Белый табак

После изнурительно жаркого дня ночь была истинным благословением. Оглушительно благоухал белый душистый табак — застенчивый цветок, распускающийся только в сумерках. А лучше всего была тишина, особенно для того, кто сегодня пережил грохочущий, орущий и воющий концерт местечковой рок-группки. Но тишину то и дело прерывали ночные звуки, обычные для дома, где живёт множество людей. Всё-таки дома было слишком тесно, недаром Рендзо всегда хотелось оттуда вырваться. Чёткий распорядок дня в секте, которому частично подчинялись и дети, жёсткая иерархия, где его место было заранее известно — такая определённость во всём угнетала его. Хотелось свободы. Хотелось рвануть куда-то в неизвестность и лететь на собственных крыльях. На галерею напротив вышла девушка в белой юкате. Рендзо по привычке затаился в тени. Идзумо. Она была одним из объектов его наблюдения, но не только потому, что такое задание дал ему загадочный вербовщик. Рендзо и самому нравилось смотреть на неё. Он знал о ней больше остальных, лучше понимал её поведение, и это тайное знание давало ему чувство превосходства. Идзумо тоже скрывала от остальных самое главное: то, что её жизнь уже была обещана в жертву ради спасения её маленькой сестры. И она в отличие от Рендзо не собиралась переписывать свою судьбу. Но глядя на Идзумо, он никак не мог поверить, что она так легко отдаст своё тело и душу. Даже в ней порой прорывалось желание пожить обычной жизнью. Пожить ещё хоть немного. Сорвав один цветок табака, Рендзо почти бесшумно прокрался по мокрому саду и неожиданно возник на галерее рядом с Идзумо. Она в первый момент испугалась. — Ты откуда взялся? Нельзя же так выпрыгивать! — грозным шёпотом сказала Идзумо. — Ой, прости, Идзумо-тян! Увидел, что ты любуешься луной и решил составить тебе компанию, — почти честно ответил Рендзо. — Да я и не любуюсь. Просто в комнате духота, я вышла подышать хоть немного. Идзумо явно смущалась от того, что они стояли тут вдвоём в темноте. Она в своей белой юкате светилась, будто призрак. «Этот маленький дух, чего доброго, заберёт меня с собой в царство смерти», — не то с иронией, не то с опаской подумал Рендзо. Ему было приказано не сближаться с ней слишком сильно. Но ему нравилось играть не по правилам и нравилась эта неприветливая и обречённая девушка. Рендзо всё ещё держал в руке белую звёздочку табака. — Вот, это тебе. Я не принёс тебе цветов сегодня, так что… — он протянул ей своё подношение. Идзумо машинально взяла цветок, но сразу же ощетинилась: — Какие ещё цветы? Я же сразу сказала: это не свидание. — Хорошо, хорошо, совсем не свидание, — покорно согласился он. А потом наклонился и поцеловал её, притянув к себе за плечи. Поцелуй вышел целомудренным и неловким, потому что она не ответила, а он не хотел настаивать. Но Идзумо всё равно возмущённо попыталась оттолкнуть его. — Совсем с ума сошёл? — заливаясь краской, свирепо прошептала она и оглянулась по сторонам: не видел ли кто. Рендзо не стал спорить. — Ага, совсем, — радостно кивнул он и, взяв одну из ладоней, упиравшихся в его грудь, быстро поцеловал запястье изнутри, где билась тонкая голубая жилка. — А в полнолуние у меня обострение. Ничего не могу с собой поделать! И, опасаясь дальше испытывать судьбу, Рендзо отпустил её и спрыгнул обратно в сад. До него донеслось сдавленное: — Вот придурок! Идзумо подалась вперёд, будто хотела догнать его, но на краю веранды остановилась и сжала кулаки от досады. — И луна сегодня растущая! Растущая, слышишь! — и уже совсем-совсем тихо: Это же мой первый поцелуй! Хоть бы спросил сначала… Рендзо ничего не ответил, будто не услышал её. Он помахал Идзумо рукой уже с галереи. А когда она резко отвернулась и раздвинула сёдзи, он увидел, что в руке она всё-таки держит его цветок. Рендзо захотелось совершенно по-дурацки подпрыгнуть от радости. Желание жить невозможно объяснить, его нельзя внушить. Но можно поделиться своим. А его тяга к жизни, мощная, как восходящий поток, могла поднять в воздух даже птицу с подрезанными крыльями.