Всё дело в контрабасе
21 января 2017 г. в 00:55
Только в представлении Азур Карбрей завлечение знаменитостей на какую-нибудь вечеринку казалось делом плёвым. Я же отлично знала — пусть даже лишь понаслышке, — что добиться этого удавалось не всегда. Звёзды — народ капризный и согласиться на подобную затею могли, только если имели из этого какой-то зыск. Но при этом непременно норовили изъесть нервы и продемонстрировать свою эгоцентричность, которая, как правило, не знала границ.
С рокерами же, на мой взгляд, дело обстояло куда хуже. Мало того, что зачастую они выглядели, как настоящие фрики, их поведение невозможно было предугадать. Они держались развязно и очень вольготно и не давали себе труда сдерживать безграничный нахрап. Даже музыку они создавали такую, которая больше смахивала на балаган: шум, гам, ужасные крики, писк, лязг, скрежет металла и, подозреваю, зубов... Поэтому особой предрасположенности я к ним не питала и даже, напротив, испытывала определённую предубеждённость. А узнав о поручении миссис Карбрей, и вовсе пережила своеобразный шок. Но как бы там ни было, мне нужно было достичь цели. И для этого я наметила для себя чёткий план, первым пунктом которого был сбор информации о самой группе.
Честно говоря, до этого дня о "Thirty Seconds to Mars" я ничего не слыхала. Не потому, что не люблю музыку, — это было не так, — или считаю её занятием никчемным. Как и у каждого человека, в моей жизни она имела определённый вес, и я относилась к ней как потребитель — вполне обычный, не считающий себя знатоком. Но мир музыки так велик и разнообразен, что в нём легко затеряться, а жанров и исполнителей — такое число, что запомнить всех нереально. К тому же я человек занятой, вечно обременённый своими делами, и на решение рабочих проблем трачу практически всё своё время. Поэтому ни на что другое, и в частности на музыку, его у меня нет.
Поэтому, повторюсь, мне нужно было составить хотя бы общее представление об именитой группе. И уже на следующий день в обеденный перерыв я заручилась помощью интернета, дабы сделать это. Как оказалось, этот коллектив был местным, калифорнийским, и это немного утешило меня — хотя бы ехать никуда не придётся. К тому же состоял всего из трёх человек, — а я, признаться, боялась, что их будет больше. Да и выглядели они не пугающими бруталами с жутким гримом на лице, а очень даже прилично. Парни как парни, по-своему хороши. А фронтмен так вообще красавчик. Но вот незадача: он оказался не только музыкантом, но ещё и голливудским актёром. Оскароносным! Так станет ли такая крутая звезда принимать предложение простой смертной? У меня не было на это шансов.
Но, были они или нет, а отступать я не имела права, а потому перешла ко второму пункту своего плана: добиться встречи. Надо сказать, что для этого я избрала самый честный и законный способ: раздобыла номер рабочей студии группы и добросовестно на него позвонила. Мне ответила какая-то женщина, назвавшаяся помощницей парней и сообщившая, что эта встреча невозможна — мол, в данный момент они были в отъезде и должны были вернуться только через три дня. Однако когда по истечении этих дней я вновь позвонила, она сослалась на съёмки группы, затем — на срочный концерт, на запись в студии, на ожидание аппаратуры, которую почему-то никак не могли привезти... Словом, всякий раз у неё находилась какая-то отговорка, позволяющая мне отказать.
— Врёт! — уверенно констатировал Лойд, когда в очередной раз я положила трубку. — Врёт и не краснеет.
— Я тоже так думаю, — согласилась я. — Про эту аппаратуру она мне не в первый раз талдычит. Видимо, эти рокеры — обычные засранцы, возомнившие о себе невесть что.
— Да вы что? — слегка даже возмутилась слышавшая нас Финелла. Как оказалось, она о "Thirty Seconds to Mars" кое-что знала. — Эти ребята не такие. Все так говорят.
— Ха! А ты веришь всему, что говорят, Фин? — я не могла с этим никак согласиться. — Тогда позволь напомнить, что информация не всегда бывает правдивой. К примеру, надпись на заборе зачастую не соответствует действительности: заглянешь за него, а там — всего лишь дрова. Вот и верь после этого людям.
— Ох, уж мне этот прагматик! — зашлась в беззвучном смехе та. — Ты хоть чему-то веришь в жизни?
— К примеру, тому что выбранный мною способ неэффективен: мне не удастся встретиться с зазвездившимися обормотами честным путём. Тут нужен совершенно другой вариант — в обход общепринятых правил.
— Подозреваю, у тебя уже и идейка на этот счёт есть? — хитровато прищурился Баркус.
Что за вопрос? При нашей работе мы обладаем такой фантазией, которая просто
не могла подвести. И, уверенно глядя на Лойда, я проронила:
— Есть! Только мне понадобится ваша помощь.
Я знала, что могу рассчитывать на них, — у нас было негласно заведено оказывать пособничество друг другу, — поэтому осмелилась на идею, которую вполне можно было считать дерзкой. И миссис Карбрей была права: только я могла справиться с подобной задачей. Ведь для неё нужна была смелость, которой в нашем агентстве мало кто обладал. Нет, не подумайте, сотрудники фирмы на безъязыких котят вовсе не походили, но в определённом смысле были задавлены волевым темпераментом главной тыквы и всё делали с оглядкой на неё. Я же её не боялась. Отчасти потому, что находилась к ней на шаг ближе, но главное — в силу своего характера. Такого же волевого, как и у неё. Поэтому отбросила сомнения и страхи и принялась воплощать свою идею в жизнь.
Несколько ближайших дней ушло на её подготовку, на поиск транспорта и необходимого инвентаря. И вот однажды под вечер к студии именитой рок-группы подкатил грузовик, привёзший долгожданную аппаратуру, — настолько долгожданную, что её абсолютно никто не ждал. Было забавно видеть, что ни охранник, ни та самая помощница, что отвечала мне по телефону, о прибывшей технике ничего не знали и таким поворотом событий были более чем удивлены. Но пока они пребывали в недоумении, наша команда просочилась к дому и успела эту аппаратуру разгрузить. И даже обязала телефонную тётку расписаться о её доставке в накладной.
Затем все удалились, и я осталась посреди чужого холла одна. Осторожно открыла футляр контрабаса, в котором сидела, и потихоньку выбралась из него. От длительного пребывания в вынужденной позе, затекли ноги, яркий свет, заливавший пространство, слепил глаза, а докучливая совесть совсем невпопад решила мне о себе напомнить. Не слишком ли я перегнула палку, незаконно вторгшись в чужой дом? Пусть он и принадлежит упоротым фрикам, всё же это преступление с моей стороны. И при желании ничто им не помешает упечь меня за решётку или попросту скрутить в бараний рог. Но может быть, прежде, чем это случится, я успею выложить причину, сподвигшую меня на такой шаг?
Наконец глаза привыкли к свету, и я смогла осмотреться. Уютный холл, большой и светлый, имел три выхода, один из которых вёл непосредственно на улицу, два других — в ведущие куда-то коридоры. Мягкая мебель по углам, в центре — журнальный столик, висевшая над диваном картина в стиле авангардизма, больше смахивавшая на чью-то неумелую мазню... Слуха касалась музыка, звучавшая невесть откуда, — тихая, порой неразборчивая, а иногда обрывающаяся на полутоне. Желая определить её источник, я пошла на звук, но зацепилась за висевшее на стене зеркало и, остановившись, оглядела себя. Поправила козырёк джинсовой кепки, украшенной россыпью мелких стразов, одёрнула полы белого блейзера, поддетого под джинсовую куртку с меховым воротничком, и повертелась из стороны в сторону, желая лишний раз убедиться, что синие джинсы со стразовой вышивкой до колена гармонично смотрятся на мне. Да, сегодня я была упакована в джинс, — ну, не сидеть же мне в контрабасе в деловом платье! — а данный костюм не только выгодно подчёркивал фигуру, но и создавал образ особы стильной, изысканной и дорогой. Впрочем, как и любая одежда, которую я себе шила.
Внезапно музыка умолкла, послышались голоса, отзвук распахивающейся где-то двери, а за ним — приближающиеся шаги. И, боясь быть обнаруженной, я юркнула обратно в контрабас.
Войдя в холл, шаги остановились, и минутную паузу, последовавшую затем, окрасил чей-то поражённый свист.
— Вот это да! — раздался мягкий мужской голос. — Я думал, вы шутите, Мэри.
— Шучу? Я? — залебезила телефонная тётка. — Что ж мне, по-вашему, нечего делать? Я ж говорю: приехали какие-то парни и выгрузили всю эту дребедень.
— Похоже на аппаратуру, — заметил другой мужской голос, на что первый ответил:
— Я вижу, Шенн. Не слепой. Но пусть меня накроет Марсом, если я что-нибудь понимаю. Ты заказывал аппаратуру?
— Нет.
— Томо, может быть, ты?
— Да ты что, Джаред? — возмутился третий мужской голос. — Без тебя мы таких вопросов не решаем.
— Тогда ничего не пойму! — тот стал неспешно обходить злосчастный груз вокруг, разглядывая коробки. — Может, адресом ошиблись?
— Но я видела документы, мистер Лето, — опровергала помощница такие предположения. — Они были в полном порядке.
Конечно, в полном. Вот только тётка понятия не имела, что они были полнейшей фикцией и выполняли функцию элементарного замыливания глаз.
— И всё же это ошибка. Мэри, спишите его реквизиты и отследите перемещение по интернету. Я уверен, что он попал не туда, — шаги остановились совсем рядом, а голос Джареда вдруг удивился: — Упс! А это что? Томо, ты решил сменить скрипку на виолончель?
— Чё? — не понял тот. — Старик, ты что, упоролся?
— Тогда кто заказывал контрабас?
Я отчётливо уловила, как в наступившей паузе парни недоуменно переглянулись, а затем, как по команде, бросились ко мне.
— Действительно контрабас! — произнесли в один голос. — Ну, и зачем он нам?
— Шенн, может, это ты на нём играть решил научиться? — в приятном мягком тембре я уловила ироничные нотки. — Я давно замечал за тобой некоторые отклонения, но не думал, что тебя аж так разберёт.
— Очень смешно, Джей. Особенно, если учесть, что это ты у нас на многих инструментах играешь. А я только по барабанам долблю.
— Ну, может тебе надоело быть дятлом?
— Вот прохиндей! Уволь меня от своих едких подстёбов! Лучше загляни внутрь футляра. Может найдёшь какое-то объяснение всей этой ерунде.
— Во! Стоящая идея!
Вновь приступили шаги, и, прежде, чем я что-то сообразила, чехол распахнулся. По моим глазам опять резанул свет, а в голову ударила мысль, что мой тайник нагло раскрыли и мне некуда отступать. И, мгновенно взяв себя в руки, я скорчила идиотскую мину и со слащавой улыбкой приветственно помахала рукой.
Немая пауза овладела моментом — настолько красноречивая, что я, казалось, даже уловила движение недоумения таращившихся на меня парней. И их ошарашенные моськи — те самые, которые я видела в интернете, — словно состязались в желании понять хоть что-либо или же убедиться, что их обладатели не спят. Глаза всех троих округлились, как по команде, брови беспардонно покарабкались вверх, а губы слегка разомкнулись, с трудом удерживая челюсти, норовившие обрушиться вниз. И в этой бессловесной сцене я отчётливо угадывала задаваемые ими вопросы, имело ли всё происходящее хоть какую-то связь с умом.
— Ну? И кто из нас играет на таком контрабасе? — всё так же не отрывая от меня взгляда, вполголоса обратился к парням Джаред.
— Я — пас, — так же тихо проронил Томо.
— А я бы попробовал, — почти прошептал Шеннон, — но, кажется, потерял свой смычок.
Я расслышала в его словах скрытый подтекст пошловатого содержания — из того же интернета я знала о любовных похождениях этого мачо, — и это породило во мне негодующую волну. Причём такую сильную, что я не смогла ей упираться, и, стрельнув молнией из глаз, огрызнулась:
— Даже если он у тебя когда-то и был, то, боюсь, от чрезмерной игры износился!
— Чего-о? — возмущённо протянул тот и явно претенциозно повернулся к брату. — Джей, а девушка, по-моему, нахалка!
Нахалка? Я ощутила проснувшегося внутри ежа, готового выпустить наружу колючки, но голубые глаза, охватив меня, неожиданно улыбнулись, а их обладатель чуть слышно проронил:
— А мне кажется, она воздала тебе твоей же монетой.
— Ты что, защищаешь её? — старший Лето искренне изумился. — Защищаешь эту чиксу?!
Чиксу?! Волна возмущения — причём намного мощнее предыдущей — снова нахлынула на меня. Это молодёжное сленговое слово означало женщину фривольного поведения. Так парни обычно называли девушек, посвящавших свою жизнь клубным тусовкам и готовых отдаться первому встречному после парочки коктейлей. Они считали их продажными и нескромными особями, обладающими минимумом интеллекта, которые не заслуживали уважения и отношения с которыми ни к чему не обязывали. И именно так меня назвал этот пижон?
— Эй! — довольно резко сорвалось с моих губ. — Это кого ты сейчас чиксой назвал? Какая я тебе чикса?!
— Какая, какая, — в сердцах передразнил он. — Гламурная!
Нет, вы это слыхали? Почему в собирательное значение стиля жизни — как правило, роскошного, близкого к внешнему блеску — этот наглец вкладывал столько пренебрежения? Быть может, шик и лоск он презирал, считая их недостатком? Но ведь он, судя по всему, тоже не прозябал в лачуге. Хотя его внешний вид — а на нём красовались бесформенные штаны и какая-то мятая футболка — оставлял желать лучшего. Особенно мне, любящей хорошую одежду.
— Ты на себя посмотри! — позабылась я на минуту. — Выглядишь, как чучело, вылезшее из стиральной машины!
Чучело взглянуло на меня, как на умалишённую, что в какой-то мере, наверное, походило на правду: вломиться в чужую студию и вести себя так дерзко было верхом неприличия с моей стороны. Но, видит Бог, я не стала бы этого делать, если бы он первым не затронул меня.
— Уж лучше вылезть из стиральной машины, чем из контрабаса, — не без издевки заметил он. — Кстати, тебя не учили, что преследовать кумиров некрасиво? Особенно в их жилище. Они ведь тоже люди и имеют право на личное пространство.
Ну, супер! Он принял меня не только за пустоголовую чиксу, но и за фанатку, готовую на глупости ради них. Такая мысль холодным слизнем проползла по венам, заставив меня поморщиться от омерзения, а уязвлённая гордость выдала наполненные ядом слова:
— Не обольщайся, ты не являешься моим кумиром! Я вообще о вас не знала до сегодняшнего дня. Но мне сказали, что вы редкие поганцы, и я решила в этом убедиться.
Карие глаза барабанщика наполнились ещё большим возмущением, — казалось, он им так и заискрил, — и, глубоко вдохнув, он снова повернулся к брату.
— Джей, по-моему, нас оскорбляют! В собственной студии!
— Вижу, — в том же духе выдохнул тот, хотя в глазах его по-прежнему резвились смешинки. — Сам в шоке! Настолько, что даже не знаю, как поступить.
— Я знаю!
Шеннон вдруг подхватил меня на руки — резко, бесцеремонно, чуть грубовато, — и от неожиданности и страха я инстинктивно вцепилась в рубашку младшего Лето.
— Куда ты меня тащишь? — запищала адресованное старшему.
— На выход! Тебе здесь не рады!
— Поставь меня на место! Я сама решу, когда уходить!
— Ничего подобного! Уйдёшь, когда попросят! А тебя просили ещё вчера!
Он предпринял парочку попыток оторвать меня от брата, но я отчаянно сопротивлялась, не выпуская спасительную рубашку из рук. Причём делала это так неуклюже, что в конечном счёте рассмешила её обладателя.
— Я что, попал в эпицентр землетрясения? — захлебнулся он смехом. — Эй, люди, перестаньте меня тормошить!
Вот это выдержка! К нему ворвалась полоумная чикса, вцепилась в грудь, словно клещами, а он лишь смеётся, знай себе! Шенну бы у него поучиться! А то он трепал меня, словно газету, хотя делал это, надо заметить, всё-таки мягко и осторожно. А из-за спины я улавливала лёгкий смешок:
— Слышишь, чикса? Отпусти моего брата! И выметайся отсюда, пока цела! Не то скручу тебя в бублик и скормлю голубям за окошком.
— Не слишком-то ты радушен. Разве так привечают гостей? Ты даже не спросил, зачем я припёрлась.
— Я и так всё понял! А гости не вылезают из контрабаса, а входят, как нормальные люди, в дверь.
— Это неправильные гости! В которых пропал дух авантюризма! Я бы не стала таких у себя принимать!
— Это уже как захочешь. Но сначала проваливай к себе!
— Перестань! Мне щекотно! Убери от меня лапищи! Да отстань от меня, наконец!
Пытаясь вырваться из его рук, я сделала решительный рывок, но в этот момент Шеннон не менее решительно меня дёрнул — и... Послышался треск, звук рвущейся ткани, отлетевшие от планки пуговицы рассыпались по полу... И, ощутив, как до самых пят меня прошиб колючий холод, я инстинктивно разжала пальцы. Но было уже поздно: чёрная рубашка Джареда, оставив в моей ладони планку, завещала долго жить, а в образовавшиеся дыры стала проглядывать его грудь — мускулистая, подкачанная, гладко-упругая.
— Вы что натворили, ушлёпки? — опешил он, оглядывая себя. — Это была моя любимая рубашка!
Признаться, такой ход событий обескуражил меня, и, внезапно смешавшись, я ощутила себя виноватой. И явственно это уловив, Шеннон решил подлить в огонь масла:
— Джей, она сделала из тебя трафарет! Теперь ты походишь на ободранную афишу!
— Но это не я! — промымрила во мне какая-то мерзкая смесь вины и возмущения. — Если бы ты меня не рванул, ничего бы этого не случилось!
— Что? — сквозь прорывающееся озорство бурлил старший Лето. — Я же ещё и виновен?
— А кто? Я? Как лихо ты перекладываешь свою вину на другого!
— Свою вину?! Джей, ты это слышишь? Ну всё, с меня хватит! Эта наглая чикса достала меня!
Он сгрёб меня в охапку и запихнул обратно в контрабас — так ловко и быстро, что я не успела ничего даже сообразить. Захлопнул крышку футляра и защёлкнул снаружи замки.
— Ну вот! — довольно потёр руки. — Теперь всё встало на место. Не надо было вообще контрабас открывать.
— Эй! Ты что творишь, громила? — забарабанила я изнутри. — Сейчас же выпусти меня!
— Ага! Разбежался! Вот только поглажу на ластах шнурки.
— Какие шнурки, недотёпа? Открой пока не схлопотал!
— Ой, как напугала! Джей, я прям весь дрожу.
Это было сказано эдак ехидно, с красноречивой нотой издевки. Но в ответ я услыхала приступившие к нему шаги, а затем — едва уловимый голос брата:
— Шенн, ты чего разбушевался?
— Эта бестия мне надоела! Груз ошибся адресом? Надо отправить его назад! Мэри, вы списали его реквизиты? Дайте их мне. Я сейчас же оформлю заявку, и уже завтра его увезут.
— Завтра суббота, братец, — всё так же спокойно продолжал Лето-младший. — У всех выходной. А стало быть, никто отгружать его не приедет.
— Ну, супер! Значит, нам до самого понедельника придётся его тут терпеть?
— Боюсь, что да.
Со стороны Лето-старшего послышался тяжёлый вздох, после чего он даже цокнул языком и, видимо, сокрушённо покачал головою. А затем минуточку помолчал и — я уловила это — слегка улыбнулся, произнося:
— Ладно. Тогда следите за тем, чтобы ничего не пропало. Особенно контрабас. А я пойду спать: устал я что-то.
Я вдруг испугалась, что все действительно разбредутся и оставят меня сидеть в тёмном футляре, и, поддаваясь панике, сильнее застучала по нему.
— Нет, пожалуйста! Не уходите! Выпустите! Выпустите меня!
— И не подумаем! — продолжал издеваться Шеннон. — Сиди в своём контрабасе! До самого понедельника!
— Но я до него не дотяну. Я задохнусь.
— Это уже твои проблемы. Коль уж в него влезла, значит ты виолончель. Поэтому сиди в чехле от греха подальше и не возмущай наши смычки!
Эта фраза рассмешила Томо — он залился смехом хоть и негромко, но прям-таки взахлёб, — а Джаред с весёлым озорством проронил брату:
— Экий ты суровый, Шеннон.
— Я не суровый! Я справедливый! Мне пришёл груз, который я не заказывал, следовательно, печься о его сохранности я не обязан.
— Но, братишка, девушка в нём действительно до понедельника не доживёт.
— А здесь нет девушки. Есть только контрабас. И я не виноват, что его осадила фанатка.
— Но я вовсе не ваша фанатка! — перечила я из футляра. — Я здесь по делу!
— Не верь, Джей! — услышала я подстрекательский шёпот Шенна. — Теперь она ещё и нагло лжёт. Какое дело может быть в контрабасе?
— Я не лгу! Это правда! Я здесь — как официальное лицо агентства "Best holiday"!
— Я слышал о таком! — заметил Томислав, на что младший Лето подкинул:
— И я.
— А-а, — голос старшего так и переполнился сарказмом, — так это оно обязало тебя стать виолончелью?!
Вот проходимец! Как ему не было совестно так надо мной глумиться? Я сделала бесшумный, но глубокий вдох, стараясь присмирить возмущённые чувства, и ответила как можно спокойней:
— Нет. Конечно же нет. Но моя начальница миссис Карбрей, поставила предо мной задачу, которая вынуждала к встрече с вами. И я пыталась сделать это честным путём — в частности, до вас дозвониться, — но ваша помощница всякий раз находила нелепые отговорки.
— Помощница? — голос Джареда насторожился, и он сделал маленькую паузу, видимо, обернувшись на неё. — Мэри, это правда?
— Ну..., — замялась телефонная тётка, — звонил кто-то пару раз. Из какого-то праздничного агентства.
— Пару раз? — возмутилась я. — Да я названиваю вот уже две недели! С такими темпами я в срок не уложусь, и миссис Карбрей пропустит меня через шрёдер.
— Это было бы здорово! — заметил Лето-старший.
— Шенн, помолчи! — меня коснулись неторопливые шаги фронтмена группы, прохаживающегося по холлу. — Мэри, сколько раз вас просить, чтобы обо всех звонках вы сообщали мне лично?
— Но, мистер Лето, я не придала значения этим звонкам. Голос по телефону казался таким детским, что я списала всё на происки фанатов.
— Но вы же знаете, что детские и женские голоса легко спутать... Чёрт! — тихонько выдохнул он. — Иногда я жалею, что Эмма взяла дополнительный отпуск!
Его шаги приблизились ко мне, а лёгкий шорох затем указал на то, что он уселся на пол.
— И ты, стало быть, пошла на хитрость? — коснулось меня.
— Да. Причём именно помощница подсказала мне её идею.
— Значит вся эта канитель со лживым грузом — твоих рук дело?
— Угу.
— Смело! И находчиво! Думаю, твоя начальница могла бы тобой гордиться. Теперь скажи, что за задачу она поставила пред тобой?
Разговор обретал более привычный сценарий, и, отметив это, я отважилась на новую смелость:
— Может, сначала ты откроешь меня? Не слишком-то удобно общаться, будучи взаперти. Мне здесь темно. И душно.
— Джей, даже не думай! — уловила я предостерегающий шёпот старшего Лето. — Если, конечно, не хочешь лишиться ещё и штанов.
Бьюсь об заклад, Джареда не прельщала подобная перспектива, но слушаться брата он, к счастью, не стал. Натомест немного помолчал, раздумывая над чем-то, придвинулся ближе и обратился ко мне:
— А ты обещаешь вести себя адекватно?
— Обещаю.
— Джаред, не верь ей! — не унимался старший. — Себе же дороже. Не будь легковерным, мой тебе совет!
Но тот решение уже принял и не собирался отступать. Послышались щелчки замков, футляр распахнулся, и сквозь слепящий свет моему взору предстала симпатичная мордашка с изумительными голубыми глазами — ярко очерченными, вдумчивыми и невероятно проникновенными. "А он и вправду красив! — пронеслось в моей голове, припоминая статьи, вычитанные в интернете. — И, судя по всему, не глуп: взгляд такой осознанный и глубокий".
Пока я таращилась на него, он также изучал меня глазами. Измерил от пят до самых ушей, отметил одежду, фигуру. Затем заглянул мне прямо в глаза и неожиданно улыбнулся.
— Как зовут тебя?
— Эйвер, — я так и осталась сидеть, только вытянула из чехла ноги. — Эйвери Линфорд.
— Так что же привело тебя к нам, Эйвери Линфорд?
Я ощутила себя в своей стихии и профессионально кратко, но доступно изложила суть дела, преподнося его как приглашение на праздник. Выслушав его, Джаред какое-то время снова буравил меня взглядом, затем опустил его и проронил едва слышно:
— Боюсь, Эйвер, я вынужден тебе отказать.
Ха! Ну, кто бы сомневался?! Я же говорила: со звёздами — нелегко!
— Могу я узнать причину?
— Видишь ли, мы не ходим по приватным вечеринкам.
Я была готова к такому повороту — не зря же бороздила дебри интернета, — а потому вооружилась вычитанной информацией и пустила её в ход:
— Но ведь однажды в России ты был на дне рождения у дочери какой-то бизнес-леди.
— Был. Но это — за рубежом, там я бываю нечасто. Если же мы станем делать это здесь, от желающих не будет отбоя. Понимаешь, о чём я?
Да, я понимала. Но мне позарез было нужно выполнить своё безуспешное поручение. И я следовала по хорошо известному мне пути:
— Я готова выслушать ваши предложения, обсудить условия и рассмотреть всевозможные варианты.
На минуту в холле опять стало тихо, и за это время четыре пары глаз испепеляли меня — скрупулёзно, пронизывающе, чуть удивлённо. Видимо, такая решительная твёрдость с моей стороны поразила моих оппонентов, на что красноречиво указал опять раздавшийся свист.
— Парни, — на этот раз заметил Томо, — по-моему, перед нами — жёсткий сухой делец. Мы ей — что данное предложение нам неинтересно, а она знай своё!
Конечно. Наконец-то они поняли, с кем имели дело! А то — чикса! Фанатка! Ещё чёрт те кто! Я преисполнилась присущей мне уверенности и, обведя их деловым взглядом — цепким, холодным, слегка безразличным, — спросила:
— Но неужели вы никогда не делали исключений?
— Сделав это хоть раз, мы создадим прецедент, который поклонники будут использовать как козырь — вы, мол, ходили на вечеринку к миссис Карбрей, так почему же не можете прийти к нам? — отвечал Джаред. — Так что извини, Эйвер, это невозможно.
Мне показалось это несправедливым. Нет, не то, что он говорил, — его слова были вполне разумны, — а то, что он брал на себя смелость высказывать общее мнение, при этом даже не спросив его у ребят. И, стараясь донести до него это, я прищурилась со сдерживаемым укором:
— А ты всегда всё решаешь за других?
— Нет, — под этим натиском он ничуть не смешался. И даже, как мне показалось, слегка улыбнулся — едва заметно, одними краешками губ. — Мы делаем это сообща. И данный вопрос для себя давно решили. Потому я и высказываю тебе его.
— Но, быть может, на этот раз твои друзья думают иначе?
На его лице появилась улыбка, — открытая, белозубая и... чуть насмешливая. Создавалось впечатление, что я сказала какую-то глупость, которая рассмешила его.
— Тебе так хочется в это верить? — недоверчивые нотки его голоса так и укололи меня. — Ладно, давай убедимся, что это не так... Парни, как думаете, мы можем принять предложение Эйвер?
Я оторвалась от созерцания лица фронтмена и перевела вопросительный взгляд на остальных. Конечно, надежда на их согласие была ничтожной, но так я выигрывала время, дабы придумать куда более мощный ход. Вот только в голову, как на зло, ничто не приходило. Сквозь завесу волнения и сумбурных мыслей я видела, как брови Томо манерно изогнулись и, удивлённо оттопырив губу, он проронил себе под нос:
— А с чего это вдруг?
А Шеннон каверзно ухмылялся, поглядывая на меня, как на мишень через призму прицела. Он походил на хищника, замышляющего какую-то чертовщину и готового непременно пустить её в ход. Вот только — и в этом было моё спасенье — он её ещё не придумал, хотя отдельные попытки уже предпринимал.
— А я бы, пожалуй, решился, — с хитрющим выражением промымрил он, — да вот только подходящего костюмчика у меня нет для Хеллоуина. Эх, Джей, будь у меня твоя рубаха — оборванная в клочья и похожая на издевательство того самого шрёдера, — я бы даже задумываться не стал.
Ну, надо же, каков негодяй! Далась ему эта рубаха! Я инстинктивно сжала кулак, в котором всё ещё держала оторванную планку, и, ощущая новый укол совести, пристыженно пролепетала:
— Не делай из этого трагедию, Шеннон. Эту рубаху легко починить.
— Легко починить? — удивился Джаред, слегка оттопыривая рубище на груди. А Шеннон добавил:
— Хочешь сказать, что это отрепье можно восстановить?
— Конечно. И даже сделать его почти новым.
— Шутишь? Да ему одна дорога: в мусор!
Ну, почему сразу — в мусор? Можно же было... И вдруг я увидела выход, способный решить безнадёжное дело. И пусть в какой-то мере это была лёгкая авантюра, но если мне удастся этих парней заинтересовать...
— А давайте так, — я блеснула на них из глаз азартом, — я сделаю из этой рубахи конфетку, а вы примете моё приглашение на праздник?
Они такого не ожидали — вспорхнувшие вверх брови открыто подтвердили это. Сидящий в кресле Шеннон присвистнул, а Томо выдал едва слышное:
— Чего? — а затем уже увереннее добавил: — Да нет, эти лохмотья восстановить нереально! Напрасная трата времени и сил.
— Да-да, — согласился с ним старший Лето. — Я однажды почти так же изодрал свою майку, зацепившись за барабаны. Так специалист, к которому я её отнёс, посоветовал купить другую, а этой разве что пыль вытирать.
Что это за специалист такой? Сомнительный какой-то. Лично я всегда считала, что даже в безнадёжном варианте можно было что-то сотворить. И это во многом мне помогало — взявшись за дело, я часто считала делом чести довести его до конца.
— Давайте поспорим? Если мне удастся сделать это — вы придёте на вечеринку, если нет..., — я на миг умолкла, не зная, что придумать на случай провала, и, воспользовавшись этим, Шеннон меня опередил:
— Если нет — ты всю вечеринку просидишь в контрабасе. Согласна?
Явно уверенный в том, что это неизбежно, он, видимо, представил эту картину, отчего с его губ слетел лёгкий смех. Но я не собиралась сдаваться и обдала его всё тем же задором.
— Идёт!
— Эйвер, ты рискуешь, — заметил Джаред. — У тебя почти нет шансов.
— Тогда не раздумывай, соглашайся. Ты-то ведь не теряешь ничего. Ну, разве только время, проведённое на вечеринке.
— Ты слишком самоуверенна, — придвинулся он ближе, обдавая меня ответным запалом в глазах. — Боюсь, это тебе придётся тащить на неё контрабас.
— Сначала я притащу тебе рубашку. Завтра. В это же время. Так что предупреди охранников, чтоб меня пропустили.
— Разве только затем, чтобы забрать контрабас. Он тебе ещё пригодится.
Вот ведь чертяка: был более чем убеждён, что проиграю именно я! Но я была уверена в своих силах и уже мысленно себя поздравляла с победой. И почти торжественно улыбалась, глядя, как Джаред вцепился в мою протянутую руку и, оглянувшись на брата, изрёк:
— Шеннон, разбей!