Голубая звезда

      Лаббок прохаживался по окрестностям вокруг пещеры. Все снова куда-то разбежались. После ряда неудачных сближений с Наджендой, одиночество становилось ему более милым. Пещера представлялась для него неким ребусом, загадкой, которую он интуитивно пытался разгадать, но логически не мог осмыслить. Лаббок несколько раз проводил это место взглядом, стараясь разобраться, что именно с ним не так. Ступив на холодный камень, он присел и начал исследовать тайну из-под низу. Подозрительная чистота, аккуратно уложенные толстые ткани, и ни одного намёка на происходящее в этой пещере за последние недели. Такая щепетильность присуща только женщине, а если ей необходимо нечто скрыть, она уж точно зачистит за собой следы, и не только свои.       Лаббок попробовал на ощупь ткань, мягкая. У него возникло необычное предчувствие, что он в полушаге до разгадки истины, но дверь ещё закрыта. Просидев в неподвижности около минуты, он опустил взгляд на ткань и в этот раз положил ладонь на неё. Первые мгновения ничего не поменялось. И тут в пахе Лаббока зажёгся тёплый, нежный огонёк.       «Ну, ничего себе».       Лаббок привстал, на лице размазалась глупая улыбка. Словно зацепив рыбку на крючок и начав её вытаскивать на берег, он схватился за ту мимолётную мысль, которая являлась ответом в этих атласных одеяниях, и начал её просматривать, как на киноплёнке. Картинки приходили сами собой, и углубляясь в них, Лаббок на себе начал чувствовать каждое движение, вздох и прикосновение. Рефлекторно он повторил несколько таких ритмичных действий, но тут же остановился. Первым делом он осмотрелся вокруг, и к спасению его от стыда, он по-прежнему оставался в округе один. Но оставлять такую чудесную находку в закоулках мышления Лаббок не собирался, и всё снова и снова представлял происходящее, а позже и вовсе начал добавлять свои идеи.       Каким-то чудом он увидел впереди себя знакомую фигуру, которая ни на мгновение не терялась в его голове. Вэйв сосредоточенно полировал бамбуковый тростник для будущей удочки и не заметил его приближения.       «Дивный вы народ, моряки».       Синеволосый странно посмотрел на него. Он сказал это вслух. Смущение обрушилось на голову Лаббока, выбив ненадолго разврат из неё. — Я говорю, зачем так сильно вытачивать тростник? Рыбы всё равно много не наловишь.       Вэйв опустил взгляд на нож и сам бамбук. Действительно, ведь ещё немного, и он её истончит настолько, что та разломится, когда рыба начнёт клевать. — Ну, да. Согласен, — тот бросил нож на траву и начал обматывать какой-то толстой нитью верхушку. Где и как в этих краях он сумел создать нечто близко похожее на крючок Лаббок не понимал.       Он наблюдал как искусно Вэйв затягивает узлы, проверяя каждый на прочность несколько раз. По всей видимости, на лице Лаббока вновь вырисовался смешок. Обратив внимание, как пристально за ним наблюдают, Вэйв резко остановился. Тот туже затянул последний узел, и Лаббок глубже вздохнул. — Я понимаю, что, — Вэйв сделал паузу, словно отдышавшись, — мы с тобой раньше не общались.       Он произносил это с особым ударением, удлиняя каждый звук. — Да всё нормально, — Лаббок сказал это в контраст быстро и присел к нему, — я уже привык.       Вэйв смутился, и снова взялся за работу с удочкой. — Ну, а ты спокойно смотри на вещи. Я воскрес, твоей девушке тысяча лет.       Пространство между ними замерло. Вэйв стиснул нож и косо отвёл взгляд. Лаббок продолжил: — Мы долго не могли найти Эйн. Вначале она нас оставила, потом мысленно начала посылать нам требования, чтобы мы вернулись. Не понимал, почему та сама не шла к нам навстречу. Но знаешь, теперь я готов ей это простить.       Возникла пауза. И Вэйв вновь начал вытачивать бамбук, не проронив ни слова. Лаббок аккуратно присмотрелся к нему. Его мимика не выражала ничего, словно тот не понял. Парня это взбесило, и Лаббок перешёл в наступление. — Ну, она довольна. — А тебе завидно, я гляжу.       Что-то очень острое больно полоснуло его изнутри. Он бы мог продолжать язвить, но стало слишком грустно. Увидев, что Лаббок заткнулся, Вэйв слабо улыбнулся и продолжил заниматься делом.       Внезапно Лаббок завыл, и, взмахнув руками, упал на землю.       «Тацуми, я скучаю по тебе», — в порыве несчастья он вспомнил о друге. Видимо, находясь так долго наедине с собой и тремя женщинами, потребность в мужской компании сильно всколыхнула его психику. — Ты хоть знаешь, где они? — жалостливо промычал Лаббок. — Эйн чему-то учит Надженду, их с рассвета нет.       Лаббок продолжал лежать и смотреть на безоблачное голубое небо. Погода странно поменялась: ещё часа два назад нагнетающие тучи грозились штормом, но теперь на небе ясно сверкало Солнце. Его голову навестила странная мысль. — Я помню, что ты был в одном отряде с сестрой Акаме. Хотел бы её вернуть? — Да, — сухо ответил Вэйв почти сразу.       Разговор между ними не завязался. Лаббок отряхнулся, прокомментировав, что из Вэйва вышел неудачный собеседник. Но после перекинутых с ним слов в нём возникло ощущение оживления. Ему снова становилось привычными человеческие действия. Как и душевная боль.

***

      Ноги Акаме изнывали от боли. Сидя на самом дальнем дереве, она неустанно следила за ними. Она вслушивалась в каждое слово, произнесённое Эйн, и чем дольше она говорила, тем тише становился её голос. Внутри себя она словно вела немой диалог с ней, ощущала её взгляд, строгий и недоверчивый.       Мысль разделилась на две составляющие: на то, что перед ней, и на её содержимое. Она задумалась над тем, что происходит, когда произносит какое-либо слово, ведь существует нечто, что было до него. В этом состоянии она прониклась в мысли Эйн о ней: словно находясь прямо над поверхностью реки, но не касаясь её, она уже знала, что находится под водой. Она просила прощения за Каташи, но неуклонно доказывала, что он собирался убить любого попавшегося человека. Тут же пронеслись слова, что он к ней вернётся. У Акаме прошлась небольшая дрожь по телу. Следом Эйн просила не приближаться к ним, и вести себя как можно тише, но разрешила продолжить слежку. — Погода стала лучше, что мне ещё сделать?       Надженда недовольно фыркала. Протяжные медитации с задержкой дыхания, нравоучения старых принципов. Ей было сказано, что человек может менять всё, включая погоды. Назревала буря, она её предотвратила. — В вас, вояках, полное отсутсвие страсти. Ты умеешь держать себя уравновешенно, это превосходно. Но где в тебе хоть капля удовольствия?       Та незаметно смутилась. Она вспомнила, как лет в шестнадцать обнаружила древние записи императорских наложниц. Это была толстая пыльная книга в бордовой обложке, под свечением Солнца она казалась высеченной из рубина. Искусной речью на этих листах были написаны различные рекомендации, советы и указания, которые вызывали краску на румянце Надженды от одного воспоминания. Эта книга заперла на замок её размышления на подобные темы.       Видимо, настолько глубоко погрузившись в свои мысли, она вяло отвлеклась и уставилась на лицо Эйн. Её опять прочли, каждое слово, каждое воспоминание. — Акаме бы лучше управилась с Хоши.       Эйн не произнесла это вслух, но бросила на неё нравоучительный взгляд и обернулась. Она плавно зашагала в сторону лагеря, Надженда второпях подошла к ней с вопросом. — Достаточно ли будет силы Хоши, чтобы воскресить весь Ночной Рейд? — Резко ты тему сменила, — Эйн стала серьёзнее. — После определенного числа воскрешённых, они сами начнут возвращаться, я тебе уже это говорила. Кто захочет прийти из первых, сами к тебе обратятся. И Хоши будет здесь играть лишь роль двери между нашим миром и их.       Это был последний вечер тишины. Они стали чувствовать себя увереннее и больше походить на команду. Акаме стала меньше противоречить Эйн, а Лаббок начал подтрунивать над Вэйвом, как это делал однажды с другими. И лишь Надженда оставалась беспристрастной на облик, хотя внутри её раздирали мысли. Над ними навис общий вопрос о том, кто следующий присоединится к ним.       Ближе к ночи, когда большинство одолевала бессонница, Вэйв тихо встал и удалился от лагеря. Ему хотелось вдохнуть прохладой соленоватого воздуха и посмотреть на ночное небо, вид которого с первого взгляда умиротворял его. Становилось беспокойно, но голова его была пуста. Линия горизонта еле вырисовывалась в ночном сумраке. Он замер и вглядывался в даль, как будто что-то выискивая. Вэйву подумалось, что тот заметит сигнальный огонь судна, хотя за всё время ни разу ни один корабль не проплывал мимо него. Он ступил вперёд и замер. Впереди действительно загорелась вспышка, и мигом погасла. Вэйв всматривался, каждый раз вновь и вновь воспроизводя, как возникал и тух этот огонёк. Через время он отвлёкся от этого занятия и решил вернуться обратно, почувствовав отток сил.       Он приподнял взгляд. Холодок пробежался по его телу. Горло словно стиснули изнутри. За деревьями стояла фигура, пристально наблюдающая за ним. Вэйв узнал её. Куроме устремила на него свои большие чёрные глаза. Она сделала шаг вперёд, но не больше. В первые секунды Вэйв переносил животный страх, но почувствовав тепло, такое близкое и знакомое. Но через мгновение она исчезла.

***

      Другими, кто не мог спать, были Лаббок и Надженда. Уйдя в сторону, противоположно Вэйву, но гораздо дальше, они тихо обсуждали сегодняшний день. Параллельно парень вспоминал всю свою жизнь от самого начала. Ему показалось, что он обязательно должен вспомнить всё. Но он не мог вытянуть из памяти то, что было за пару часов до его ухода и столько же после, а так же то, что было между этим. — Надженда, — сказал он громче обычного. Её имя повисло в воздухе. Она удивлённо посмотрела на него. — Да? — Ты могла вернуть Тацуми, ты могла вернуть Леонэ. И не только их. Почему ты выбрала меня?       Вопрос ввёл её в замешательство. Но тут же она вспомнила о том, что ей сказала Эйн. — Это ты захотел.       Произнесённые слова словно выбили из тела Лаббока. Он вспомнил ту невероятную боль и тот миг, который отправил его туда. Как он смотрел на своё тело сверху и не мог понять, что произошло. Чувствовал, как его перенесли и бросили к таким же, как он, и подожгли. Охватившее пламя, быстро проникающее и уничтожающее каждую его мышцу, орган, ткань. Он вспомнил, как сгорел дотла, а вместе с ним и сотня других. И единственное, что он мог представлять перед собой, была она. Его желание вернуться к ней и привело его обратно.       Надженде показалось, что он трясётся. Она приблизилась к лицу Лаббока и внимательно посмотрела в его глаза. — Что случилось?       Лаббок слегка наклонил голову, упавшая прядь волос прикрыла его лицо наполовину. — Я снова ощутил, как сцеплялись мои клетки воедино и как моя душа снова создала тело. И всё это время рядом была ты.       Надженда смягчилась во взгляде, понимая, о чём он говорит. Она хотела прикоснуться к нему, но он накрыл её губы своими раньше. Лаббок нежно провёл рукой по её щеке. Время между ними остановилось. Надженда впервые не захотела разрывать связь между ними. Он проник глубже, наслаждаясь её сладким вкусом. Только сейчас она сумела понять то самое удовольствие. Надженда была скована изнутри, но призналась себе, что продлила бы этот миг на бесконечность. Внутри зарождалось пламя.       Лаббок взял её за плечи и прижал её к себе. В ответ она нежно обхватила его голову руками. Когда она прижала его к себе, Лаббок прикоснулся влажными ртом к её оголившейся шее. Искра огня проникла внутрь неё. Он мягко играл губами с её тонкой кожей, а она вдыхала его запах, поглаживая тонкими пальцами его волосы. В какой-то момент Надженду осенило. Она замерла. — Вспомнила. — Что же? — шёпотом спросил Лаббок и сильнее вцепился в её шею.       Изнутри Надженды вырвался сухой, короткий стон. Она непроизвольно прикрыла глаза, а рот сам приоткрылся. — Как ты был рядом со мной.       Она увидела его присутствие с самого момента их знакомства. Его преданность и стремление следовать только за ней. Все дни, начиная с армии, и заканчивая Ночным Рейдом, он преследовал её душу в стремлении быть с ней. Она сжала его крепче, не желая отпускать. Ей показалось, что замок внутри неё открылся. Буря эмоций захватило её тело. Заметив, что Надженда начала дрожать, он привстал и сжал её руку. — Ты знаешь, что я твой.       «Знаю».