно, с кем имеешь дело!       Мужчина встал со стула, на котором сидел, скрестив руки на груди, и подошел к застывшей у окна Кристине. Неожиданное ноябрьское солнце заливало гримерную, и Кристина могла заметить, как ее учитель избегает стоять в его лучах, стремясь забиться в тень. Он задернул шторы, но в комнате все еще было светло.       — У меня безумно болят глаза от этого света. Так гораздо приятнее, верно? — пояснил он свои действия недоумевающей девушке. — Быть может, вы хотите отдохнуть?       — Вы не ответили на мой вопрос, — заметила девушка. — Разве так плохо желать этого?       — Да, — вздохнул Эрик. — Женское любопытство способно выпустить все самые страшные напасти в мир... Знаете про ящик Пандоры?       — Я знаю эту легенду, но... но что может произойти плохого сейчас? Эрик, что за тайну вы скрываете? Что не так с вашим лицом?       — У Эрика нет лица, — он опустил голову, нервно сглотнув. Он долго боролся с собой, прежде чем вновь заговорил. — Вам правда лучше не видеть этого. Никогда. Вы отшатнетесь, и вы никогда больше не заговорите со мной. Пообещайте, что вы никогда не сдернете с меня маску, Кристина.       Она побледнела и осторожно взяла его за руку, спрятанную в черную перчатку. Кристина не могла представить человека без лица, но она готова была сохранить его тайну и не тревожить лишний раз его скелеты в шкафу.       — Обещаю. Обещаю, Эрик.

Апрель 1879 г.

      — Кристина, успокойтесь! Это всего лишь плохой сон.       Она спрятала свое лицо у него на груди, обнимая за шею. Он робко прижал ее к себе, боясь разрушить ту магию, которая вершилась сейчас. Тепло ее тела успокаивало его и вселяло уверенность. Она долго всхлипывала, не отпуская его ни на мгновение, прежде чем наконец посмотрела ему в глаза, чуть отодвинувшись.       — Мне приснилось, что меня утаскивают мертвецы в ад... Они хватали меня за руки, Эрик, они тащили меня в бездну, а вас не было рядом, и никто не спас меня... — шептала она, с мольбой глядя на него. Эрик погладил ее по заплаканной щеке.       — Я всегда буду рядом, дорогая моя Кристина.       — Вы сейчас говорите это серьезно? — она смотрела на него не отрываясь, и Эрик взволнованно кивнул. Ее щека была мягкой и теплой.       Он был мертвецом, но должен был защищать ее от подобных себе. Какая ирония...       Кристина словно бы ждала чего-то.       И Эрик решился. Он сделал последнее движение и сократил расстояние между ними, требовательно целуя ее в сухие губы. Кристина ответила ему с робостью подростка, и поцелуй получался какой-то неравноправный, совсем как танец, в котором может вести лишь один.       — Теперь я верю, — прошептала девушка, опуская смущенно глаза. — Вы всегда будете со мной...       Эрик не знал, как ему хватило глупости на этот поцелуй, но только он понимал, что это было не менее смелым поступком, чем давным-давно, в октябре, ответить на ее слова.       Он больше не был одинок, и Кристина будто бы поняла, о чем он думает.       — Вы больше не чувствуете себя одиноким оперным привидением? Теперь вы мое личное любимое привидение.       Эрик рассмеялся и прижал девушку к себе.       — Это ведь не так и плохо, верно?