imagine № 11

[Shayne Ward – No Promises] Он такой забавный, когда злится. Это, конечно, на самом деле, совсем не смешно, потому что злится он обычно вполне обоснованно. Но каким же милым он становится в этой своей неловкой, рассеянной злости!... Зейн хмурится и отодвигается ещё ближе к окну, всем своим видом показывая, каких якобы усилий ему стоит оставаться рядом с тобой, такой провинившейся; скольких потуг и мучений ему стоит обуздать свою юношескую гордость, чтобы не пересесть подальше. Хотя и пересаживаться некуда, и виновата ты только тем, что он сам вчера приревновал тебя к какому-то старому знакомому, с которым ты успела лишь обмолвиться парой фразой из чистой вежливости, смягчённой непринуждённой улыбкой. Странные они, эти мужчины – никак не могут научиться понимать, что если девушка влюблена, то ей больше никто и не нужен. Да и как можно даже думать о том, чтоб посмотреть в чью-то ещё сторону, когда рядом с тобой – тот-самый-парень, превосходящий все мыслимые и немыслимые ожидания? Хотя он, конечно, бывает гордым индюком, и даже его волосы в такие моменты топорщатся как-то сурово и обиженно. Но Зейн всё-таки не пересел и всё так же, делая вид, что невзначай, иногда мимолётом поглядывает в твою сторону. Как будто волнуется, по привычке проверяя, в порядке ли ты. По привычке иногда касаясь на мгновение твоей руки своей широкой ладонью. Ну как можно на него обижаться? И ты рассеянно стараешься спрятать улыбку, и это чувство тепла и нежности к самому очаровательному обиженному парню в мире заполняет всё внутри. Безусловно, ты уже извинилась. И своим грустным видом, и вкусным завтраком, и даже на словах. На что Малик лишь хмуро качнул головой, пробубнив, что он вроде как всё давно простил и «думать об этой глупости забыл», хотя на его лице было написано капслоком, насколько много лишнего он всё ещё помнит, и как из этих воспоминаний прорастают, как на дрожжах, им самим додуманные варианты развития событий. И грустно, и смешно, что с фантазией у него всё было в порядке не только когда дело доходило до постели. Но злился он всегда одинаково. Вот и сейчас, выходя из такси, Зейн ворчливо бросает: «До вечера, увидимся дома», - небрежно целуя тебя на прощание куда-то в низ щеки, и ты чувствуешь, что на мгновение ему словно хочется задержаться и опуститься к твоим губам, но он быстро отстраняется, - и его щёки едва заметно краснеют, но это, конечно, можно списать на осеннюю уличную прохладу. На что только лучше списать его упрямство, остаётся думать тебе уже в полном одиночестве. И ты смотришь ему вслед, как Малик удаляется размашистыми шагами, поднимая воротник пальто и поправляя шарф. Подаренный тобою когда-то, - и ты улыбаешься, вспоминая тот день. И день до, и тот день, который был за несколько дней до этих двух. И затем эта последовательная цепь воспоминаний приводит тебя к тому вечеру, когда вы познакомились… И ты едешь домой, но не для того, чтобы там задержаться, - ты забегаешь в вашу квартиру всего на несколько минут и вскоре уже выходишь обратно на улицу, чуть подпрыгивая по ступенькам вниз. Он должен будет вспомнить и понять, а если всё получится, то вы помиритесь. И, хотелось бы верить, больше так ссориться не будете. … И ты коротаешь время уже второй час, согревая руки о стаканчик с какао. Вечереет, и небольшой парк аттракционов пустеет, и стихают детские голоса и смех, оставляя только витающее в воздухе ощущение предвкушения счастья. Ты стоишь под козырьком небольшой беседки, скучающе наблюдая, как на небе собираются тучи, и переминаясь с ноги на ногу. И в тот день была такая же погода. И он так же был не в настроении. И ты пила то же самое какао. И, возможно, вы бы никогда и не встретились тогда, если бы не… - Шарф! – ты оборачиваешься на его голос, и одновременно с этим тяжёлая капля чего-то холодного падает тебе на кончик носа. А Зейн идёт тебе навстречу ещё быстрее, чем выходил из того такси, - и ты видишь, как он пытается казаться нелепо грозным, хотя по всей его торопливости так отчётливо понятно, что он очень скучал. - Ты забыла шарф, а на улице ведь холодно! С ума сошла! – он, запыхавшись, вытаскивает руку с твоим шарфом из кармана. И в этот момент дождь обрушивается на землю стеной, и ты, не выдерживая, начинаешь звонко смеяться – от вида рассеянности на его лице и от того, насколько Зейн застигнут врасплох этой непогодой, и как мокнут его волосы, ресницы и оба ваших шарфа. Вы встречаетесь взглядами, и ты замечаешь, как поднимаются уголки его губ. Он качает головой и вприпрыжку преодолевает всё оставшееся расстояние, подбегая к беседке. - Что за дурная привычка разбрасываться шарфами по осени, бегай вот за тобой, мокни! – но его голос звучит мягко, а глаза смотрят на тебя с такой теплотой, что ты понимаешь, - он помнит, он всё ещё помнит тот день. - Опять вымок насквозь? – ты хитро смотришь на него, поправляя пальцами его влажную чёлку, и он с молчаливой улыбкой чуть наклоняет голову в сторону твоей руки. Затем внезапно наклоняется и смешно касается своим мокрым носом твоего: - Вот тебе! – и Зейн по-ребячески хохочет. – Теперь мы квиты! – и сложно представить, что несколько часов назад он мог на тебя злиться. Невозможно передать, как ты любишь его радостный смех. И, уворачиваясь от Малика, который опять делает шаг в твою сторону, ты вдруг выбегаешь из-под беседки под проливной дождь, - и это озорное выражение его лица в миг сменяется беспокойством: - Так, а ну вернись! Ты же сейчас совсем промокнешь, ещё и без шарфа…! – он протягивает тебе руку, но ты, крепко перехватывая её своей, тянешь его к себе, и от неожиданности Зейн поддаётся, оказываясь рядом с тобой. Ты подмигиваешь ему: - Вот теперь – мы квиты! – но вместо того, чтобы вернуться под козырёк, ты делаешь реверанс, а затем, выпрямив спину, привлекаешь его ближе, кладя правую руку ему на плечо, а левой нежно проводя по его мокрой щеке. И обе его ладони так же осторожно ложатся на твою талию, как улыбка незаметно снова появляется на его лице. - Ты знаешь, я не любитель танцевать, - он чуть опускает голову, и капли с его лица падают на твоё. - Дождь ты тоже не любишь, я знаю, - ты аккуратно чуть приподнимаешься на цыпочках, выжидающе смотря на него, чуть прикусывая на мгновение нижнюю губу. Искрятся в дожде огни аттракционов, но его глаза горят ещё ярче, когда Зейн наклоняется к тебе, и его мягкие, тёплые губы касаются твоих, - и мурашки, пробегая по твоей коже, начинают свой собственный причудливый танец. И вы больше тонете друг в друге, чем в осеннем ливне, беспощадно заливающем всё вокруг. - Я не могу долго на тебя обижаться, это просто невозможно, - ты ощущаешь тёплое дыхание его шёпота, но лишь искренне улыбаешься в ответ, ничего не говоря. И внезапно Зейн подхватывает тебя, начиная кружить в смешном подобии вальса, и ты звонко хохочешь, и вы наступаете во все возможные лужи, но продолжаете танцевать под дождём, уже вымокшие насквозь, но безумно счастливые. Не обращая внимания на редких прохожих, на то, что постепенно ливень стихает, и сумерки бережно окутывают всё вокруг. - Я люблю тебя, - тихо говорит он и тянется к твоим губам, и ты едва успеваешь ответить: «Я тоже тебя люблю», прежде, чем он снова тебя целует, и этот поцелуй такой мокрый, но такой же нежный, как и все его предыдущие поцелуи. И ты не уверена в том, кого стоит благодарить за то, что однажды осенним вечером Малик решил вернуть тебе твой потерянный шарф, но ты знаешь, что ни об одном дне, проведённым с ним с момента той памятной встречи, ты никогда не будешь жалеть. Потому что даже когда он по-мальчишески глупо на тебя обижается, он всё равно - твой самый любимый мужчина.