Одна

Каждый день для Малии проходит одинаково: она просыпается, идет есть, посещает сеанс групповой терапии, снова ест, гуляет по коридорам, мысленно делая ставки, кто из больных покончит с собой раньше, вновь ест и направляется спать. Этот бесконечно повторяющийся цикл существования сводит её с ума. Она сбилась со счета времени, проеденного в психиатрической больнице, куда её так любезно поместил отец почти сразу после возвращения домой. Здесь Тейт опять учится говорить, есть ложкой (вилки попросту запрещены), передвигаться на ногах, отвыкать от жизни в теле животного. Она хочет обратно в теплую шкуру, согревающую в любую погоду, хочет обратно в свою пещеру, где каждый сантиметр — родной, хочет в лес. Малия сворачивается клубком на жесткой кровати, слушая, как запирают дверь на ночь, отрезая её от людей. Она одна. Снова одна. Тейт надеялась, что всё изменится, что отец не покинет её, что они будут вместе, а жизнь опять ударила девушку по лицу, отправляя в нокаут. Мороз проходит по телу шатенки, проникая до самого сердца, и дело не только в отсутствии меха. Ей холодно от ощущения одиночества. Каждый день она видит людей, пусть и сумасшедших, но живых людей, общающихся меду собой или со своими невидимыми друзьями. Она хочет к ним присоединиться, почувствовать тепло от ощущения близости с ними, влиться в разговор, что-то оживленно с ними обсуждать, пусть даже это будут приведения в подвале. Но у неё ничего не получается, больные шарахаются от неё, косо смотрят, шепчутся за спиной, и это только сильнее злит Малию, побуждая опять выпускать когти, чтобы вскрыть им глотки. Ночь в изоляторе в закрытом блоке не отличается от обычной, разве что нет невесомой белой простыни и мешка с перьями, что называют подушкой. Лежит Тейт хоть на мягком полу или, как сейчас, на кровати, покрытой тонким матрасом, она по привычки поджимает колени к груди, закрывая руками голову. Она плачет, громко и порывисто вздыхая, запуская в легкие воздух, насыщенный запахом лекарств и смертью. Малия скулит, как раненный зверь, неосознанно зовя на помощь. Рукава её кофты намокают, прилипая к коже. Малия не может контролировать эту истерику. Она захлебывается в слезах. В её голове собственный ледяной голос нашептывает ей: «Ты одна. Тебе никто не поможет, чудовище», и от этого Тейт ревет ещё больше, кусая пальцы до крови, чтобы затмить всё этой болью. Неожиданно дверь начинает со скрипом отворяться, впуская кого-то внутрь темной комнаты. Койот плотнее утыкается в подушку, чтобы подавить очередной всхлип. Кто-то, от кого веет холодом, страхом, пробирающим до костей, проходит к соседней кровати и садиться на неё. Новый гость одержим демоном, Малия чувствует это, как и его чувство отстраненности, появившиеся за несколько минут прибывания в этом здании. Человек вздрагивает от крика, разнесшегося в коридоре, к которому привыкла Тейт. Девушка чувствует ужас, разящий от пациента, как он часто, шумно дышит. Малия немного приподнимает руку, чтобы увидеть его; в этот же момент парень посмотрел на неё. — Малия? — тихо спрашивает Стайлз, вглядываясь в опухшее от слез лицо Тейт. Она садится, убирая присохшие локоны с щек. Сначала Малия хочет наброситься на Стилински, ударяя его по лицу столько раз, сколько дней она провела с момента возвращения в человеческий облик, ведь это он и его друг виноваты в её нынешнем положении, когда каждый день рука тянется вырвать сердце и покончить с этим, но потом девушка аккуратно, точно боясь, что кареглазый отстранится, садится рядом с ним и заключает его в объятия, прижавшись головой к его груди. Стайлз гладит её по худой спине, что-то говоря, а Тейт лишь сильнее сжимает кофту, пытаясь впитать его тепло. Она тихо произносит «спасибо», не отпуская парня. Малия едва может дышать, от переполняющего внутри теплого чувства, разливающегося по венам быстрее снотворного. Она больше не одна.