Алые сердца: небо

Не то, что ты обманул меня, а то, что я больше не могу верить тебе, потрясло меня. Фридрих Ницше «По ту сторону добра и зла».

Ичика очень любила своего дядю, который с малых лет заботился о ней всеми возможными способами. Его забота начиналась от плетения косичек и заканчивалась она приятным массажем спины после долгой тренировки. Эта забота наполняла ее с головой, и пятнадцатилетняя Ичика думала, что она по уши влюбилась в собственного дядю. А как не влюбиться в этого молодого мужчину? В эти волосы, скулы, губы, пальцы. Это было просто невозможно. Да и по кому должно трепетать сердце, если не по этому мужчине? По болвану-Казуи? Уж нет, извольте.

***

Казуи был старше, чем могло бы показаться. Не смотря на свое придурковатое поведение, заводной характер, он был преувеличенно ответственен, умен и, что удивительно, скромен. Он был душой компании, безалаберным парнем, который в рейтинге школы занимал 7 место, и безумно влюбленным в маленькую шинигами. Маленькую шинигами не любить было невозможно, но столь же невозможно было делить ее востоженно-влюбленный взгляд с кем-то другим. И больнее юному сердцу было от того, что он этот взгляд делил с… ее дядей.

***

Бьякуя отдавал всю нежность и любовь Ичике потому что… когда-то все это не отдал Рукии, вместо Хисаны. И сейчас все чувства выплескивались на маленькую шинигами, как молоко из переполненной чаши. Но спустя несколько лет, когда Ичика становилась все прекраснее и прекраснее, когда она начала становиться еще более точной копией Хисаны, чем даже Рукия, у Бьякуи снесло голову от… любви. Вожделеть собственную племянницу было преступлением. Но чем больше мужчина получал восторженных вздохов и взглядов, робких и томных прикосновений, тем глубже он утопал в этом чувстве. Под покровом ночи, сотрясаясь от накатывающего оргазма, Бьякуя убеждал себя, что Ичика ни капли не его кровь и плоть, поэтому… это хоть на мгновение возможно.

***

Казуи всегда встречался с однотипным девушками. Ичиго это отмечал без удовольствия, щуря карие глаза и мечтая надавать пинков собственному сыну. Но потом он вспоминал себя и уходил в комнату, запустив пятерню в волосы.

***

Когда Бьякуя впервые позволил Ичике поцеловать его, он с неудовольствием отметил, что девчонка целуется совсем паршиво. Он даже хотел поддержать девичий порыв, чтобы хоть как-то воплотить в реальность разошедшееся за несколько лет воображение, но внезапный шорох одежд отвлек мужчину, и он резко отстранился и ушел прочь из девичьей комнаты. Их кто-то видел.

***

Полгода Казуи избегал Ичику, как только мог. Ей требовалось плечо друга, но друг не мог просто смотреть на нее. У Казуи перед глазами вновь и вновь всплывала картина: комната Абараи, яркое июльское солнце заливает комнату золотым светом, а в центре комнаты, обнявшись, целуются Кучики Бьякуя и Абараи Ичика. От этой картины юношу трясло и бросало в пот. Но избегать Ичику было никак невозможно: их семья в полном составе или нет наведывалась в гости к семье Куросаки каждые выходные. И когда Ичика прижималась к нему, чтоб хоть как-то удержать в комнате, а он скидывал с себя ее точеные ручки, он был готов отдать все, лишь бы самому обнять эту девчушку и забрать ее из лапищ Бьякуи. Он ведь взрослый мужик, а она — нежный, прекрасный цветок, начинающий свою долгую и яркую жизнь.

***

— Бьякуя, — осторожно начала Ичика, обнимая дядю за плечи и целуя его скулу, — что я значу для тебя? Мужчина не отрывался от написания документов. — Бьякуя, — продолжала девушка, руками спускаясь под одежды, пальчиками поглаживая оголившуюся грудь, — ты любишь меня? Тот отложил кисть в сторону. — Любишь? О чем ты? — он слегла повернул голову и вскинул бровь. — Ичика, я взрослый мужчина, а ты лишь глупая девчонка. Неужели ты думаешь, что что-то могло быть?

***

Казуи сжимал кулаки и смотрел в небо, чтобы не сорваться. Всевышний, Будда, Иисус Христос, Мерлин, Зевс… все возможные боги, удержите его от глупости. Удержите от того, чтобы не сорваться и не накричать на раздавленную Ичику, которая рыдает на его груди. Из-за Бьякуи, из-за предательства и обмана. Из-за первой любви. — Эй, Ичика, — зовет наконец Куросаки тихо и приподнимает девичье личико, — ты можешь не убивать мою первую любовь?

***

Его сердце мерно билось в любой ситуации. А её — учащенно стучало о ребра, когда она была рядом с ним. Казуи, поддержав, все изменил.