Враг и товарищ

Сидеть в открытую на поляне и разливать по чоко саке могло бы показаться глупостью, но сила придавала шиноби самоуверенности, не изменявшей им и в праздник, когда весь погружённый в войну мир вспомнил о том, что неплохо бы сделать перерыв. На месте противника Кисаме бы подготовил удар как раз в этот день, но даже командование Тумана дало подчинённым отдых. Впрочем, шиноби не были глупцами и сейчас, празднуя, держали оружие подле себя. Как так вышло, что вместе собрались именно Мечники, оставалось неясным. В конце концов, знаменитая Семёрка Тумана никогда не отличалась слаженной работой, все её члены — поголовно — были убийцами-одиночками. Кисаме ли это не знать: сам такой же. И то, что сейчас Мечники вместе распивали саке, под открытым небом, не спрятанные надёжно туманом… Амеюри, взяв свою чоко, подняла её: — За мной тост! И вот что я хочу сказать, ублюдки… За сильных врагов! — За убитых сильных врагов! — весело подхватил Кушимару, подняв свою. Кисаме, не став рушить атмосферу своим философским настроением, присоединился к боевым товарищам: — За врагов. Кампай! — и полные саке чоко легонько столкнулись краями. Алкоголь не действовал на джонинов, тела которых закаляли ядами, так что он не пользовался большой популярностью в мире ниндзя, но в праздник традициям следовали все. Рисовая водка обожгла горло лёгкой горечью, и Кисаме, отложив чоко в сторону, взял на колени скрещённых ног Самехаду. Убивать сегодня ещё не довелось, и кровожадный, вечно голодный до чужой чакры меч недовольно ворчал. Кисаме успокаивающе провёл ладонью по туго забинтованному клинку. — Что, уже убивать хочется, Кисаме? — повернувшись к нему, фыркнул Куриараре, по случаю праздника — или ради саке — снявший свою вечную маску оинина. Лицо у него было узкое, бледное, со впалыми щеками и ухмылкой треугольных, как у всех здесь, зубов. — Самехаде — да, — такой же ухмылкой ответил Кисаме. — А я сегодня устал. — Уже? — расхохотался Акебино и заявил авторитетным тоном: — Стареешь. Впрочем, заданий-то всё равно нет… — потянувшись к бутылке, он взял её и легонько встряхнул — осталось ли что? Удовлетворённо хмыкнув, налил себе. — Даже патрулей, и тех не дали. Амеюри тут же поморщилась: — Ой, избавь меня от этой скукотищи. Если меня отправляют в патруль, значит, опасности никакой не грозит! — И однажды ты от скуки шибанёшь молнию в небо, чтоб… — резко замолчав, Мунаши опустил насмешливый взгляд на коснувшийся его шеи клыкастый клинок. Амеюри хищно сощурилась: — Чтоб ты знал, Джинпачи, я не дура, привлекать внимание врага к своему отряду. Мунаши лишь демонстративно фыркнул и, словно обняв рукой клинок Киба, поднёс к губам чоко, неторопливо глотнул саке… Медленно опустив меч, Амеюри довольно закончила: — Мы ведь Скрытый Туман. — Мы — бесшумное убийство, — кивнул Акебино, покосившись на лежащий рядом с ним Кабутовари. — Враг и оглянуться не успеет как умрёт. Обычно. А это скука смертная, так что — за сильных врагов! — помолчав, Амеюри словно вспомнила: — Я уже говорила это, да? Дружный смех стал ей ответом. Ринго Амеюри — самая хищная женщина из всех Кисаме знакомых — вписывалась в компанию Мечников идеально, она была полностью на своём месте, составляла часть единой — кровавой и жестокой — картины, что внушала ужас врагам. Истинная куноичи Скрытого Тумана, даром что честная, презирающая обман и всякого рода интриги. Словесным боям она предпочитала упоительные битвы на мечах. Кисаме ухмыльнулся и выпил ещё. Амеюри этим ото всех и отличалась. Не лгала, не лицемерила, не била в спину, если то не враг, которого догоняла. Вся суть этой женщины — ничем не приукрашенная, никак не замаскированная, самая настоящая… война. Неудивительно, что Ринго Амеюри на поле боя — как акула на охоте. Это, определённо, её стихия. Праздник продолжался, и компания, не пьянея, пила, травила байки, хвасталась врагами, боями и победами, смеялась, не скрывая жестокого веселья, и Кисаме наслаждался странной атмосферой непостоянной, случайной дружбы. Даже Мангетсу — самый молчаливый среди Мечников и молодой — веселился, вопреки обыкновению, вместе со всеми. По случаю праздника, наверно. Когда уже настала поздняя ночь, Мечники, наученные войной с делами кончать сразу, затеяли спор, на кого свалить посуду. Попытались было воззвать к внутренней хозяйке Амеюри — женщина же! — но она радостно послала всех к чёрту: — Победите меня здесь и сейчас — так и быть, посуда моя! — Хочешь драться? — фыркнул Мунаши, наверняка вспомнив приставленный к горлу Киба, и взял в руки свой Взрывной Меч, но не успел Кисаме открыть рот и напомнить об осторожности, как Мангетсу его опередил: — Кажется, вы всё-таки опьянели. Ягура-сама лично оторвёт нам всем головы, если узнает о таком легкомысленном поведении. — Хм, — опомнилась Амеюри. — А ведь ты прав, Мангетсу. Ягура-сама знает всё. Ну ещё бы не знал. Глазами и ушами этого человека был сам туман. Так, с оглядкой, шёпотом говаривали жители Деревни, и Кисаме подозревал, что слова эти недалеко ушли от правды. Спор вокруг посуды продолжался ещё пару минут, а затем кто-то очень неудачно вспомнил, что сегодняшнее дежурство принадлежало Кисаме. Спорить из-за такой ерунды он не собирался, так что встал, взял, что надо, и направился к ближайшей реке. Над водой, лениво плескавшейся о берега, висели клочья тумана, когда Кисаме подошёл к ней, и это, разумеется, было ему на руку. Каждому шиноби на руку, если скрыться помогает сама природа — не поэтому ли в мире ниндзя так много стихийных техник? Чёртово философское настроение никуда не исчезло: саке, казалось, сделало только хуже. — Ты сегодня какой-то слишком задумчивый, Кисаме, — раздался за спиной голос Амеюри. Ничего не ответив, Кисаме присел на корточки у самой кромки воды и сполоснул две чоко сразу. — Настолько, что оставил Самехаду одну, в окружении других Мечников. — Взять её в руки всё равно могу только я, — усмехнулся он и, немного подумав, добавил: — Ну, и Хоузуки Мангетсу, наверно. Моя Самехада никому из вас не дастся в руки так просто. — Хм. Говоришь так, будто мы тебе враги, — весело заметила Амеюри, и Кисаме, нахмурившись, повернул в её сторону голову. Враги… Зная, сколько обмана таилось в проклятом мире шиноби, Кисаме предпочитал видеть врагов во всех. Просто временами бывает, что с кем-то у него общие цели, и это — единственное, что держит разных ниндзя вместе. Кисаме хмыкнул: — Уж тебе ли, Амеюри, не знать, что в нашей Деревне слова «враг» и «товарищ» значат почти одно и то же? — Хм. А я тебе враг, Кисаме? — вдруг поинтересовалась она. Он равнодушно пожал плечами: — Нет. По крайней мере, сейчас. Хищница, всегда настигающая свою добычу, криво ухмыльнулась. — Лучше тебе не становиться моим врагом. От меня, Кисаме, ещё ни один мужчина не убегал.