Тихо саваном белым Вьюга, дом мой укрой Где-то ты засыпаешь Где-то, но не со мной Кружит Белая вьюга Тихо ходит зима Слышишь, как замерзаю Снова я без тебя Григорий Лепс - Вьюга (с)
Мысли и шаги кругами плелись друг за другом, робко складываясь вокруг единственного. В надежде вытянуть щипцами тяжкий груз, девушка материализовывала свой замкнутый и вечный ход мыслей; Тина рисовала фигуру круга на ковре, мелкими и шаткими шагами. Глухая ночь молчаливо не принимала одиночества девушки, желанный сон бежал от нее. Тина бродила в лабиринте, с горьким приветом встречая родные повороты. Чем больше она ознакамливалась с каменными зигзагами, оцепившими ее разум, тем больше убеждалась: выхода ей нет. Утро встретит ее с очередным указом лицемерия, и Тина согласно поставит свою роспись алыми чернилами. А затем приступит к выполнению обязательств; сперва наперво жизнерадостно начнет лгать сестре. Белые простыни просили вернуться под их защиту, но Тина воротила взгляд от мягкой постели. Ей мерещился и лишь представлялся чужой силуэт на белизне подушек. Очерченный смолью волос, приковывающий опущенными стрелками длинных ресниц. Она млела и немела, пытаясь отдаленно представить, как громко запоет ее душа, если бы судьба подарила подарок; спать с ним рядом. Она верила, он бы излечил ее недуг и сон вернулся. А если и нет, то и сон ей ни к чему, если он рядом. Кровать зияла белоснежным провалом в черноте комнаты. Очередной заход в цикл саморазрушения (Тина начинала новый круг) предвещал закономерные слезы. В оправе родных рам, снег шуршал над спящим городом, избирательно выбрав время для работы. Тина, став зрителем закрытого показа, не радовалась своей избранности. Слишком много девушка хранит в памяти проигранных встреч с нелюбезной ночью, что оголяла ее чувства до нового кровотока. Взгляд зацеплялся за каждую деталь ее комнаты, а по совместительству, и за вынужденного свидетеля человеческих страстей. Молчите, вещи. Горизонт подморозился полоской света. Огни на витиеватых, железных кольцах фонарей погасли. Торопливо, подгоняемая нарастающим светом дня, Тина скользнула под холодное одеяло. Открытое окно морозило воздух, остужая дыхание. Утро дарило короткий час сновидений. Она знала, что и там покоя не будет, но природная разумность девушки брала свое - без сна ей долго не продержаться. Для чего?***
Круглый стол, так прекрасно подходящий для семейных застолий, насмешливо распростёрся перед Тиной. Недолго он дразнил своей безупречностью и напоминанием о ночном бдении; чужой взмах палочки и пустота горизонтали заполнилась. В неомрачённом ничем детстве, завтрак был лучшей частью дня. Просыпаться под шорохи и уже вкусные звуки, прилетающие с кухни, было прекрасно. Взлетая с кровати и без остановок, Тина летела на кухню, конечно, к маме. А затем к поджаренным тостам и вареньем и какао. Напротив всегда сидело взъерошенное солнце – Куинни тяжело давались ранние утренние побудки. Вкус, меню, аромат, кухня, сонная Куинни – все было тем же и совсем другим. - Доброе утро, - фраза съехала в подавленное зевание. Розовый пеньюар скатился с плеча. Тина удивлялась, как девушка находила силы и желания готовить по утрам. И ведь яичница, тосты и бекон всегда безупречно вкусные, без оплошностей подгорания. - Выспалась? - Негодяйка! Одной рукой Куинни ущипнула вредную Тину, другой, наливала жгучий кофе. - Не стыдно такое спрашивать? Сама-то цветешь, - Куинни хихикнула где-то за спиной. Тина прекрасно знала, что улики ее несчастья налицо, цвести в таком состоянии не положено. Баюкая в ладонях напиток богов, опасно подплескивая его к краям, девушка прятала взгляд от усевшегося напротив рентгена человеческих тайн. - Снегу! - Куинни недовольно завыла уже в третью пустую кружку. Блондинка хронически не выносила холод. - По-моему красиво. Когда кругом чистый лист, легче утихает внутренний шторм. Наверно, поэтому Тина любила отсиживаться на кухне; обстановка была исключительно белой. - Празднуем Рождество вместе? - Да! - А Новый Год? - Да! Не успела Тина додумать, как Куинни уже соловьем запела; - Нет у меня никого, и никого мне не надо. Хочу праздновать со своей занудиной! Значит второе. Уже второе подряд Рождество как она хочет поменять компанию на праздник, но жизнь течет своим чередом подальше от Тины. Карие глаза уголком заметили тень сочувствия в синеве. - Куиини! Я ведь просила!***
Удивительно хорошо день не задался. Она склонила голову вниз, ощущая как шея приятно ноет в боли. Тончайшие пальцы утонули в черноте кудрей. Сила желания уснуть на этом неудобном месте была равна силе несчастий, что поджидали ее на каждом углу этого дня. Несдержанная пуговица, невкусный кофе, неудачные походы по гололеду, невыносимо-бесконечный отчет, не раскрываемые дела, не проходящая головная боль – сплошные не,ее старые знакомые, но почему все сразу? И самое страшное. Намек или испытание судьбы, но ее рабочее место расположено крайне неудачно, когда крайне важно видеть вход в отдел мракоборцев. С позабытой гордостью, Тина каждый раз искусно, искусственно, а самое главное непринужденно ломала линию шеи, услышав скрип открывающейся двери. Сегодня сладостная минута из и для целого дня, была утеряна. Возможно, он пришел раньше/позже и сегодня Тина останется без возможности дышать. Линия плеч проломилась под тяжестью дум. Тина не поднимала головы, боясь видеть стрелки часов. Она и так знала что засиделась, вокруг не было ни души. Стоило ей перешагнуть порог отдела, как ее осознанный день заканчивался. Впереди ждала подруга бессонница. - Тина? - Здравствуйте, мистер Грейвс. Потухшие глаза не спешили загораться. За это долгое время, влюбленная девушка разучилась радоваться мелочам. И говорить с ним сложнее и горше, чем подглядывать. Грейвс очертил таким же остывшим взглядом безвольность пальцев, поникшие плечи, бесцветную усталость в уголках глаз. Тишина для Тины, и попытка сдержать непрофессиональные вопросы для Грейвса. - К концу года, как всегда, необходимо разобраться с отчетностью. Сожалею, но вы у нас лучший специалист по ведению отчетов. - Мне остаться после работы, сэр? – губы расползлись в хитрой улыбке. - Было бы неплохо, - ответной реакцией были радость глаз и сжатый кулак в кармане. - Хорошо. Тина впилась больным взглядом в уходящую спину и поражалась тому, как можно так любить и восхищаться всего лишь затылком и полоской рубашки, выглядывающей из-за воротника пиджака. - Не жалеете о вашем профессионализме? – Грейвс сдался и все же обернулся, уже в дверях. Тина вытянула шею, обхватив ее холодными ладонями. Ее лицо поднялось над кипами папок и долгими рядами столов. Издалека, он увидел, как к хитрости присоединилось сущее детское удовольствие; нет, не жалею. - А как же праздник? Тина развела руками. - Ваши домашние будут огорчены. Например, любимый. - Ему все равно где я, - до Грейвса долетел музыкальный ответ на выдохе. Тина колола его своими блестящими искрами в глазах. Грейвс как-то послушно улыбнулся и посмотрел вниз. Тина не понимала причины заминки. Почему он не уходит? - Ужасно некрасиво с его стороны. - И невежливо, - поддакнули карие глаза, и блеснули, прячась за колоннами папок. - Придется составить вам компанию, в качестве слабой компенсации. Запас бойких ответов перестал прилетать из другого конца отдела. - Пожалуйста. Она не знала, что ей делать с этим подарком, как и со многими другими. Расценивать как вежливость, дружелюбие, забаву от скуки, хорошее настроение, мотивацию для подчиненной? Принимать близко к сердцу? Вспоминать, вертя в руках, таясь под одеялом? Отставить тут же, не ища граней смысла? Сколько ей еще придется играть со своей болью и вежливо глядеть на причину страданий? Причина нагло-прекрасная вернулась через час, припорошенная снежинками, которые и не знали, что к ним можно испытывать такой уровень зависти. - Ну как? Пустой звук вылетел из раскрывшихся губ. Девушка не была уверена, что этот вопрос предназначался ей, и что он не был случайно озвученным фрагментом потока мыслей. Но вот черные глаза обернулись к ней. - Потихоньку. - Потихоньку? Вальяжно-непринужденно он перегнулся через стол, подхватив отчет и замершую душу девушки. - Вы почти расправились с этим кошмаром, - растягивая слова в удивлении, он так же медленно провел пальцами по строчкам. Бумага не хранит тепло прикосновений. Грейвс захлопнул папку. - Да, - Тина стараясь запихнуть, что рвалось криком взлетевшей птицы, наружу, водила рукой по уставшему лицу,- Осталось парочка. Тина не уследила и вздох усталости приподнял плечи. Цепкий взгляд, куда бы он не был устремлен, ухватил то, что важно для якобы каменного сердца. - Значит, я все верно сделал. Мужчина молча протянул высокий стакан, как оказалось, кофе. - Вкусный, - восторженно выдохнула Тина, и снова приложила край стакана к губам. Обжигающим потоком гладил напиток губы, а поверх белого полукруга, черные агаты обласкивали девичьи виски и лоб. - У вас… - Грейвс неопределенно указал пальцем куда-то на свои губы, и Тина забывчиво, озабоченно увлеклась заветной гаванью. Потому, она была крайне шокирована, когда увидела, словно во сне тянущуюся к ней руку с предлагаемым носовым платком. - Простите, - краснела она так же очаровательно, как и выплескивала на него свой кофе, наступала на ногу, и засыпала (как посмела) на совещании. - Это вы простите. Запер вас, не даю праздновать. Не прощаю.***
- Благодарю за выполненную работу. - Не за что, сэр. Слишком отработанное движение руки и широкая ладонь ждала ответа. Тина опустила взгляд и поняла, что до этого не знала, что такое робость. Боязливо вверяя ему хрупкость своих пальцев, Тина и не представляла, насколько искренне выдавала себя блеском счастья. Ей хотелось расплавиться железом и обвить застывшим металлом его руку. Она не знала, что начальники так в ответ не смотрят, ей никто не сообщал об этом. Тонкая струна равной души кричала в исступлении, о чем знала только бессонница. - У вас уставший вид. - Плохо сплю. Совсем не сплю, - она жарко прошептала. Либо отпусти, либо забирай. Просто вас никто не укладывает – молчало на губах и читалось во взгляде. Просрочив все лимиты субординации, Грейвс отступил, вытянув руку, не разрывая замок пальцев. Девушка даже не знала, в какие силки попала. Впрочем, она же их и сплела, а он угодил в них первым. - С наступающим. - И вас. Распасться на снежинки и окутать город, в котором где-то он, казалось лучшей мечтой для Тины, что глотала слезы. А он все так же стремительно уходил, никогда не оборачиваясь, порывая ее кинуться вслед. Перешагнув границу, он не аппарировал. Высокий, одинокий, он так и замер под тихим снегопадом. Медленно, словно прислушиваясь, он повернул голову, выставляя на свет профиль. - Доброй ночи, - прошептала Тина, безвозмездно даря свои сны и ночи покоя. Деля еще несколько секунд с ней один снегопад и небо, Грейвс сделал шаг в темноту, и пропал, а точнее вернулся. Бессонница ждала.***
И он прибыл на свидание вовремя. Грейвс сидел на краю кровати, опустив черную голову в колыбели рук, пряча лицо в ладонях. Мысли вихрами вились перед глазами и закольцовывались в диск цвета виски. Горькая ночь жила в нем, а он в ней. Осколки рассуждений резали мечты и надежды. Найти ее в этой бесконечности разноцветной ночи и быть только ею. Задерживая отчаянную галлюцинацию, Грейвс обернулся через плечо. Пустые простыни не повторяли волны девичьей фигуры. Но он четко увидел круглое, словно выступающая луна, плечо, укрытое облаками одеял. Услышал мерное дыхание. Он покорно смотрел перед собой, принимая сдачу последних баррикад , исстрадавшегося разума. Грейвс знал, что мог искусственно приманить чистое создание, но так же он знал, что в таком случае, недолго ему быть хозяином сокровища. Клетку надо сломать, она не нужна, и выпустить обитательницу наружу. Свободная в своих наивных и правильных решениях, такая Тина ему нужна. Такая Тина будет греться в его кровати, смягчая его бессонницу. Впрочем, он будет рад своей ночной бодрости, когда и если, темные кудри улягутся рядом. Испив горькую чашу до дна, с первыми секундами утра, Персиваль Грейвс рухнул на подушки. Он позволил себе поверить, что и вправду, этот холодный аромат в воздухе, дыхание спокойного сна Тины.