Те, кого не ждут

       Тех, кто ушёл когда-то, уже не ждут. О них забывают - мучительно, больно, безысходно, но в конце концов забывают, учатся жить самостоятельно. Это невероятно оптимистичная особенность организма - забыть, поскорее оставить позади тех, кто когда-то был дорог до такой степени, что не найти уже иного выхода кроме поперечных надрезов на руках, выпускающих тонкие, но очень сильные красные линии, которые превращаются в упорные ручьи, окрашивающие всё вокруг. Я не ждал, что все станут причитать и плакать, расспрашивать меня о том, что я видел, как мне пришлось сломать всё, что было внутри человеческого - всё сломать и выжить физически, но уже без всякой надежды восстановить былую любовь к жизни, послеобеденному купанию на реке, утреннему чаю на веранде. Этого не вернуть, как и тех мгновений, которые они все так тепло меня встретившие сейчас, с удовольствием пережили без меня, объединившись по-семейному крепко, постаравшиеся забыть о таком травмирующем факте своей биографии, как внезапный арест близкого друга семьи.       Я вернулся с единственным желанием быть там - безо всяких иллюзий забыть о том, что было, мне щемяще хотелось оказаться в тех стенах, с теми же занавесочками, дрожащими от предгрозового ветерка, песчаным берегом с зелёными островками ещё не выжженной июльским солнцем травы, фарфоровым чайным сервизом и томно жужжащими мухами, разрывающими полуденную тишину дачного отдыха. Мы все были там как на своём маленьком острове без московских дел: жили по своим законам и совсем не хотели, чтобы лето заканчивалось - тёплое нежное советское лето, которое мне так хотелось аккуратно сложить пополам как папиросную бумагу и сунуть в карман пиджака. Меня больше нет с ними - они приняли меня как гостя, который садится с ними завтракать, ходит купаться, играет в футбол и совсем не должен делиться своими переживаниями по поводу жизни, которая происходила вне дачи - вне их мирка, которого проблемы внешнего мира вовсе не касались.        Она даже не стала спрашивать - где я был всё это время, почему не приехал, не отвечал на письма. Она не хочет знать больше: дело сделано, она резала вены из-за меня, но всё прошло, Митя, видишь, я теперь жена Котова. Я больше не помню того, что было - я больше не думаю о тебе как раньше: ты злой и циничный, а у меня здесь своя жизнь с баней воскресным утром и катаниями с дочкой на лодке под крылом всемогущего комдива Котова, которого я теперь, видишь ли, люблю. Ты больше не нужен нам, Митя, мы справились.       Я умываю лицо ледяной водой из умывальника - она ещё не успела нагреться и обжигает кожу резким холодом. Я не останусь здесь надолго - Котов будет арестован в конце выходных и мне совсем не будет жаль его даже как человека: он получит то, что ему причитается за то, что у меня больше нет этих спокойных дачных дней и нежной Маруси - только казённая квартира с видом на Кремль и вечное чувство вины за предательства, счёт которым я потерял. Они тянутся за мной как хвост кометы - яркий и обжигающий, не дающий покоя по ночам и не оставляющий больше выбора кроме единственно верного - того, которого я всегда инстинктивно боялся.       - Дядя Митяй! Иди пить чай, куда ты пропал?..       Я смотрю на своё отражение и борюсь с желанием плюнуть себе в лицо.       - Уже иду, Надин.