Мерцание/Twinkle

Это брелок для ключей. Просто брелок для ключей, из кожи и металла, и Сэм действительно много размышлял над ним и вложил в него немало труда. Он упорно работал над своим подарком, долго думал над тем, что может подарить брату, что было бы правильным. Ночь с дорогой девочкой по вызову была исключена сразу же после взгляда на спящего Дина — измученного и гораздо более худого, чем он всегда был. Посеревшего от горя и алкоголя. И если бы Сэм не знал, не становился свидетелем снова, и снова, и снова, как Дин борется с самим собой каждое утро, чтобы подняться, он бы сказал, что не осталось и следа от того героя, которого он боготворил, любил и на которого обижался в равной степени, пока рос. Но Сэм знает, что герой все еще здесь, все еще живет где-то под этой истончившейся оболочкой, прячется в этих усталых глазах и лишь изредка позволяет Сэму мельком увидеть себя. И в эти моменты резкая боль рассекает Сэма изнутри, тоска по брату, которого он знает, который мог бы быть рядом с ним, если бы жизнь не отымела его так изощренно, если бы Бог, ангелы, друзья и враги раз за разом не вышвыривали Дина за порог этой жизни, пережевывая его, выплевывая и втаптывая в землю. В эти моменты Сэм мучительно хочет назад своего язвительного, неугомонного, бегающего за каждой юбкой брата, который доводил его до белого каления, или вызывал у него снисходительную улыбку, или безумный смех, когда Сэм думал, что мир стал слишком темным, чтобы двигаться дальше. Сэм горько усмехается, понимая сейчас, как мелка и незначительна была та тьма, как наивен был тогда он сам, но он хочет дать Дину что-то в ответ. Он хочет, чтобы Дин улыбался, хочет видеть его веселым и дурашливым, он хочет, блядь, сам, наконец, начать улыбаться, но больше всего он хочет, чтобы Дин был счастлив. Пусть даже лишь на мгновение, лишь на короткое время. Он хочет вернуть Дину дар, который тот всегда отдавал так свободно, но ему не хватает легкости брата, и его попытки пошутить с громким треском разбиваются об землю и тонут в неглубоких лужах на дороге, оставляя после себя горечь неудачи. Сэм — не Дин. Он никогда не хотел быть Дином, но сейчас он думает, что было бы легче, если бы он им был. Если бы он был не настолько Сэм и хотя бы чуть-чуть более Дин, тогда, может быть, он бы знал, как поступить правильно. Ага. Правильно. Если бы. Но, возможно, тогда бы он выглядел не таким беспомощным, немного более уверенным в себе, немного более похожим на героя, который с легкостью справляется с мировым злом и прекрасно выглядит при этом. Он не Дин. И не может им быть. Он всегда будет Сэмом, и одной пьяной ночью он понял то, что Бобби не раз пытался рассказать ему в своей грубоватой, неуклюжей, но заботливой манере. Если и есть нечто, чем Дин всегда гордился — так это то, что Сэм вырос тем, кем он стал. Если и есть нечто, о чем Дин точно знает, что сделал правильно — так это то, что он вырастил Сэма тем, кем он стал. И если это правда — а Сэм знает, что так оно и есть — то идеальным подарком может быть лишь тот, который будет полностью его, полностью Сэма. Поэтому Сэму предстоит поиск идеального Сэмо-подарка, Сэмо-вещи, чтобы показать Дину, как сильно он его любит, ценит и, да, блять, да, как сильно он по-прежнему хочет, чтобы Дин был рядом, нуждается в нем с той же абсурдной силой, которая была, вероятно, заложена в них с рождения. Хотя когда-то давно Дин мог бы оценить и девочку по вызову, и ночь в стрип-клубе, Сэм знает, что сейчас брату нужно не это. Он не хочет думать о секс-привычках Дина, никогда не хотел, но довольно трудно игнорировать тот факт, что Дин не уходил на ночь последние... черт, сколько? Месяцы? Годы? Сэм не хочет много думать о сексе. У него свой набор проблем с этим, спасибо, но кажется слишком неправильным, что Дин, видимо, потерял всякое желание искать утешения в женских руках, как он привык. Итак, нужна другая идея. Это точно не та вещь, которую можно купить, даже близко. Хотя некоторым штукам Дин бы обрадовался, но они не стыкуются с тем, что Сэм хотел до него донести. Как сказать: "Пожалуйста, не оставляй меня, пожалуйста, останься, пожалуйста, вернись и продолжай бороться вместе со мной”, — даже не произнося этих слов? Как сделать так, чтобы они не прозвучали, как поздравление с дешевой рождественской открытки? Как сказать об этом, не вызвав у Дина отторжения или желания рассмеяться так пугающе искусственно, как он в последнее время делает, чтобы он не хлопнул Сэма по спине и не пробормотал на автомате что-то вроде "Да я рядом, Сэмми, не понимаю, о чем ты вообще”. И вот, однажды, наблюдая, как Дин рассеянно перебирает пальцами ключи от Импалы, Сэм явственно услышал тихий щелчок, звоночек, который соединил его будущий подарок с тем, что связывало Дина и Сэма с всеми местами, оставившими на них след... В тот день Сэм понял. И он с головой ушел в работу. *** — Это просто брелок для ключей, — говорит Сэм через некоторое время, когда он не может больше выносить молчание. Когда стало казаться, что брат сидит, уставившись на маленькую коробочку, уже как минимум час, Сэм прикрывает глаза и нервно пробегает языком по губам. — Ничего особенного. Он знает, что это ложь. Он знает, как много труда в это вложено. Он лжет, пытаясь прикрыть неловкость, потому что ему сложно выносить этот странный, пустой взгляд Дина, ждать чего-то, что вот-вот произойдет, и бояться этого. Он так чертовски напуган тем, что может случиться, тем, что может сделать Дин, когда поймет, что именно Сэм отчаянно хочет сказать ему. Даже если он догадается, сколько стараний вложено в эту вещь, он может отмахнуться, бросить что-то вроде: "Аксессуар для девчонок, Саманта!" — сказать так просто потому что... просто потому, что порой Дин ведет себя как настоящая сволочь, когда дело доходит до сентиментальностей. Но Дин, вынимая предмет из коробки, лишь тихо сглатывает. Это кусочек кожи размером со спичечный коробок, может, чуть больше. На его поверхности Сэм вырезал две демонские ловушки в окружении огня — да, дизайн их татуировок, можно пожурить его за излишнюю эмоциональность — вырезал нагретым ножом, а потом обвел темной краской. Края оторочены тканью, узкая строчка шва почти не видна, но все же прекрасно обрамляет работу. Сэму и самому кажется, что получилось довольно круто. На брелоке прочное металлическое кольцо для ключей, посеребренное, потому что чистое серебро слишком мягкое и не выдержит мало-мальски тяжелого груза. Кольцо крепится к пряжке от пояса, вокруг которой обернута и склепана полоса кожи, служащая основой для брелока. Не просто пряжке, конечно же. И не от простого пояса. Сэм уже давно обнаружил в багажнике плащ, и сам не знал, как справиться с приступом легкой печали, который всегда провоцировала эта вещь. Ему нравился ангел, и ему совсем не нравилось, что они потеряли еще одного друга. И все-таки Сэм мог жить с осознанием того, что Каса с ними больше нет. А вот с чем он жить не хотел, так это с тем, как его смерть повлияла на Дина. С тем, что брат потерял веру во что бы то ни было, кроме Сэма, а иногда даже и в Сэма. С его грустью, его глупым чувством вины, отсутствием энергии и желанием забыться. Поэтому Сэм взял часть этого плаща и попытался превратить ее в нечто, что навсегда останется с Дином, и он не будет выглядеть при этом так же глупо, как человек, возящий поношенный плащ в багажнике — девчачий стиль, не достойный такой личности, как его брат. Сэм надеялся, что Дин поймет, что это означает. Связь. Весь брелок сделан их этих связей, соединяющих последние нити в глупой надежде, что они будут держаться, что они будут напоминать, но не тянуть ко дну. Заклепки на коже Сэм изготовил из гильзы для кольта, и он был очень осторожен, чтобы не нарушить маркировку. Нож, которым Сэм вырезал пентаграмму? Их противодемонский нож. Короткие нитки, которые он использовал для стежков? Сэм отрезал их от одной из кепок Бобби. И, наконец, краска, благодаря которой рисунок на брелоке яркий и контрастный? Никакой краски. Сэм надеется, что его кровь будет держаться на поверхности кожи достаточно долго, чтобы не обновлять рисунок. *** — Ну так?.. Дин все еще ничего не говорит, но он, по крайней мере, перестал смотреть на маленькую безделушку так, будто она свалилась с Луны. — Это для... ну, для ключей. Сэм не уточняет, для каких ключей, а Дин и не спрашивает. Есть только один комплект ключей, о которых вообще может идти речь. Дин чуть сдвигается на кровати, его руки прослеживают линии дьявольской ловушки, поглаживают нити и пряжку, словно он хочет согреть их. Сэм прикусывает губу. Не похоже, что Дину не понравилось, но это все немного... странно. Дин сжимает в кулаке кусочек кожи, прячет его под пальцами, второй рукой накрывает первую, кусая ногти больших пальцев. И в этот момент Сэм особенно сильно хочет сказать что-то, может быть, глупо пошутить, просто чтобы избавиться от напряжения в глазах брата, огромных, умоляющих и чуть влажных. Дин прижимает кулаки с зажатым в них брелоком к подбородку и внезапно выглядит таким молодым. Чертовски молодым. И Сэм едва сдерживает себя от того, чтобы броситься к брату и сжать его в своих объятьях, как тот сейчас сжимает свой подарок. Без предупреждения Дин вскакивает на ноги и, проскользнув мимо Сэма, распахивает дверь мотельного номера. Сэм следует за ним по пятам. Там, за зданием мотеля — она. Заснеженная и холодная, черная и блестящая — их единственный дом, и Дин застывает перед ней неподвижно, в одной рубашке и босиком. Свет уличных фонарей отражается от ее поверхности там, где она еще не прикрыта снегом. Но таких участков немного, потому что она простояла тут весь день, и все это время снег не переставал падать. Но она здесь, и Сэм чувствует то же тянущее чувство, что и тогда, когда шериф Миллз, пригнавшая сюда машину, отдавала ему ключи. — Детка... — шепчет Дин, касаясь ее двери, словно не может поверить, что она здесь, реальная и твердая. — Детка... Сэм видит даже со своего места немного в стороне и позади, как дрожь пробегает по спине брата. Дин дрожит, а потом вцепляется пальцами в волосы на затылке, и Сэм видит, как его несгибаемый старший брат опускается на колени перед машиной прямо на промерзшую заснеженную землю. Его лоб касается холодного металла и тихий вздох повисает в воздухе, как звук сирены. Этот звук идет из глубины души Дина, Сэм знает это, и он бросается к брату, чтобы поддержать его, когда тот перестает контролировать себя и просто плачет, так, как Сэм еще не видел. Дыхание Дина прерывисто, слезы скатываются по щекам, и дрожь проходит по всему его телу. А потом полное молчание, ни единого звука больше не слышно — слава богу! — и Сэм прилагает все усилия, чтобы просто держаться. — Тшшш, — это единственное, что он может сказать, единственное, что прозвучит правильно, и он повторяет, — тшшшш... Снег мягко падает на тихие улицы, заглушая все звуки. Небо серо-голубое от облаков, немое, и обычные люди в такой день сидят в своих домах, поедают гуся и печенье и разворачивают подарки, а Дин молча отпускает себя на пустой стоянке, прижавшись к холодному металлу своего автомобиля, укрытый руками Сэма, защищающего его от снега. Сэм лишь придерживает его, не делая ничего больше. Не обнимает, не прижимает, просто защищает от холода, так, чтобы его глупый полуодетый брат не превратился в эскимо. — Тшшшш, — повторяет он, но снег заглушает все вокруг, и этот звук не слышим больше никому, кроме них двоих. Дин плачет, раскрывая свое сердце, выплескивая годы скорби на металл, кожу Сэма и асфальт дороги. Это не то, чего Сэм хотел добиться своим подарком. Не то, но именно это он получает в ответ, и он будет хранить и беречь это так долго, как только потребуется. *** Ночь холодная, темная и тихая, и когда снег перестает падать, звезды смотрят на белый, укрытый пушистым одеялом мир. Самым ярким из них, самым сильным удается пронести свой свет к земле. Они мерцают, когда замечают сжавшуюся в комочек фигуру в снегу. Нет, две фигуры, одна из которых обнимает другую, обе дрожат от холода, горя и боли, обе чувствуют себя потерянными и одинокими, хотя они вместе. Большой силуэт держит меньший, словно хочет уберечь его от падения, от дрожи; он положил подбородок на голову меньшего и поднял к небу глаза, смотря прямо на звезды, на их холодную красоту. И если бы звезды могли чувствовать, они были бы потрясены немой мольбой, обещанием, силой, решимостью и каплей веры в этих глазах. Но звезды ничего не чувствуют.