Привязанный

      Я — призрак. Призрак, привязанный к старой усадьбе. Её не пощадило время. Ну а я не изменился.       Раньше я мечтал о бессмертии. А сейчас понял как это ужасно. Ты просто живешь без цели, уже много чего повидавший, изменивший своих старым взглядам, мыслям, изменившийся своей душой, но никак не телом. Но я давно мертв, и меня никто не видит. Я обречен на одиночество. На вечное одиночество.       Вообще, знаете что это такое? Это одна из прекраснейших в первое время, но ужаснейших в последующее существо. Да, именно существо. А ещё оно обманчиво. Сначала его молчание завораживает, ты готов променять всё на свете лишь на этот чистейший звук, не сравнимый ни с какой прекрасной мелодий. Потом ты сходишь от него с ума. Постепенно. Незаметно. И как только ты это поймешь — уже будешь не в силах скрыться. Оно возьмет тебя в свои железные тиски и сдавит тебя со всех сторон. И только тогда пожалеешь, что не заметил подвоха с самого начала.       Ещё этот хитрец затянет тебя в свой собственный водоворот. Водоворот бесконечности и вечности. Сначала у тебя появится куча свободного времени на мысли, а потом они же поглотят тебя полностью. Постепенно. Незаметно. Ты снова окажешься зажат между голоса своего же разума, который в тишине будет звучать ещё громче, чем твой собственный крик.       Но что ты сошел с ума, поймешь не сразу.       Ты продолжишь свою жизнь. Но одиночество уже не выйдет из тебя. Оно станет кусочком твоей души, который, вынув, развалит всё остальное, словно пирамидку, так тщательно построенную по кусочкам, которые теперь выпали и разбились вдребезги.       Тебе всё чаще будет нужен покой, ты будешь искать уединение даже в огромной разномастной толпе. Тишина заменит тебе общение, а твой разум — собеседника. Вот тогда-то всё окажется потеряно.       Но я ещё держусь, как и мой любимый обветшалый особняк. Время ничего никогда не жалеет. Я до сих пор помню стоящий на окне горшочек с розами, которые сейчас превратились в дикие цветы и разрослись по стене, местами обваленному подоконнику и даже добрались до проломленного потолка. Когда-то здесь было два этажа. Но постройка давно уходит под землю, и теперь здесь один полуразрушенный этаж.       Я не могу покинуть это место. Но я даже рад. Потому что, покинув его, я бы наверняка лишился самого дорогого — моих воспоминаний.       «Но воспоминания не заключаются в вещах, они заключаются в памяти» — скажете вы.       Отнюдь, вы не правы. Возможно, только отчасти. Ведь, согласитесь, иногда определенные вещи вызывают воспоминания быстрее, чем ты бы захотел что-то вспомнить перед сном, а затем просто забыл и уснул. Открою вам секрет: каждый предмет этого мира хранит воспоминание. Но для каждого ценнее тот, что носит бесценный момент, который вы бы ни за что не хотели забыть. Некоторые носят менее ценные, краткие, но счастливые. Та же самая старая мягкая игрушка. Потрепанная, с пришитой вместо глаза пуговицей. Но, беря её, вы погружаетесь в детство, сами того не желая.       А мои самые бесценные воспоминания хранят старые виниловые пластинки. Да, те самые, которые проигрывают старинные граммофоны с едва слышными помехами. За долгие годы моего существования я научился ухаживать за ними: пугать и выгонять из их картонных упаковок засевших безрассудных паучков, сдувать с их гладкой черной поверхности пылинки, осторожно класть и проигрывать с помощью граммофона. Каждый день я прослушиваю по одной пластинке. Их у меня много, мне не приходится скучать. А когда очередь приходит к последней, на следующий день проигрываю снова первую. И так по кругу.       Так внезапно затягивают старые чувства, что успеваешь погрязнуть в них настолько, что потом, очнувшись, ты с горечью вспоминаешь о том, что это лишь отголоски давно ушедшей жизни, которую, как ни хватайся, уже не вернуть. Она убежала, утекла вместе с потерянным временем.       Каждый день звучит разная музыка. Вальс, танго, отрывок из балета, какая-то радио-передача. И насколько бы короткозвучной она не была, остается всё равно бесценной. Кажется, если на её поверхности появится хоть одна царапинка, моё прошлое исказится, и я вместе с ним. Не хочу этого. Ведь это всё, что у меня осталось.       Иногда я слушаю диски один раз, иногда больше. Но я не позволяю себе слушать их больше трёх, ведь тогда бы их звучание доставляло мне только ужасное чувство ностальгии.       Сегодня я слушаю вальс. Закрываю глаза. И снова вижу перед собой большой зрительский зал. В минутной тишине отчетливо слышны звуки моих торопливых шагов. Хореограф снова отчитывает меня за опоздание. Я опускаю голову, как и подобает провинившимся, и устремляю взгляд в пол. Я не хочу лишиться моего места в танцевальной группе. Преподавательница сразу же смягчается и велит мне снова занимать своё место. Включают пластинку, играет этот самый вальс. Мы легко кружимся с моим партнером по залу, лавируем между других пар. А потом я невольно оседаю на пол. Все озабочено склоняются надо мной.       С этих пор я больше не могу заниматься танцами. И каждый шаг тогда давался мне с трудом. Боль едва ли отпускала меня. Но сейчас я мертв, и это уже не важно.       Зато это дает мне веру. Веру в то, что я жил. Жил и занимался любимыми делами. Чувствовал боль, досаду, разочарования. Чувствовал всё.       А сейчас я — призрак. Призрак прошлого, настоящего и будущего. Я вечен. Мои воспоминания тоже. Я никуда не могу уйти. Они — тоже. Я — привязанный. Но не к месту. К ним.