Сторонница

Рейнис плохо помнила, как целовалась в одном из школьных коридоров с Томом Реддлом, но зато прекрасно в голове выстраивался образ ее самой, ошалело бегущей в сторону своей спальни и отчаянно вытиравшей губы рукавом школьной мантии. Она многого страшилась. Особенно публичного позора, но следующим утром Реддл вел себя настолько обыденно, что казалось, будто на него наложили заклинание забвения. Лишь мантия была наглухо застегнута, скрывая следы полумесяцев ее ногтей, сохранившихся на бледной шее. «Оставил их на память? Только вот кому: мне или себе?» Рейнис отводила взгляд, одергивала себя, но возвращалась с точеному профилю Реддла все чаще и чаще. Она не знала, чего хотелось больше. Убить его? Уничтожить? Поставить на колени? О, да, несомненно, она хотела увидеть, как он уступает ей дорогу, что делали все, кто пытался противостоять ей. Но что будет тогда? Вновь обыденная скучная жизнь? Борьба, борьба, борьба. Она всю жизнь боролась. То с внешними врагами, то с самой собой. Но теперь все смешалось, перевернулось. Реддл все разрушил, череда битв ушла, и она возненавидела саму себя. За тот поцелуй, за то, что вообще вмешалась в строительство империи Лорда. Какое бы место он отвел там ей? Уж точно, не подле себя. Такие второго трона не поставят. Ее кожа вспыхивала, горела, буквально т р е щ а л а, словно слой грязи, иссушенный палящим солнцем, когда Том Реддл обращал на нее свой взгляд. Рейнис вычищала ее чем могла, но чувствовала, что касание рук Тома, его горячих и сухих губ отпечаталось внутри нее, словно паразит, пожирающий, убивающий ее оттуда. Близилось Рождество. Замок окутала непривычная суета, в которой наблюдалась не столько спешка, сколько нетерпеливое ожидание праздника, теплого, наполненного счастливыми улыбками, объятиями и приятными подарками. Не раз Рейнис замечала: было в этом нечто прекрасное, сближающее людей во всем мире. Все много смеялись, улыбались и становились добрее друг к другу. Именно такой настрой царил в Хогвартсе, и вспоминая о Реддле, чувстве вины (то ли перед самой собой, то ли перед матерью и остальной семьей), ненависти к себе и, ох, особенно о своем долге, как наследницы трона, она все чаще и чаще думала о том, что лучше бы родилась обычной девчонкой из какой-нибудь европейской семьи. Рейнис с удовольствием готовила бы подарки для друзей, много смеялась и болтала с подружками о всякой ерунде вроде того, какой же красавчик тот Томас Стоун, подмигнувший ей в коридоре после сдвоенного зельеварения. А самой большой ее проблемой были бы попытки угадать, что подарят родители на Рождество. Но она не обычная. Никто никогда не станет обсуждать с ней свой предмет воздыхания, а родители уж тем более не презентуют ей что-нибудь на Рождество, ведь в их стране просто-напросто не существует такого понятия. Она — принцесса. Она — Таргариен. А люди в Вестеросе верят в Семерых, старых богов или даже во Владыку Света, но не в Иисуса Христа. Для них в этом празднике нет смысла. Поэтому Рейнис мрачно предалась самобичеванию с каким-то мазохистским удовольствием представляя, что стоит на распутье, а сделать верный выбор ей мешает сам дьявол в лице Тома Реддла. Или Том Реддл с лицом дьявола? Он обхаживал ее кругом, с его уст сыпались красивые слова, а хищные змеиные глаза искали встречи с ее, чтобы навсегда поглотить в синеве своих волн. И Рейнис знала, что нельзя смотреть, нельзя слушать, нельзя идти за ним. Этот путь сулит только одно — смерть. Она даст ему желаемое и взамен получит сладкое мучительное удушье, поцелуй с ядом на губах. Фантазии смешивались с реальностью, и лишь отсутствие близкого контакта с ним не позволяло ей полностью сойти с ума. «Рано или поздно он заговорит». Том Реддл шел прямо к ней посреди гостиной полной учеников, и вмиг Рейнис натянулась подобно тетиве лука. Вдох-выдох. Воздух обжигал слизистую и легкие, а все вокруг смотрели лишь на них, отложив дела. — Надеюсь, я не помешал, — учтивость лилась из его уст, движений, даже некоего подобия улыбки, но глаза выражали насмешку и чувство превосходства. — Нет, — голос прозвучал твердо. Вокруг — тишина. В голове — гул. Ребра сдавило стальным обручем. Дышать невозможно, а сердце бьется все быстрее и быстрее. — Не хотели бы вы составить мне пару на балу? Кровь приливает к мраморно бледным щекам Таргариен. В с е смотрят. В с е видят, это победа. Его победа. Она сделала шаг ко дну. Теперь время тонуть. — Да.