Взаимопонимание

      — Что это, Марк? — тени вокруг Адъюдикатора расползаются по полу, вздымаясь, как море перед штормом.              У входа в ложу, из которой Архонт взирал на участников суда, лежал неаккуратно убитый мужчина. Неаккуратно — потому что половина внутренностей, которые щедро вываливались из него до самых дверей, валялась по всему коридору, начиная от ближайшего окна, у которого росла густая живая изгородь. Не нужно быть Архонтом Тайн, чтобы догадаться, как несчастный попал сюда.              — Это определенно… труп, — Бледен говорит серьезно, но глаза его смеются. — Если приглядеться к во-о-он тому участку пола, который рядом с кучкой кишок, то можно заметить что-то, похожее на слово, но моих лингвистических навыков на расшифровку пока не хватает, — он взглянул на тяжелые золотые шторы, все в бурых пятнах от испачканных кровью ладошек, которые, по всем правилам хорошего тона, вытерли о ближайший аналог салфетки. — Жаль, в племени зверолюдов не поймешь, оскорбление это, подачка слабому или подарок, другое дело голова врага или, скажем, сердце на блюде, — он сокрушенно покачал головой, выражая искреннее и неподдельное порицание чужих манер.              Густой мрак вокруг Тунона пошел клубами.              — Караульных отправить в архив на неделю, — рукоять молота гулко ударила в пол. — Это — убрать.       

***

      Следующий подарок встретил Тунона в его покоях на его же рабочем столе. В этот раз крови почти не было, потому что предусмотрительный даритель подложил под срез кипу документов, которые Адъюдикатор собирался прочесть и подписать в течении вечера.              — Я знаю, что это труп, Бледен, — Архонт Правосудия прикладывает руку к прорезям маски, не в силах смотреть на эти подарки судьбы.              — Не совсем, Адъюдикатор, — только закаленная столетиями выдержка не дает Архонту Теней расхохотаться в голос. — Это голова трупа, — Марк поднимает то, что осталось от мужчины, за свалявшиеся патлы, смахнув прилипший листок пергамента, — если не ошибаюсь, стража жаловалась, что кто-то подвергал осмеянию имя владыки Кайрос, сочиняя про нее, а также вас, баллады и стихи порочащего честь содержания. Думаю, больше этого не будет.              От ровного среза с влажным шлепком упала маленькая деревянная табличка, оставив на белом мраморе и сапогах палача несколько вишневых капель. Ничуть не смутившись, Марк поднял дощечку.              — «ПРNMЕ», — огласил он криво нацарапанные каракули. — А малышка Крайт хорошо поднаторела в чтении и письме за эту неделю.              — Я счастлив, — отозвался Тунон, не отнимая руки от глаз. — Но обязательно было приносить это в мои покои, не говоря уже о том, — прорези маски сверкнули холодной синевой, — как она умудрилась сюда попасть.              — Не имею ни малейшего понятия, Архонт Правосудия, я был на задании и, к сожалению, не смог наблюдать сию [бесспорно презабавную] картину, — отозвался Архонт Теней.              Тунон одарил его долгим тяжелым взглядом.       

***

      — Ладно, — в голосе Тунона звучало смирение, — что я должен сделать, чтобы это прекратилось?              — Помнится, у зверолюдов вполне распространено людоедство, — выглянул из-за плеча Бледен.              Опасное было бы положение, не будь Тунон сильнее.              — Нет, — отчеканил Адъюдикатор.              Архонт Правосудия стоял над картой, за которой в будущем генералы и он сам проведет не одну ночь, глядя на золотое блюдо. В центре полированного диска, среди соцветий собачьей петрушки и парой десятков железных колец покоилось аккуратно вырезанное человеческое сердце. Рядом лежал свернутый лист пергамента с подписью, выведенной округлым каллиграфическим почерком.              

Приме (Тунону)

      Тунон почти испытал жалость к тому бедняге, которого заставили это писать.              — Тогда, может, покажете, что приняли подарок? — Бледен тем временем крутил на пальце одно из колец, которые юная не_зверолюдка аккуратно разложила вокруг сердца, чтобы подчеркнуть ценность и благие намерения, которые не понимает глупый Прима, постоянно выбрасывающий ее труды в яму.              — Отрубить голову одному из особо надоедливых инструкторов? — Архонт положил подбородок на пальцы, пока свободной рукой собрал маленький букет из белых цветов.              — Не самый плохой вариант, между прочим, — усмехнулся палач, щуря желтые глаза. — Уверен, Архонт Правосудия найдет решение этого непростого дела, — и исчез в тенях.              Адъюдикатор хотел было потянуть следом за ним жгучую петлю силы, чтобы сдавить горло наглому мальчишке, но передумал.              Поглядев на глянцевую плоть, Архонт с тяжелым вздохом начал прокручивать в голове варианты того, что может понравиться девочке, выращенной зверолюдами.              Помимо убийств.              Взгляд его зацепился за железные кольца.              — Хм…                     

***

      

      Крыло, в котором держали «проблемную» ученицу, было пустынным и холодным. Тунон брал под свою опеку значительно реже, чем Алый Хор или Опальные, поэтому жилые помещения и казармы под его знаменами никогда не страдали от недостатка места.              — Она сбегает почти каждую ночь, — говорит один из приставленных к комнате стражников, чеканя шаг на почтительном от Архонта расстоянии. — Мы решетки на окна поставили — она их взяла и расплавила! Железные решетки… А еще она проникла в библиотеку и угрозами заставила одного из книгочеев что-то написать. Что — мы не смогли узнать до сих пор, настолько испугался этого звереныша бедняга.              Тунон даже знает, что.              Они останавливаются у тяжелой окованной медью двери, второй стражник, напарник первого, вытягивается в струнку и, едва не уронив алебарду, гаркнул:              — Приветствую, Архонт Правосудия!              Тунон скривился от этого бессмысленного шума, но маска осталась бесстрастной.              — Отдайте мне ключ, — ему торопливо сунули два одинаковых, — на сегодня свободны, — он повел рукой.              Стражники переглянулись, но исчезли достаточно быстро, чтобы у него появилось желание повторять.              — Может, стоило сказать, что она бешеная? — шепнул один, когда они отошли достаточно далеко.              — Это же Архонт, может вообще станется, что он ее убьет, — ответил другой.              — Было бы здорово, — отозвался его напарник, коснувшись подбородка, на котором остался подживший шрам от укуса.              Архонт, которому такое расстояние ничуть не мешало, покачал головой.              Замок щелкнул и дверь беззвучно открылась на щедро смазанных маслом петлях.              Комната девочки была холодной, но ей это, похоже, не мешало. Сидя полуобнаженной на груде одеял и одежды, она следила за ним из-под густой рыжей челки. Обстричь ее смогли только чудом, когда маленькая не_зверолюдка была связана веревками до самого горла, но сейчас она снова обросла до непослушных кудрей и колтунов в волосах.              — Оденься, — он не потерпит такого, независимо от того, мужчина перед ним или женщина.              — Одежда колючая и жаркая, — отзывается она, шевеля пальцами на ногах. — Зверолюдам не нужна одежда.              — Ты не зверолюд, — отвечает Тунон, и тени змеятся вокруг него кругами. — Ты — человек.              Она щерится:              — Прима не захотел принимать Крайт, — выплевывает девочка. — Проиграла бой, не понравился дар, Прима запер ее с этими, слабыми, — она прижимается спиной к стене. — Прима говорил, что возьмет в стаю, а на самом деле смеялся над глупой слабой Крайт.              Тени беспомощно опадают и стелятся у самых ног Архонта.              — Это не так, — сложно подбирать слова в разговоре с тем, кто привык решать все делом. — Законы Кайрос равны для всех. Для меня. И для тебя. Ты должна вести себя соответствующе, если хочешь быть со всеми. Я не стану запрещать это и держать дверь в твою комнату закрытой, — он этого и не приказывал. — Но только в том случае, если ты будешь следовать правилам.              — Стаи?              — Стаи, — вздох.              Девочка молчит, обняв худые коленки, Тунон порадовался, что она нацепила на себя хотя бы бриджи.              — Тогда почему Прима не принял дары Крайт? — в ее голосе звучит самая настоящая обида. — Крайт слушала, что говорит больверк Примы, выслеживала-убивала-резала красиво и ровно. Врагов Примы. А он выбрасывал. Не показывал, не ел, молчал. Недовольный. А больверку нравилось, он улыбался Крайт из теней.              — Здесь принято показывать, - у него нет права на ошибку, - лояльность... несколько иначе. — А удавку на горле Марка он все-таки затянет. Крепко. — Меня бы больше порадовали твои успехи в магии или юриспруденции.              — Юри — чего?..              — …в понимании законов… стаи, — и пусть маска скроет его стыд.              На веснушчатом лице отразился сложный процесс осмысления.              А Тунон наслаждается краткой передышкой.              — …значит, — пауза, — Прима хотел, чтобы Крайт понимала законы стаи?              — Да, — давно он не чувствовал такого удовольствия от установленного взаимопонимания.              — Тогда Крайт не будет омегой? — она смотрит на него с надеждой.              — Да, — пусть удача не подведет его на этот раз.              Она зубасто улыбнулась, но Тунон уже был знаком с этой улыбкой, которую, по меркам зверолюдов, можно было назвать почти робкой.              — Как доказательство, — удивленный взгляд, — моего расположения, и в ответ на твои… дары… я хотел бы отдать тебе это.              Обтянутая кожаной перчаткой рука исчезает в складках мантии.              — Железный зуб! — в ее голосе звенит удивление, смешанное с восторгом.              На ладони Архонта покоился узким жалом кинжал. Простой, без изысков, но удобный, легкий, такой можно спрятать под подушкой или в голенище сапога, такой не повредить лучшей медью, такой пробьет даже тяжелый не железный доспех.              — Он твой, — коротко произносит Тунон.              Девочка смотрит с недоверием, но все-таки осторожно, будто ожидая атаки, спускается с кровати, зачарованно коснувшись пальцами рукояти.              Лезвие оказывается у его горла всего в пару мгновений. Ровно столько потребовалось девчонке, чтобы вскочить на стол, возле которого стоял Архонт, и приставить оружие к самому вороту.              Шуршит сброшенный на пол пергамент.              — А Прима не боится, что Крайт убьет его? — сталь ловит алые отблески заходящего солнца.              — Ну, попробуй, — ему даже интересно посмотреть, что будет.              Минуту ничего не происходит. Только шумно сопит строптивая ученица над ухом.              — Крайт не будет убивать Приму, — говорит она, наконец. — Прима мог бы убить Крайт много раз своей магией и чернотой, но не сделал этого. — Крайт шмыгнула носом. — Значит, Крайт — член стаи странного Примы.              Тени прячутся под одеяние Тунона и льнут к телу, довольные.              — Но у пребывания в моей стае есть одно условие.              — Какое? — мрачно.              — Носи одежду. Хоть что-то сверху и снизу.              — Одежда неудобная, — ворчание, — но раз Прима велит.       Пожалуй, это будет одной из самых больших его побед за этот вечер.              Девочка, воспользовавшись тем, что они стали почти одного роста, произнесла:              — Крайт будет служить Приме, потому что он высокий и сильный, как настоящая самка, — сказала она, потёршись носом об острую скулу маски.              И, спрыгнув, прошоркала грубыми ступнями до груды сваленной в кучу одежды.              Тунон поспешил исчезнуть в объятиях милосердного мрака.              С него достаточно потрясений на этот день.