Eva

Я просто переключал каналы и думал, размышлял, философствовал, сопоставлял факты и делал выводы, короче говоря – мне не спалось. Совсем. Ночь, две, неделю, месяц…. Не знаю, не помню. Я свыкся с режимом зомби, так было легче ни о чем не думать, однако, почему-то думалось, еще как! Шел две тысячи восьмой год, я вырвался домой на зимние праздники, и теперь мне жутко не хотелось возвращаться в тур. До чертиков надоели все эти перелеты, тесные залы ожидания, жесткие матрацы, фанаты, швыряющие в тебя помидорами, письма с угрозами, истерики Анетт и собственная совесть, уже съевшая тебя изнутри как червяк съедает яблоко. Я сам себя ненавидел, и было за что. Итак, я переключал каналы, ловил какие-то клипы, просматривал их без особого энтузиазма, машинально подчеркивал бессмысленную лирику и невольно думал, что если не возьму себя в руки, то скоро сам превращусь в такого же гения пера, штампующего одинаковые альбомы по десять штук в год. Я поморщился и потянулся за зажигалкой. В темной комнате стало светлее, на душе еще гадливее. Родители разругались со мной прямо перед Рождеством, я собрал сумку и съехал от них подальше. Надоели мамины нотации, она доказывала мне то, что я и сам давно уже знал, только я был из тех, кто не привык возвращаться в прошлое. Хватит, надо двигаться дальше, как-то, но двигаться. Интрижка с Йонсу ничего, кроме разочарования, нам не принесла. Ну, разве что, ее ждет новый альбом, а меня…. Меня ждет тур, скука и однообразие. О чем писать дальше? Куда бежать и кому жаловаться? Тарья колесила по миру, получала награды и тихо, но уверенно мстила мне. Она думала, что я буду завидовать ее успеху, а я радовался, радовался тому, что она счастлива и вполне реализована вдали от меня! Сигарета догорала и обжигала мне пальцы, я не замечал этого, не хотел замечать. Мне хотелось совершить какое-то сумасшествие, прыгнуть с парашютом, а лучше без, сплести макраме и подарить его Марко, испечь пирог и извиниться перед мамой, посвятить кому-то песню, вернуться домой и обнаружить, что там тебя ждут не только стены. Мне было гадко и тоскливо, пить не хотелось, а чем еще себя успокоить я не знал. Где-то под диваном зажужжал мобильный. Звонил Тони. - Привет, старик! - Включи MTV! – приказал Тони и отсоединился. Я пожал плечами и переключил канал, что там такое? Nemo, что ли? Рождество. По MTV крутили какой-то древний концерт с не менее древними исполнителями. Тони прикалывается? Вот сейчас позвоню и выскажу ему все…. Кадры сменились, и я замер с поднятой в воздух сигаретой. Она пела. Пела нашу традиционную Рождественскую песню о святой ночи. Было видно, как она волновалась, как ее подбадривал бородатый мужчина за пианино, как сиял свет в ее волосах, и как голос уносился ввысь. Если я о ком и писал «Еву», то именно вот об этой незнакомке. Песня закончилась, началась другая, я присмотрелся, читая бегущую строку: «Йоханна Куркела». Йоханна, значит, Ханни, Ева…. Я слушал песню и сам себя не узнавал. Девушка взяла в руки скрипку, уверенным движением провела смычком, я закрыл глаза и стал просто слушать, растворяясь в ее голосе, таком чистом и нежном, вот она, воплощенная innocence. **** Я сидела в гостиничном номере Хельсинки, куталась в одеяло и слушала странный и завораживающий альбом, который через стенку от меня, в соседнем номере, крутила парочка ребят-готов. Я завидовала им, они, в отличие от некоторых, умели наслаждаться собственной депрессией. Меланхолия, грусть, холод…. Что же в этом хорошего? Что? Они многого не знали, в силу возраста и жизненных позиций, да это и хорошо. У каждого своя жизнь, свои проблемы и свои беды. Я слушала альбом и думала. Я знала его, видела по телевизору, слышала по радио, несколько раз он даже мне снился, этот странный человек с именем Туомас. Он, так же, как и я, вечно сомневался в жизни и вечно разочаровывался в содеянном. Кто он, этот волк с застывшим одиночеством в синих глазах? Мы были так похожи и так далеки. Я вспоминала свое детство. Вот меня находят на пороге детского дома в Лумийоки, вот «мама Ило», наша директриса, дарит мне куклу Барби, мечту всех девочек, а после долго плачет в коридоре, не в силах объяснить мне то, что просто не может стать моей «настоящей-пренастоящей» мамой. И я вытираю нос, глажу куклу по голове и загадываю на Рождество….. Да много чего я тогда загадывала, если бы хоть что-то сбылось. Куклу сломали, мое нарядное платье порвали старшие девчонки, а мама так и не пришла. Потом был выпуск, прощание с родным и таким холодным детским домом и манящая дорога на сцену. Первые песни, первые зрители, зависть все таких же девчонок, поздравления мамы Ило, и боль, звенящая во мне первой скрипкой. Пустой дом, нехватка денег, провал на Евровидении…. И он, его манящие песни, его загадочная душа и судьба, так похожая на мою. Нет, конечно, у Туомаса было счастливое детство, мама Кирсти, любовь друзей и сердца всех девушек столицы. Только он был несчастлив. Не сложилось - не срослось, кто знает, почему так, да и не мне решать. Я не знала, что делаю в Хельсинки, кажется, Миа, мой менеджер, убегая домой на Рождество, твердила о том, что завтра у меня интервью на местном телеканале или на радио…. Кто его знает? Мне все равно, ведь святой праздник из детства по-прежнему не исполнит мою мечту о том, что когда-нибудь меня кто-нибудь будет ждать. Кто-то особенный. За стенкой заиграла Ева, я вытерла слезы и заплакала вновь, как страшно бывает, когда кто-то очень особенный и далекий пишет о твоей душе, совсем не зная тебя. **** Я брел по столице, не до конца понимая, зачем вообще сюда притащился. Шло Рождество, мой день рождения опять не принесет ничего, кроме разочарования, мама что-то причитала в трубку полчаса назад, я отмахивался и думал о своем. Как мне найти ее, эту воплотившуюся Еву моей полночной песни? Мне хотелось написать Йоханне песню, подарить белые розы, обнять, просто поговорить, почему-то мне казалось, что она бы меня поняла. Я шла по улице, шаги вели меня к главной елке Хельсинки. Ветер залезал под пальто, мерзли пальцы, я слишком поздно вспомнила, что где-то потеряла перчатки. В душе зрела боль, чужая боль, переплетенная с моей собственной. Как же мне надоело разочаровываться в жизни! Как же хочется быть просто понятой. Мы вышли друг другу навстречу. Он, весь в снегу, с кричащим телефоном и синими печальными глазами. И она, в простеньком тонком пальто, с замерзшими от холода пальцами, разбитым сердцем и монотонной жизнью. Она все еще верила в чудеса. Ему впервые захотелось жить, не для родителей и друзей, а для той, что поняла его с первого взгляда, первого слова, первого аккорда. Туомас распахнул объятья, Йоханна раненной птицей спряталась на его груди. Где-то над их головами прозвучали первые удары часов, пошел шальной снег, заметающий всю боль прошлого, а упавшая звезда, наконец, исполнила их обоюдное желание: «Найти любовь на Рождество». Never met a kinder heart then yours. **Конец** 4.01.2013г.