Обречённые помнить

Рей не думала о будущем, что казалось бесформенной, неразличимой массой. Сгустком воскресших надежд и крохотных шансов, похожих на прозрачную пыль. Легко было лишиться этих шансов, растерять в нескончаемой пляске наступления и бегства, сопротивления и подчинения. Рей верила в непременное восстановление расшатанного баланса, нарушенной гармонии. Устремила свою жизнь в направлении к свету, что разгорался слишком далеко и порой и вовсе походил на выдумку. Мираж, за которым не угнаться… Но в тот вечер перед отлётом на планету, где укрылся Люк Скайуокер, Рей и самой себе боялась признаться, что за раскалывающие сердце мысли упрямо роились в голове. Боялась сказать, чей облик, овеянный густыми тенями и хлопьями летящего снега, продолжал сводить с ума и плавить душу, словно пронзённую разрушительной энергией светового меча. Убийственным сиянием красного цвета, разрезающего сумрак. Будто в горло забилась кровь, невысыхающая, пламенная, не дающая продохнуть. Горький вкус страданий, запечатанных в клетке сердца. Его страдания ледяной металлической маской впивались в кожу. Молотом вколачивали новое имя и обвивали едким презрением прежнее, которое ему не удавалось забыть. Не получалось отбросить всё лишнее, делавшее его зависимым и слабым. Рей не хотела вспоминать Кайло Рена. Не хотела вновь замирать в растерянности и возбуждении на краю пропасти, видеть глубокую трещину между ними – оскал разрубленной, содрогнувшейся земли – и не отводить взгляда от павшего Рена. От тьмы, накрывшей белый снег и россыпь капель крови. Не хотела смотреть на монстра без маски, с косой линией ожога, перечеркнувшего истощённое, выразительное лицо, его прежде рассекали холодные слёзы, которым невозможно верить. Нельзя. Опасно верить их тусклому блеску, подобному истлевающим звёздам. Опасно пытаться разгадать разодранную в клочья душу и не увязнуть, не растаять в его сознании, где по лабиринтам раскиданы воспоминания и несбывшиеся, растоптанные мечты. Не сейчас. Не думать о нём сейчас, когда жизнь Финна застыла на грани и могла совсем иссякнуть вопреки утешениям, когда Хан Соло, сражённый рукой сына, сгинул в пустоте, захлебнулся сожалениями и невысказанными словами… Но Рей не сумела вырвать его из памяти. Снова и снова ощущала зловещие вибрации клинков света, яркие, слепящие вспышки, они словно стали отражением их бесконечных метаний, борьбы за правду и право жить. Право быть собой. Столкновение одиночества и страха. Въевшаяся в сердце привычка ждать, ставшая единственным смыслом, и острое упрямство. Привычка растравлять свои раны, чтобы черпать Силу из неумолимой боли. Кайло Рен – наспех, небрежно склеенные осколки Бена Соло. Рей – мусорщица с помойки Галактики. Ей хватило смелости стряхнуть песок Джакку и стать частью чего-то большего, чем разрушенный шагоход, похороненный временем в барханах. Рей с ужасом поймала себя на мысли, парализующей всё тело целиком – она, как бы ни старалась совладать с капризами памяти, уже никогда не забудет Кайло Рена, его глаза с застывшей, вмёрзшей в душу тоской, что скрывалась за металлом маски, пропадала в искажённых звуках механического голоса. Рей отразила и выдержала все удары, кроме одного из разряда запрещённых. Кроме сокрушительного удара его слишком откровенного взгляда, проникающего вглубь, сосредоточенного и изучающего, переворачивающего всё вверх дном. Они застряли друг в друге навсегда, как сцепленные прочной стальной нитью. Связанные. Обретшие. Уцелевшие. Скрестившие клинки. Единые в стремлении забыть и обречённые помнить.