Разрывая круг

      — У вас красивый дом, магистр, — сказала Моргана, оглядывая высокий холл, обшитый панелями темного дерева, с тянущейся вглубь портретной галереей.       Особняк действительно производил впечатление и был не менее внушительным внутри, чем снаружи. К тому же, ей нравилось, что магистр с семьей не прятались по темным углам, а жили в самом сердце Лондона, у всех на виду.       — Благодарю, миледи, — статный седовласый мужчина поклонился, касаясь губами протянутой руки. — Молан Рейли, к вашим услугам. Мы с моим сыном, Лоркканом, рады приветствовать вас в нашем доме, — он жестом пригласил ее пройти в гостиную.       Стоящий по правую руку от него молодой человек сдержанно кивнул и последовал за ними, не потрудившись скрыть свой скептический вид.       — А это, должно быть, ваши предки? — вновь заговорила Моргана, скользя взглядом по выразительным и по большей части надменным лицам.       Все они были чем-то неуловимо похожи помимо очевидного фамильного сходства. То были красивые, гордые, волевые люди, независимо от того, кто был изображен на портрете — мужчина или женщина, юный наследник или престарелая глава рода. Их навеки замершие взгляды приковывали к себе и, казалось, все еще таили в себе опасную, готовую в любой момент пробудиться силу.       — Верно, — подтвердил хозяин дома. — В нашей лондонской резиденции собраны почти все, не считая отступников и предателей крови.       Позади раздался отчетливый, хоть и приглушенный смешок, но ни Моргана, ни Молан даже не повернули головы.       — Что ж, это делает вам…       Она замолчала на полуслове, когда взгляд ее остановился на изображении, растянутом, наподобие знамени, почти под самым потолком. То был вытканный искусной рукой гобелен: сверкающая серебряная нить, россыпь мелкого жемчуга и два крупных полупрозрачных топаза. Длинное, мощное, гибкое тело. Такое, каким оно должно было стать однажды.       — Это… прекрасно, — ее голос чуть дрогнул. — Она прекрасна.       Молан согласно и почтительно опустил голову.       Остаток пути до гостиной прошел в молчании. Перед глазами Морганы все еще стоял мерцающий в полумраке облик. Сердце болело все острее, в голове помутилось…       Белые крылья, развернувшись во всю мощь, закрывали полнеба, затмевая солнечный свет. Она была похожа на птицу. Прекрасную, огромную, сияющую птицу.       — Как она хороша, — тихо сказала Моргана, ощутив, как и всякий раз, волнующую дрожь восхищения.       — Она пугает моих людей.       Мужской голос был властным, но всегда почтительным. Тот, кому он принадлежал, не привык просить, но умел это делать. Он был умен, хитер, прозорлив и не прощал обид. И он никогда не делал той глупой ошибки, что так ее раздражала: не считал, что разделенное ими ложе дает ему какую-то власть или превосходство над ней. Не участвовал в этой бессмысленной возне для слабых и малодушных... Хлодвиг не был ни слабым, ни малодушным. Он ценил ее силу и способности, она — его пыл, юность, решительность и все те качества, что делали его настоящим королем и воином. Понадобилось некоторое время, чтобы она призналась себе: Хлодвиг был во многом похож на Утера, но еще больше — на Артура. Нашлось однако и немаловажное отличие: его честность с самим собой и с теми, кто был по-настоящему важен. Не говоря уж об умении расставлять приоритеты, действовать жестко и не прятаться за двуличными рассуждениями о чести.       «Возможно, однажды мне придется принять их нового бога», — сказал он ей как-то, лежа на сбитых, влажных еще простынях и задумчиво глядя в потолок.       Она улыбнулась. Давно прошли те времена, когда подобное заявление было бы приравнено ею к предательству.       «Конечно. Если это будет нам выгодно».       Он поднял голову и взглянул на нее.       «Это не станет проблемой?»       «Нет, — она покачала головой. — Делай то, что должен. Поклоняйся любым богам, бери в жены любую знатную девицу себе по вкусу или хочешь — заведи гарем на манер варваров. Это не имеет значения пока ты тот, кто ты есть, и находишься там, где и должен быть».       «Я начинаю думать, что тебе нужен не столько я, сколько моя армия…» — пробормотал он, целуя молочно-белое плечо и оглаживая бедро горячей ладонью.       Моргана хрипло рассмеялась. Приподнялась на локте, коснулась пальцем его рта, провела ногтем по подбородку, шее, широкой груди… Наклонилась и запечатлела на губах долгий, сочный поцелуй.       «Мне. Нужно. Все».       «Не сомневаюсь, — пробормотал он, наматывая на кулак темные кудри. — Ты ведь хочешь добраться до своего брата…»       Она позволила ему подмять ее под себя, запрокинула руки за голову и выгнулась навстречу сильным, резким движениям, гортанно застонав. Тогда еще мысли о кровавой расправе над Артуром возбуждали не меньше самых умелых ласк…       Но теперь что-то изменилось.       — Ей нужно летать, — сказала Моргана, позволяя мужским рукам обвить ее раздавшуюся талию и устраивая затылок на плече Хлодвига. — Просто скажи своим фанатикам, что она — божье благословение. Дар и гроза небес. И что ее белоснежный цвет лишнее тому подтверждение. Или еще какую-нибудь чушь в этом роде…       Холдвиг расхохотался.       — Знаешь, а ведь это может сработать, — сказал он. — Так ты уверена? — помолчав, спросил он. — Насчет Сиагрия… он падет?       — Я видела это так же ясно, как вижу сейчас Эйсузу, это высокое небо и обступившие замок леса. Как видела нашего сына, который явится на свет в канун равноденствия.       — Сына? — он развернул ее к себе за плечи. — Ты уверена, что будет сын? Моргана?       Его глаза вспыхнули, на щеках заалел румянец. Она прикусила губу, сдерживая улыбку. Сколько же в нем было горячей, живой жизни. Она кивнула, и Хлодвиг сжал ее в объятиях, ничуть не заботясь об осторожности. Но если мать твоего сына — ведьма, это ее дело. Никто не защитит будущего младенца лучше нее.       Когда Хлодвиг выскочил из спальни, Моргана вернулась к созерцанию парящей в небесах Эйсузы. Каждый раз, глядя на нее, она заново ощущала себя свободной, никому ничем не обязанной, способной на все. Знакомый холодок пробежал по спине при воспоминании о том жутком колодце в Амате. Если бы не случайность… если бы не сжалившийся над нею мальчишка, по неосторожности или незнанию спустивший им с Эйсузой кувшин воды на крепкой бечевке, то не видать бы ей растерзанного Саррума у своих ног. Не попасть бы на тот корабль, скрываясь от его кровожадных приспешников. Не повстречать бы Хлодвига и не признать в глубине души, что есть и другой путь…       Да, поначалу она все еще лелеяла планы мести. Но сейчас, когда под сердцем ее росла и крепла новая жизнь… Это было не так уж важно. Все было не так уж важно. Этот их новый бог. То, что Хлодвиг не успеет сдержать обещания, слишком занятый объединением своих земель. Не имело даже значения, какую девицу он выберет себе в законные супруги, скольких она родит ему и скольким из них Моргана позволит жить. То были незначительные помехи, короткие остановки на том пути, который однажды приведет ее сына к власти. К престолу, права на который уже никто не посмеет оспорить.       Об этом она позаботится.       — Леди Моргана! — кто-то звал ее, аккуратно растирая похолодевшие ладони.       — Что… что произошло? — она вздрогнула и отшатнулась, прижимаясь к спинке дивана.       — Вы потеряли сознания, — магистр почтительно отступил. — Хотите воды? Или, быть может, вина?       — Нет, все в порядке, — она сглотнула. — Должно быть, мои силы все еще не пришли к балансу.       — О, да ладно, — процедил сквозь зубы молодой Рейли. — Мы действительно должны смотреть этот бездарный спектакль?       — Замолчи. Сейчас же, — на этот раз отец все-таки обернулся к нему, и одного взгляда было довольно, чтобы Лорккан опустил плечи и голову, признавая его превосходство.       Но все же недостаточно, чтобы окончательно сломить его упрямство.       — Ты ведь и сам это понимаешь, — пробормотал он, глядя себе под ноги.       Моргана наблюдала эту маленькую семейную сцену с насмешливым интересом, а затем поднялась и медленно подошла к Лорккану Рейли. Она уже почти полностью овладела собой, и в крови ее загудело знакомое темное предвкушение.       — Я вижу, ваш сын сомневается в правдивости моих слов, — сказала она и чуть усмехнулась кончиками губ. — Это ничего, он еще так юн… — мгновение, и ее тонкие пальцы с силой впились в бледный узкий подбородок, приподнимая его.       Глаза Лорккана полыхнули яростью, но первая же попытка вырваться обернулась полным провалом. Он с ужасом осознал, что не может шевельнуться.       — Однако детенышам следует знать свое место и молчать, когда говорят взрослые, — сказала Моргана, отпуская его. — А если они этого не умеют, что ж… — она взмахнула рукой, и рта на лице Лорккана не стало.       Зеленые глаза заметались в ужасе, остановились на отце в беззвучной мольбе, но тот смотрел только на Моргану.       — Это вы… — выдохнул Молан, — это действительно вы!       Моргана снова опустилась на диван.       — Вы что-то говорили о вине?       И лишь взяв в руки поспешно налитый бокал, щелкнула пальцами, возвращая сыну хозяина прежний вид.       — Считай это первым и последним актом моей доброй воли. Предупреждением тебе и прочим неверующим, — сказала она. — А теперь прочь, нам с твоим отцом нужно серьезно поговорить.       Бормоча неловкие извинения, Лорккан поспешил убраться из гостиной, презирая самого себя за выступивший на спине пот и захлестнувшую его панику. Но никто, ни единая живая душа за все двадцать шесть лет его жизни не смела практиковать на нем темные заклятия.       А Моргана, проводив его насмешливым взглядом, расстегнула перекинутую через плечо бархатистую сумку и извлекла из нее голубой кристалл, при виде которого глаза Молана загорелись алчным огнем и неприкрытым восторгом.       — Это действительно я, Моргана Пендрагон, последняя истинная жрица Старой религии, — сказала она. — И нам есть, что обсудить.