Онлайн Ведьма

      Когда Психчинский упомянул архитектора, я не придала особого значения его словам.       А зря.       Очень зря.       Как оказалось, этот человек — в смысле, архитектор — совсем скоро выбесит меня одним фактом своего существования. Да так, как никогда не бесил Сергей Павлович за всё время нашего знакомства. Выбесит, как попкорнинка, застрявшая в зубах. Как песчинка, неведомым образом попавшая в зимний сапог, когда ты идёшь по улице на морозе и не можешь её вытряхнуть. Чёрт возьми, как месячные, пришедшие раньше срока, как раз когда ты плаваешь в море! Да, примерно так меня бесил архитектор.       По сравнению с Олегом Ефимовым, а именно так звали это ходячее недоразумение на ножках, Психич был образцовым, а, самое главное, уравновешенным членом общества.       Как говорится, всё познаётся в сравнении. И даже в тридцатиградусную жару ещё не поздно переобуть машину с зимней резины на летнюю.       Но начнём по порядку. Как-никак девочка Саша — аналитик, и с порядком у неё проблем никогда не было.       Когда я впервые задумалась об архитекторе, имени которого на тот момент не знала, — а было это вечером в четверг — я представила типичного, даже клишированного мужчину из сериала: красивого, эффектного, статного брюнета. Ну, такого, с которым не стыдно в обществе показаться и с гордостью представиться девушкой архитектора.       В одном я не ошиблась. Как ни странно, Ефимов Олег действительно был брюнетом. На этом сходство заканчивалось. И начинались различия.       Так вот, я снова чутка забегаю вперёд.       Утром в пятницу я перекрыла всю воду в квартире от греха подальше, как говорится, и собрала вещи, необходимые для поездки. Раньше, когда ещё заботилась о том, что обо мне подумают коллеги, я собирала с собой целый чемодан — большой такой, почти дом на колёсах. Тягать его, конечно, приходилось мне, а вещей из него использовалось пять-шесть позиций.       После третьей или четвертой такой поездочки я решила, что буду брать пример с Психича — выглядеть как бомж, но чувствовать себя комфортно. У Сергея Павловича был дорожный портфельчик, в который помещались следующие вещи: сменный комплект трусов, зубная щётка и носки, полотенце с «три в одном» шампунем, которым можно и голову помыть, и носочки постирать. Запасная футболка и ноутбук со всеми необходимыми проводами. У него ещё имелась улучшенная модификация — «пафосный чемоданчик», как я его окрестила, для командировок, в которых необходимо встретиться с заказчиками и выглядеть солидно. Отличие было в том, что в «пафосный чемоданчик» входил ещё дополнительно отутюженный костюм с рубашкой и гель для укладки волос.       Всё это я изучила в бытность его помощницей и оценила подход. Даже «портфельчиком» обзавелась. Правда, мой был побольше и розовый, и в него вмещалось ещё несколько других ништяков: бальзам для волос, пенка для умывания, солнцезащитный крем, таблетки разного спектра действия. От головы, от живота, от температуры, от аллергии… К сожалению, от душных людей не было, но, если бы их только изобрели — я бы запаслась ими на года.       По одежде тоже решила, так сказать, обойтись по минимуму. Шорты — длинные, по коленочки. Я не настолько рискованная, чтобы ехать в машине с двумя мужчинами в коротких шортах. Нет, от Психа я подвоха не ждала — за все эти годы уяснила, что он ко мне клеиться не будет и непотребные намёки делать не станет. Эту его черту я давно изучила: единственное, к чему он может меня принудить, так это к работе в неурочное время, но никак не к половому взаимоотношению с начальством.       А вот конфликтов с мифическим архитектором не хотелось. Как и загореть сверх меры. Так что в комплект к шортам пошла лёгкая блузка с длинным рукавом и тёплая кофта на случай, если будет холодно. Дополнительно я взяла пижаму с длинными штанами и длинной рубашкой с аляповатым принтом в виде собачек, покуривающих травку — спасибо Дару, он всегда умудряется подбирать интересные подарки.       Ну, так вот, ровно в двенадцать я со своим портфельчиком ждала Психчинского у подъезда. Ждала в гордом одиночестве, так как наше местное ОПГ стояло неподалёку в очереди за молоком. Его привезли с какой-то ближайшей фермы на машине, название которой я не знала, но для себя окрестила не иначе как «мини-бензовоз». И зрелище это то и дело привлекало моё внимание. Смотреть, как взрослый мужчина разливает белую жидкость по пластмассовым бутылкам и приговаривает, как его коровки хорошо кушают да как хорошо какают, и как часто он моет их вымя да кремком натирает, было даже забавно. А самым забавным было то, как наши ОПГшные бабушки слушали его и кивали с видом знатоков. Вот только бабушки наши исконно городские и коров, скорее всего, видели лишь на картинках.       Поэтому, хоть я и ждала в одиночестве, скучно мне не было.       И за столь потрясающим занятием я даже не сразу заметила, что Психчинский опаздывал. Сильно так опаздывал. На целый час.       Что было поистине феноменально, ведь Сергей Павлович обычно никогда не опаздывал. И от подчинённых требовал того же. В итоге, когда в начале второго молочник уехал и сериал закончился, я решила набрать Психчинскому.       Взял он трубку не сразу и, наверное, лучше и вовсе бы не брал. Потому что, когда тебе вместо «привет, подожди минутку, я скоро буду!» зло кричат в трубку «счас буду!» и отключаются, чувствуешь себя так, словно на тебя вылили ведро ледяной воды.       Я сразу же поняла, что что-то случилось, поэтому свой длинный язык лучше спрятать за зубами, а губы ещё и клеем смазать.       Как оказалось, в переводе с языка Психа «счас буду!» значило «к двум подъеду». Потому что примерно в это время он припарковался возле моего подъезда.       Когда живёшь с Марфой Васильевной и работаешь с Сергеем Павловичем, волей-неволей научишься отличать критическую ситуацию, в которой ты ещё можешь вести себя, как есть, и ёрничать, и фатальную, в которой лишнее слово — и кто-то другой сообщит Гробовщику о том, что тебе нужен гроб.       Психич зыркнул через лобовое стекло на меня так, что я сразу же побежала к багажнику, чтобы закинуть туда рюкзачок и сесть на пассажирское сиденье, помалкивая. И лучше бы я этого не делала, потому что на меня сразу же высыпалось несколько пакетов непонятно с чем. А тут ещё и Психчинский высыпался из машины. Тут хотя бы сразу было понятно, с какими намерениями: конечно же наорать на меня.       Однако, к моему не малому удивлению, этого не случилось. Сергей сделал несколько глубоких вдохов — таких, что я испугалась, как бы у него лёгкие не разорвались, — а затем выдал:       — Сашенька, пожалуйста, сядь в машину.       Прижимая к груди рюкзак, которому явно не нашлось бы места в багажнике, я поспешила сесть в машину и краем уха услышала тихий шёпот Психчинского:       — Серёжа, держи себя в руках. Серёжа, ты не хочешь в тюрьму. Средний срок за убийство — от шести до пятнадцати лет.       И тут меня аж передёрнуло. Это что сейчас было? Ментальные практики? Самовнушение? Это кто его так доконал?       Вряд ли я. Я же ещё толком ничего сделать или сказать не успела. А убивать за выпавшие из багажника вещи в нормальном обществе так-то не принято…       И всё же опасаясь, что прилетит мне, я тихонечко села в машину, даже дверью не хлопнув, хотя обычно именно так и делаю. И вот тогда-то я и увидела его — мужчину, который в буквальном смысле занимал всё заднее сиденье. Высокий, статный… О нет, ничего подобного! Этот мужчина был просто огромен, причём полнота его несла явно болезненный характер — он, будто жижа, наполнил собой всё заднее пространство машины.       Мой шаблон архитектора разрушился тут же, разбившись вдребезги. Шеи у архитектора и вовсе не было: казалось, его голова просто приклеена к туловищу. Маленькие тёмные глазки почему-то напоминали поросячьи, а на большом лоснящемся носу я приметила несколько большущих таких угрей, остро нуждающихся в срочном лечении.       Одет архитектор оказался тоже не очень. Никогда не могла понять, зачем надевать обтягивающие вещи в такую жару. Хотя, возможно, в магазине больших размеров не нашлось настолько больших размеров.       А ещё, простите за подробности, он вонял. Из-за него буквально пропахла вся машина. И то был запах какого-то болезненного кислого пота вперемешку с тошнотворным дезодорантом. Который вроде как должен был замаскировать вонь, но почему-то делал только хуже.       На меня давно не накатывало такое сильное чувство брезгливости вперемешку с жалостью, с которым я ничего не могла поделать.       — Олег, — представился он.       — Саша, — слегка придушенным голосом ответила я.       И пока, ошалевшая, я пыталась осознать, что такого мог сделать Олег, чтобы довести Сергея Павловича до мыслей об убийстве, архитектор схватил своей огромной лапой мою руку и принялся трясти её так, словно пытаясь вывихнуть мне плечо.       — Рад. Рад познакомиться.       А потом ещё наклонился и запечатлел слюнявый поцелуй на тыльной стороне моей ладони. А я все не могла прийти в себя. Только одна мысль крутилась на периферии сознания: «Боже мой, у него голова, как два моих лица!»       Но тут громко хлопнул багажник и вернулся Психчинский, которому я сейчас была безмерно рада. Злой Серёжа — животное понятное, так сказать, почти домашнее. А вот Олег…       Да, сначала я заметила внешность. Это сложно отрицать: запоминающаяся внешность всегда бросается в глаза. Вот только меня пугала не внешность, а его взгляд. Он был каким-то сальным, неприятным. А от ухмылки на его губах просто бросало в дрожь. Ещё и отношение Психчинского к Олегу, так сказать, добавило красок моему неприятному впечатлению. Захотелось просто выйти из машины и не садиться обратно.       Но то, как говорится, были ещё цветочки. Из города мы выбрались без проблем и сразу выскочили на хорошую разделённую автомагистраль, по которой ехать было бы сплошным удовольствием: ровный асфальт, полоса для обгона и никакой встречки, так ещё и машин пока что было немного. Вот только удовольствие мне не светило.       Во-первых, за рулём была не я, а Психчинский. В обычные дни его вождение вопросов у меня не вызывало — иногда я даже могла вздремнуть, — но сегодня он был раздражённый, и потому делал всё слишком резко и периодически желал водителям соседних машин эротических турпоходов с чертями. Хотя почему периодически? Он делал это чересчур часто. Слишком часто. Каждые десять минут примерно. В результате я цеплялась за ручку двери и искала ногами педаль тормоза, которой не было.       А Олег всё никак не мог заткнуться. То он давал советы по вождению, то просил ехать помедленнее, то, наоборот, побыстрее. Ему постоянно было то жарко, то холодно. То он смертельно оголодал и принимался хрустеть чипсами на всю машину, попутно осыпая крошками всё заднее сиденье, то начинал требовать воды и искал её под креслом, громко озвучивая свои действия. «Счас, счас, почти достал!» То стучал коленками по спинкам сидений. Моё-то ладно, но, когда он задевал Сергея Павловича, машина виляла так, что я резко уверовала:       «Боже, не убей меня — и я не убью ближнего своего!»       Потом Олег захотел в туалет. Сергей Павлович, тихо ругнувшись, сказал, что мы остановимся на ближайшей заправке. Я посмотрела по навигатору: до неё было где-то километров двадцать. Небольшое расстояние, может потерпеть любой человек. Однако Олег каждые две минуты спрашивал одно и то же:       — Ну, скоро там?       Причём таким противным тоном, что хотелось врезать ему с локтя. Однако, делая глубокие вдохи, я отвечала:       — Ещё пятнадцать минут.       — Ещё тринадцать минут.       — Осталось всего десять минут. Потерпите, пожалуйста.       Все это время Сергей Павлович, сцепив зубы, молчал. И я честно пыталась убедить себя в том, что, раз уж Психчинский помалкивает, то и я не должна возмущаться. Хотя претензий у меня за последние часы накопилась уйма.       В итоге, когда Психич всё-таки заехал на парковку заправки и Олег припустил в сторону туалетов, я выбралась из машины, чтобы подышать свежим воздухом и размять ноги. Солнце припекало и кондиционер не справлялся, в результате чего архитектор потел так, что в машине становилось нечем дышать. Так что да, воздух на заправке, обильно сдобренный бензиновыми парами и выхлопами с трассы, был что ни на есть свежим по сравнению с вонью в машине.       Сергей Павлович тем временем открыл все окна и тоже вышел. Он облокотился о крыло машины и закурил. На мой недовольный взгляд, мол, что вы курите в неположенном месте, он лишь глубоко затянулся и ответил:       — Саша, мои нервы не железные. Не лезь под горячую руку.       Я кивнула и задала первый вопрос из моего списка:       — В багажнике — это всё его?       — Да.       — Он переезжает?       — Ага. Высадим его на трассе под Ростовом. Глядишь, приглянется местным дальнобойщикам, и они покажут ему все прелести анального рая, — желчно ответил Психчинский и затянулся ещё раз.       На секунду я потеряла дар речи, а затем прыснула со смеху. А Сергей Павлович смотрел на меня таким взглядом, словно думал: «У Сашеньки опять проблемы с башкой, пожалуй, оплачу ей месяц в психушке».       — Мы можем забрать его на обратном пути и отобрать у него деньги, — предложила я, утирая слезы в уголках глаз.       Сергей Павлович посмотрел сначала на меня, затем на дверь заправки, снова на меня и спросил:       — Думаешь, ему кто-то заплатит?       — Мы подадим в суд, если не заплатят. И обвиним в неуплате оказанных услуг.       Психич усмехнулся:       — У тебя большой опыт в том, чтобы обвинять людей. Не удивлюсь, если в суде тебе поверят.       — Даю гарантию в сто процентов. Мне все верят.       Сергей покачал головой и выпустил очередное облачко дыма, а я поняла одну штуку: он успокоился. Ещё пару минут назад его буквально колотило от злости, а теперь он стоял рядом со мной и на полном серьёзе обсуждал какой-то бред. Это казалось самую малость странным, но я испытала облегчение. Просто ехать рядом с пороховой бочкой было так же неприятно, как ехать рядом с вонючей бочкой.       — Твою энергию — да в мирное русло… — рассеянно произнёс он, глядя на небо.       — Моё русло всегда мирное, — тут же ответила я. — Кстати, а он вообще кто?       — Архитектор, — сказал самую очевидную вещь начальник.       — А если больше конкретики? — не оценила его иронии я. — Просто вы с ним такой терпимый, с другими-то вы не особо…       Сергей Павлович тяжело вздохнул и перебил меня:       — Саша, просто «ты». Я-то с тобой всегда на «ты».       — Не всегда, — не согласилась я. — Вас мотает от пренебрежительного «Сашенька» до «Госпожи Клевер» и обратно, как на карусели. А где-то в промежутках затесались ещё «Саша» и «Александра Петровна».       Мужчина слегка задумался, а потом, пожав плечами, согласился:       — Что верно, то верно, — хмыкнул он. — Будем считать это моей особой формой общения. Но я ничего не имею против того, чтобы немного снизить уровень субординации. К тому же с Никитой ты в лёгкую перешла на «ты», а мне выкаешь уже лет пять.       — Ладно, — согласилась я. А про себя задалась вопросами. Насколько мы понизили уровень субординации? Допустимо ли мне теперь говорить «ты идиот» или всё-таки лучше «вы идиот»?       — Олежка-тележка вроде как брат новой жены Белозёрова, — вернулся к моему вопросу Психчинский. — Я и подумать не мог, что он окажется такой головной болью. Знаешь, сколько раз он поднимался наверх за своими вещами?       Я покачала головой, думая, куда бы свернуть с тропы диалога, чтобы Сергей снова не завёлся.       — Тридцать два. И в семи из них мы уже отъезжали от его дома. Я бы ещё понял, если бы он забыл что-то для работы. Но нет, всё это он спустил сразу же. А дальше началось… «Я забыл носочки». «Я забыл расчёску». «Я забыл трусишки». «Я забыл беспроводные наушники». «Я взял наушники, но забыл зарядку для них». «Я забыл пижамку». «Я забыл одеяльце», — Психчинский в последний раз затянулся и потушил сигарету. — В какой-то момент я начал думать, что он пойдёт ещё и за плюшевым мишкой, без которого не может спать, но нет. Он взял с собой зимние ботинки и пуховик! Я, конечно, всё понимаю, практичность и предусмотрительность — хорошие качества. Но что, чёрт возьми, должно произойти, чтобы летом выпал снег?       — Мне бабушка как-то рассказывала, что у них в июле в бытность её молодости как-то в ночь ударили морозы и пошёл снег, — припомнила я. — Правда, утром он уже весь растаял.       — Наверное, и ему бабушка такое рассказывала, — хмыкнул Психчинский, и отойдя от машины отряхнул джинсовые шорты. — Пойду куплю себе кофе. Ты будешь?       Я посмотрела на заправку, думая, что ответить. Маловероятно, что кофе там будет вкусным. Но всё равно кивнула. Как говорится, на халяву любой кофе вкусный. Сергей, которого можно звать на «ты», припустил в сторону заправки, а я крикнула ему в спину:       — Мне тот, где молочка побольше.       — Как пожелаете, госпожа Клевер, — ухмыльнулся он через плечо и скрылся за стеклянными дверьми в прохладных объятиях кондиционера.       Я же осталась дожидаться на парковке, потому что Психчинский забыл закрыть машину. А мне здравый смысл не позволил бы оставить полную машину вещей с открытыми окнами, хотя мысль о кондиционере и была очень даже заманчивой. В результате я припекалась на солнышке ещё минут десять, прежде чем мои спутники вернулись. И Психчинский, о боги, помимо стаканчиков с кофе нёс в руках ещё и мороженое. Обычный пломбир в рожке заставил меня улыбаться шире некуда.       Как-никак для леди-объедузера еда — лучший мотиватор.       Мы заняли места в машине согласно заранее купленным билетам и двинулись в путь. Олежка ещё время от времени ныл и делился историями из своей, скажем так, не особо интересной жизни. Рассказывал, что каждый раз после завершения стройки они варят плов из баранов и пьют до состояния, когда их самих уже сложно отличить от баранов. Он местами подхихикивал, особенно на тех моментах, где я бы покрутила у виска. К примеру, его бригада как-то раз занималась переоблицовкой дома — снимали старый пластик, имитирующий камень, и выкладывали новые фасады кирпичом. А клиент был относительно богатый, и в доме у него хранилась коллекция дорогого виски, которое не пили, а просто хранили. И вот один из его рабочих, когда хозяина не было дома, забрался в эту коллекцию и выпил всё, мол, что добру пропадать. Словил белочку и голышом бегал по территории дома, отбиваясь от инопланетян.       Рассказывая эту занимательную историю, Олег ржал, как конь, периодически задыхаясь, а мы с Сергеем Павловичем переглядывались и делали вид, что нам смешно. Хотя смешно нам не было. Я все представляла состояние заказчика, когда он вернулся домой и увидел эту картину. Если бы со мной подобное случилось, я придушила бы на месте и прямо в саду прикопала таких рабочих, а полиции сказала бы, что он просто не смог отбиться от инопланетян.       Так продолжалось до тех пор, пока Олежа, слава всем богам, не уснул. Мы сначала даже не сразу поняли: уже засыпая, он продолжал говорить, позёвывая. И вот в какой-то момент его зевания просто переросли в храп. В противный такой храп с присвистом и причмокиванием.       — Умоляю, скажи, что ты снял несколько номеров? — тихо спросила я, страшась ответа.       Психчинский хохотнул, и его смех показался мне каким-то нервным, настораживающим.       — Там нет гостиниц. Мотелей и хостелов тоже нет. Совсем. Это деревня. Там сдаются либо домики, либо комнаты в домиках. Ещё есть лечебный пансионат, но попасть туда нереально. А сейчас лето, и все занято, так что нам ещё повезло, что я смог найти комнату, где мы поместимся втроём. Там буквально лакшери условия.       — Я даже боюсь спросить, какие.       — Туалет в доме, а не на улице, — выдал мужчина бронебойный аргумент. — Правда, душ для постояльцев всё же на улице. Летний. Знаешь такой?       — Да, — ответила я, чувствуя, что поездка для меня будет ну очень интересной. И как в воду глядела. — У бабушки был такой. Мы с братом купались в нём детьми. Пугающего вида деревянная конструкция, сверху над которой прикреплена металлическая бочка с лейкой, и всё это обтянуто шторочкой.       — Да, что-то вроде того, — кивнул Псих. — Только у нас вариант поновей. Вместо шторочки — пластик.       — Можете меня высадить, пожалуйста., — взмолилась я. — Я домой пешком дойду.       — Открывай дверь, — пожал плечами Психич. — На спидометре всего лишь сто тридцать.       Я уже собиралась предложить двойное самоубийство в виде одновременного открывания дверей, но тут сквозь храп Олежки пробилась мелодия звонка. Обычная такая мелодия, заводская. А на экране стереосистемы высветилось «Д. Друг». Прежде чем ответить на звонок, Психчинский настоятельно попросил:       — Пожалуйста, воздержись от своих шуточек. Это по делу.       Я кивнула, настроившись на рабочий лад, вот только когда первая реплика «Д. Друга» пронеслась по салону, фраза Психича о тюрьме заиграла новыми гранями.       — Я убью эту суку! Слышишь, убью и закопаю! Хотя нет, даже копать не буду — просто сброшу в яму с радиоактивными отходами! Ей там самое место.       Психчинский посмотрел на меня и тяжело вздохнул, перестраиваясь в крайний правый ряд, сбрасывая скорость.       — Дим, ты орёшь на всю машину, а я не один. Тебя слышат мои коллеги, — удивительно спокойным голосом произнёс Сергей.       — И что? Мне плевать! Пусть весь мир знает, что моя сестра — отбитая!       — Что случилось? — спросил Психчинский, а я навострила ушки, старательно делая вид, что мне безумно интересны ландшафты полей и облачка.       — Это чудовище родилось в один год со мной.       — А если добавить конкретики?       — Конкретики тебе захотелось? — пылая гневом на весь мир, процедил этот Дима. — Ну, так лови конкретики: я не спал всю ночь, правил баги в системе форматирования, и вот наконец закончил — а было это в девять пятнадцать утра — и собрался спать. Но поспать мне было не суждено. Знаешь, почему? Ну же, Серёжа, спроси, почему я не смог лечь спать?       Очередной тяжёлый вздох, удивительным образом полный терпения. Краем глаза я даже заметила, что Психчинский улыбался.       — Почему же ты не смог лечь спать?       — Потому, Серж! На моем пороге стояла бабка. Чёртова восьмидесятипятилетняя бабка! С тросточкой.       — Как ты узнал её возраст? Ты установил себе возрастной датчик?       — Нет, придурок. По паспорту! Она показала мне свой паспорт. Между прочим, паспорт гражданина советского союза! А на мой вопрос, почему она его не поменяла, знаешь, что она ответила? «Незачем, милок, — говорит она, — когда надо было, забыла. А теперь-то зачем? Я его менять буду дольше, чем мне жить осталось».       Дима на удивление умело скопировал старческие интонации, ещё и голосом передал всю степень смирения с судьбой. Так умело, что я невольно прыснула со смеху в кулак, а Психчинский лишь приложил палец к губам, прося меня помалкивать. Я жестами показала, что закрываю рот на замок и ключ выкидываю в окошко. И как под Димино шоу одного актёра не проснулся Олег — для меня это навсегда останется загадкой. Хотя храп, как аккомпанемент к душераздирающей истории, был даже неплох.       — Ты хочешь знать, что было после?       — Очень, — сухо ответил Псих.       — Она отодвинула меня в сторону тросточкой и вошла в квартиру. И говорит мне такая: «Э-э-э как ты зарос, милок, прямо на моего мужа-лесника похож! Он как месяц в сторожке поживёт, всегда таким домой возвращается. Но ничего, сейчас баба Капа закатает рукава и приведёт в порядок и тебя, и твой дом. А потом ещё и оладушков тебе напеку».       — Не понимаю, почему ты так возмущаешься. Я бы сейчас не отказался от оладушков. Со сметаной и вареньем. О, а можно и с яйцами, ну, знаешь, такими заваренными в сливочном масле…       — Серж, не в оладушках дело! А в моей чёртовой сестре, — раздался трагический голос Димы на том конце. — Она наняла женщину, которая мне в бабушки годится, чтобы она убиралась у меня дома. Она меня таким образом пытается ткнуть носом, мол, смотри, братец, какой ты никчёмный. Вот только у моей сестрёнки не получится морально уничтожить меня так же, как это сделала Штукатурова Катополина Вагановна.       Я зажала рот рукой, чтобы молчать, что было очень даже сложно, ведь эскапады Димы были один в один, как жалобы Дара на меня. Хотя, если быть честной, жаловались мы друг на друга с братцем с завидной периодичностью, а иногда даже соревновались, кто нажалуется больше. И пока я проводила сравнительный анализ братско-сестринских отношений, упустила часть Диминой оды и вернулась на словах:       — …Димочка, а где же твой сервант? Как это у тебя нет серванта? А где ты хранишь свой сервиз? Что, у тебя нет сервиза? А как же гости? Как ты принимаешь гостей? Димочка, где твой стол? — скрежеща, как старуха, и самую малость шепелявя, вопрошал Дима, однако продолжил уже нормальным голосом: — Надо было видеть её взгляд, когда она поняла, что у меня в квартире нет не только серванта и сервиза, но даже стола. В спальню я её не пустил — побоялся, что бабушку инфаркт хватит.       — От твоих умений? — глумливо спросил Сергей. — Тебя вроде на помладше тянуло.       — Из-за того, что сплю я на полу, больной. Мне от твоих шуточек дурно стало. Как представил, аж перекосило.       — Я бы пошутил, но я в машине не один, — с каким-то непонятным мне намёком выдал Психчинский. А из динамиков раздался писк открывшегося домофона. — Дим, только не говори, что ты едешь в магазин за столом.       — Конечно же за столом. За столом, сервизом, сервантом и телевизором. Я, кстати, говорил, что бабуля удивилась, когда узнала, что у меня нет телевизора и я не читаю газет?       — Нет, не говорил, — отстранённо ответил Психчинский, вновь возвращаясь в полосу для обгона, так как в нашей впереди ехал КАМАЗ с открытым верхом, и в нём везли такие крупные камни, что у меня язык не повернулся бы назвать их галькой.       — А, ну вот… я полтора часа потратил на то, чтобы объяснить ей, что у меня не надо убирать. И готовить тоже не надо. Так что теперь еду за роботом-пылесосом — глядишь, этого окажется достаточно, чтобы наш дражайший Берсерк успокоился.       — Что, уже передумал её убивать?       — Не цепляйся к словам.       — Ладно, — пожал плечами Псих. — Как там мой кот?       — Твой подкаблучник? Когда я уходил, вылизывал Шизу, а она смотрела на него так, словно он не достоин её величия.       — Ясно. Не забудь дать ему витамины.       — Не забуду, — протянул Дима так, словно ему напоминали об этом уже не менее ста раз. — Ладно, Серёжа, из тебя, как всегда, отличный слушатель, но мне нужно выгонять машину.       — Ты серьёзно собрался ехать за роботом-пылесосом?       — Серьёзнее некуда. Пока.       Психчинский попрощался и сбросил звонок. Прежде чем я успела что-то спросить или сказать, он пояснил:       — «Шиза» — это кличка кошки.       — А у подкаблучника кличка есть?       — Да, Бальтазар.       — Мощно, — кивнула я, оценив кличку.       — Когда я его называл, даже подумать не мог, что он будет ходить за стерилизованной кошкой, которая ему никогда не давала и, вероятнее всего, не даст. Бальтазар — это тот парень, который вечно сидит во фрэндзоне.       — Зато он верный, — развела руками я. Тот факт, что у Психчинского есть кот, меня самую малость удивил, но не то чтобы сильно. Это не та информация, которая может шокировать или обескураживать.       Вот скажи он мне, что у него трое детей, я удивилась бы куда больше, так ещё и посочувствовала бы этим детям. Честно, представить Психа в роли отца семейства я не могла, так же как, к примеру, не могла представить себя в качестве матери.       Да и, если уж быть совсем откровенной, о детях я никогда не мечтала, в отличие от одной моей знакомой. В институтские годы была у меня одна приятельница, которая рассказывала, как её накрывает в период ПМС, мол, она рыдает и мечтает о детях. Ну, своих детях. Я тогда её слушала и охреневала — как вообще можно мечтать о бессонных ночах и подгузниках? Благо, мои гормоны пока так не шалят. А если меня когда-нибудь так накроет, то я первой же запишу себя на приём к психиатру.       — Верный он лишь потому, что кастрированный и домашний, — продолжил тем временем Псих. — Если бы гулял по улице, сомневаюсь, что он остался бы верным.       — О, я, кажется, поняла, — растянула я губы в улыбке. — То есть вся штука вот в чем: чтобы мужчина был верным, его нужно кастрировать и посадить дома на цепь? Правильно?       От шока Психчинский даже закашлялся.       — Саша, боже, какие мысли бродят в твоей голове? Мне страшно!       — Обычные мысли среднестатистической женщины, которая самую малость не уверена в себе и боится, что ей могут изменять, — как ни в чём не бывало ответила я и пожала плечами, мол, парень, а что такого в моих словах.       — И что, тебе часто изменяли? — последовал закономерный вопрос.       — Мне-то? Никогда. — категорично заявила я. — Мне изменять опасно. Так сказать, чревато последствиями. Я собственница до мозга костей: что в дружбе, что в отношениях — и не приемлю полумер. Человек либо мой со всеми потрохами, либо совершенно не мой.       — Общение с тобой вообще чревато последствиями, — хмыкнул Псих и постучал себя по все ещё травмированному носу. Синяк побледнел и пожелтел, да и отёк спал, но следы оставались заметны.       — Слушай, а я как-то упустила один момент. А Никита тебе его сломал или просто разбил?       — Саш, ты когда-нибудь видела человека со сломанным носом? — с нотками юмора в голосе поинтересовался Сергей Павлович.       — К счастью, не приходилось.       — Да, действительно к счастью. А у меня, мой добрый заказчик киллера, всего лишь ушиб. Через пару дней всё пройдёт, — с усмешкой разъяснил он. — Хотя, когда мне сломали его в первый раз, у меня был перелом со смещением и мне его вправляли, а потом я ещё некоторое время ходил с шиной. Самое смешное, что это было во время сессии: я страшно гундосил, и один из преподавателей так надо мной ржал, когда я рассказывал билет, что специально задавал мне доп. вопросы, потому что знал, что я на них отвечу. Вот только ржал не только он, но и студенты, которые вообще-то должны были писать свои билеты. Большим посмешищем в своей жизни я ещё никогда не был. Ну и я этой гниде сразу же решил мстить: пошёл в деканат, а там, по счастливому стечению обстоятельств, сидел ректор и пил чаёк с нашим деканом. Так что я, недолго думая, начал в красках описывать, как надо мной бедным-несчастным издевались. Над Серёжей отличником, который не мог ни говорить нормально, ни дышать.       — Вау! И что стало с преподом? — искренне заинтересовалась историей я, в красках представив Психича, занимающегося стукачеством. — Его уволили?       — Нет, конечно. — с иронией ответил он и улыбнулся по-доброму своим воспоминаниям. — В теории это могло бы закончиться чем-то плачевным, но у меня в зачётке стояло «отлично», так что они всего лишь пожалели меня. Ну, а чтобы я не пошёл жаловаться в министерство образования, посулили мне автоматы по остальным предметам. Да только они у меня уже стояли. Вот и стоим мы в деканате, смотрим друг на друга — я на них, они — на меня — и не знаем, что делать, а за окном каркают вороны.       — И чем всё закончилось?       — О-о-о, — протянул Психчинский, — пришёл этот самый преподаватель, — не знаю, случайно он зашёл или его позвали, — и давай меня на все лады расхваливать. Мол, посмотрите на Серёжу, лучший студент на потоке, умный, ответственный, чуть ли ни гений. Скажу так, чувствовал себя в этот самый момент я себе не гением, а идиотом. Причём конченым. Так что гнусаво попрощался и свинтил, под шквал из хвалебных од о себе любимом.       — Это была поучительная история? — спросила я, потому что финал у истории вышел уж больно нравоучительным. Как в стрёмной детской сказке, где всё в лоб; без права сделать неправильные выводы.       — Да.       — И чему она должна была меня научить?       — Нужно больше думать о результатах своих поступков. По крайне мере именно этому случившееся научило меня.       — Запомню! — торжественно пообещала я, а Психчинский лишь хмыкнул в своей обычной манере, мол, не верю я тебе, Сашенька. В чём-то, вероятно, он был прав…       Так мы и ехали до Волгограда по относительно нормальным дорогам — первую часть пути и вовсе по автомагистрали. Переговаривались о всяких неважных, но каких-то бытовых и даже смешных вещах. Я всегда знала, что с Психчинским можно поговорить и никогда не сомневалась в его умственных способностях. Просто раньше мы говорили в основном о работе и никогда не переходили на личности. Однако делиться с ним своими историями и слушать его оказалось на удивление забавно. Он рассказал мне про драку, из-за которой ему и сломали нос в первый раз. Я рассказала ему об обеде с Ташей и Никитой и высказала всё, что думаю по этому поводу. Наше мнение оказалось схожим. Психчинский и вовсе уже купил костюм на свадьбу и гадал над правильным подарком.       И мы, посмеиваясь, начали перебирать идеи для подарков вместе. Начиная с годового запаса приправы для борща и заканчивая новым адекватным мужем для Таши. И это было… весело.       В какой-то момент я поймала себя на мысли, что мне уютно. Я понимала всю абсурдность ситуации — чувствовать себя подобным образом, сидя в машине на трассе, когда на фоне храпит Олежка, и тем не менее чувство уюта обволакивало меня своим теплом, и я не могла от него отстраниться.       Я даже подумала, что командировка может оказаться не так уж и плоха, если всё пойдёт так и дальше… Но потом случилась она — Ведьмина Тропа!       Назвать эту дорогу иначе я не могу. Мне кажется, там демоны срать боятся, не то что люди ездить. Узкая, разбитая в хлам двухполоска, где машины разъезжаются, едва ли не цепляя друг друга зеркалами, и с такими круто уходящими вниз обочинами, что шансы слететь с дороги в кювет возрастают с геометрической прогрессией. Сразу вспомнилось, как мы с папой ездили по серпантину, и я чуть не схватила несколько инфарктов в подростковом возрасте.       И на эту чёртову дорогу мы выехали в сумерках. В тех самых паршивых сумерках, когда ты видишь красное небо, но не видишь дороги вообще. Так ещё и фары мимо проезжающих машин слепят. Нам стало как-то не до разговоров. Радио резко перестало ловить волну, и я попыталась его настроить, пока Псих разбирался с навигатором, который то терял связь со спутником, то путался в показаниях и перестраивал маршруты.       Я про себя мысленно звала мамочку и просила вернуть меня обратно, Сергей Павлович просто матерился, проснувшийся Олежка тяжело вздыхал и просил ехать помедленнее, а мы и так ехали максимум сорок, а то и меньше. Вот только из-за обилия поворотов и того, что мы уже подустали, казалось, что машина несётся с бешеной скоростью.       Где-то в процессе всего этого навигатор попросил нас повернуть. Что мы и сделали. Сначала один раз… потом другой… ещё раз пять… И тут дорога кончилась — начались поля.       И не те поля, окружающие деревни, где бабушки сажают картошку и пасут коров. А сплошниковые поля, которые тянутся на гектары, в которых неизвестно откуда взялись просёлочные дороги. И вот мы едем по полям и не знаем, что делать, потому что навигатор вдруг решил окончательно умереть, а мой телефон просто потерял связь. У Олега оказался другой оператор, но он тоже решил, что нас не нужно отвлекать лишними звонками. Пару раз нам встретились коровы и их лепёшки. Что всё-таки немного обнадёживало. А вот могилы на своеобразных маленьких кладбищах, мелькавших в сумерках — не обнадёживали, хотя их тоже можно было воспринимать, как знак того, что где-то рядом можно всё же найти деревни. Если те не вымерли.       Вот только мы проехали более тридцати километров, а ни одной деревни так и не нашли. Только бескрайние степи. Всё-таки, я думаю, это были степи, а не поля. А тут ещё и бензин уменьшался, что не могло не давить на нервы. Как и Олежка, причитающий время от времени.       А у меня от нервов уже настолько зашли шарики за ролики, что я всерьёз начала задумываться над тем, чтобы остановиться у ближайшего кладбища и вызвать духов. Зря что ли мама когда-то пыталась обучить меня мудрёной системе общения с предками? Ну, вдруг похороненные здесь люди помогут нам найти дорогу? И плевать, что мама всегда наставляла с потусторонним миром не связываться без особой нужды и общаться только с проверенными. Вот как узнать, что в могиле сердобольная Маша, а не маньяк Антоша? На старых захоронениях имён, к сожалению, не писали, а если и писали, всё надписи давно стёрлись. Да и вообще очень грустно, что у коров не спросишь, как добраться до того места, где их доят.       И если я накручивала себя мысленно, то Олежка накручивал нас всех устно. Причём делал это максимально бесяво, постоянно переходя на личности то Психчинского, то Белозёрова, то в целом вселенной: и машина у Сергея не очень, и водитель он так себе, а навигатор у него вообще убогий, и теперь мы все умрём в полях. И бедная его сестрёнка, которую угораздило выйти замуж за старого хрыча, которому великий Олежа согласился помочь, и теперь он за свою доброту помрёт. В общем, собирал всё, что можно было собрать, и жалел себя на все лады.       В какой-то момент я подумала, что не выдержу его нытья и уже хотела высказать Олегу всё, что накопилось за день, но Психчинский меня опередил. Своим замогильным голосом, от которого у меня лично мурашки по спине побежали, Сергей попросил, хотя, скорее, приказал:       — Олег, заткнись, — а затем, немного подумав, всё-таки добавил. — Пожалуйста.       И в этих трех словах было столько угрозы, что Олег реально заткнулся, и дальше мы ехали в тишине, если не считать шума машины.       И вот, когда мы думали разворачиваться и пытаться всё-таки найти выход на ту чёртову «Ведьмину Тропу», свершилось чудо — в прямом смысле слова «бог из машины». Тот самый литературный феномен, который меня иногда забавлял, а иногда бесил. Но которому сейчас я была безмерно рада.       Сначала вдалеке показались две светящиеся точки на горизонте, и я в ужасе решила, что на мои мысленные мольбы откликнулись духи. Однако по мере сближения стали отчётливо видны фиолетовые крылья их железного коня. Коня с типичным русским именем «Лада». А затем, когда машины поравнялись, за ветровым стеклом мы разглядели их, наших рыцарей…       Казахов.